Дети проходили мимо них, направляясь в кино, Питер Гордон прошел с Марцией Фэддон. Им сам бог велел ходить вместе, но Ричи видел причину в другом: они жили рядом на Западном Бродвее и являли собой такую отменную пару идиотов, что не могли существовать без внимания и поддержки друг друга. У Питера Гордона уже полезли угри, хотя ему было только двенадцать. Иногда он тусовался с Бауэрсом, Криссом и Рыгало, но гонять малышню в одиночку ему не хватало духа.

Он посмотрел на сидящих на скамье Ричи и Бев и тут же заголосил:

– Ричи и Беверли сидели на дереве! Тили-тили-тесто, жених и невеста! Сначала любовь, следом свадьба придет…

– …и вот уже Ричи с коляской бредет! – закончила Марция и рассмеялась, будто закаркала.

– Сядь-ка на это, милая. – Бев показала ей палец.

Марция негодующе отвернулась, словно не могла поверить, чтобы кто-то мог позволить себе такое хамство. Гордон обнял ее, обернулся к Ричи, процедил:

– Может, я еще повидаюсь с тобой, очкарик.

– Может, ты повидаешься с поясом своей матери, – ловко ответил Ричи (пусть даже и невпопад). Беверли согнулась пополам от смеха. На мгновение коснулась его плеча, но Ричи как раз хватило времени отметить для себя приятность этого прикосновения. Потом она выпрямилась.

– Пара придурков.

– Да, я думаю, Марция Фэдден ссыт розовой водой, – ответил Ричи, и Беверли вновь засмеялась.

– Шанелью номер пять, – приглушенно добавила она, потому что закрывала рот руками.

– Будь уверена, – поддакнул Ричи, хотя понятия не имел, что такое «Шанель номер пять». – Бев?

– Что?

– Можешь показать мне, как заставить ее «спать»?

– Наверное. Никогда не пыталась кого-то научить.

– А как ты научилась? Кто показал тебе?

Она пренебрежительно глянула на него.

– Никто мне не показывал. Сама научилась. Как и крутить жезл. Это у меня здорово получается.

– Тщеславие твоей семье неведомо. – Ричи закатил глаза.

– Получается, – повторила она. – Но я ни у кого ничему не училась.

– Ты действительно можешь крутить жезл?

– Конечно.

– Вероятно, войдешь в группу поддержки в средней школе, да?

Бев улыбнулась. Такой улыбки Ричи еще не видел. Глубокомысленной, циничной и при этом грустной. Он даже отпрянул от неведомой силы этой улыбки, как ранее – от фотографии в альбоме Джорджи, когда она пришла в движение.

– Это для девочек вроде Марции Фэддон, – ответила Бев. – Для нее, для Салли Мюллер, для Греты Боуи. Для девочек, которые ссут розовой водой. Их отцы помогают покупать спортивное снаряжение и форму. Они войдут в группу поддержки. Я – нет.

– Да перестань, Бев, напрасно ты так…

– Почему напрасно, если это правда? – Она пожала плечами. – Мне без разницы. Да и кому охота кувыркаться и демонстрировать нижнее белье миллиону людей? Смотри сюда, Ричи. Внимательно.

Следующие десять минут она показывала Ричи, как заставить йо-йо «спать». И ближе к концу Ричи уже начал соображать что к чему, пусть ему и удавалось поднять йо-йо только на половину нити после того, как она «просыпалась».

– Ты недостаточно сильно дергаешь пальцами, только и всего, – указала ему Бев.

Ричи посмотрел на часы на здании банка «Меррилл траст» на другой стороне улицы и вскочил, засовывая йо-йо в задний карман.

– Черт возьми, я должен идти, Бев. Договорился о встрече со стариной Стогом. Он еще решит, что я передумал.

– Стог – это кто?

– Бен Хэнском. Я же зову его Стог. Ну знаешь, как Стога Колхуна [153], рестлера.

Бев нахмурилась:

– Это не очень хорошо. Мне нравится Бен.

– Не порите меня, масса! – закричал Ричи Голосом Пиканинни [154], закатив глаза и вскинув руки. – Не порите меня, я буду хорошим, мэм, я буду хорошим…

– Ричи, – только и сказала Бев.

Ричи прекратил паясничать.

– Мне он тоже нравится. Пару дней назад мы построили плотину в Пустоши и…

– Вы туда ходите? Вы с Беном там играете?

– Конечно. И еще несколько парней. Там круто. – Ричи снова посмотрел на часы. – Я должен идти. Бен ждет.

– Ладно.

Он, однако, не сдвинулся с места, подумал, а потом сказал:

– Если у тебя нет никаких дел, пойдем со мной.

– Я же сказала тебе, у меня нет денег.

– Я за тебя заплачу. У меня есть пара баксов.

Бев бросила остатки рожка в урну. Ее глаза, чистые, ясные, серо-голубые, повернулись к нему. Они лучились весельем. Сделав вид, что поправляет волосы, Бев спросила:

– Правильно ли я поняла, что меня приглашают на свидание?

На мгновение Ричи растерялся, что случалось с ним крайне редко. Более того, почувствовал, что краснеет. Он предложил ей пойти в кино совершенно естественно, как предложил Бену… правда, Бену он вроде бы что-то говорил насчет возврата долга? Да. Но Беверли он ничего такого не сказал.

Ричи стало совсем уж не по себе. Он опустил глаза, отвел их от ее веселого взгляда и тут понял, что ее юбка чуть приподнялась, когда она поворачивалась, чтобы выбросить остатки рожка, и он видит ее колени. Он поднял глаза, но ничего не выгадал: взгляд уперся в начавшие наливаться груди.

Поэтому Ричи, как обычно и случалось с ним в минуты замешательства, нашел спасение в абсурде.

– Да. На свидание! – воскликнул он, упал перед Бев на колени. Протянул к ней сцепленные руки. – Пожалуйста, пойдем! Пожалуйста, пойдем! Я покончу с собой, если ты скажешь «нет»! Но ты не скажешь? Не скажешь?

– Ох, Ричи, с тобой не соскучишься. – Она снова засмеялась, но вроде бы и чуть покраснела? Если так, то стала еще прекраснее. – Поднимайся, не то тебя арестуют.

Он поднялся и вновь плюхнулся рядом с ней на скамейку. Почувствовал, как возвращается хладнокровие. Он твердо верил, что от дурачества всегда только польза, если вдруг голова пошла кругом.

– Так ты хочешь пойти?

– Конечно, – ответила она. – Спасибо тебе большое. Подумать только! Мое первое свидание. Вечером я напишу об этом в дневнике. – Она сцепила руки между начавших набухать грудей, похлопала ресничками. Потом рассмеялась.

– Лучше бы ты это так не называла, – попросил Ричи.

Она вздохнула:

– В твоей душе романтики не найти.

– Чертовски верно, не найти.

Но он чувствовал, что очень доволен собой. Мир вдруг стал таким прозрачным, таким дружелюбным. Время от времени он поглядывал на Бев. Она смотрела на витрины – повседневные и вечерние платья в «Корнелл-Хопли», на полотенца и сковородки в «Дискаунт барн», магазине скидок, а Ричи больше интересовали ее волосы, линия шеи. Он обращал внимание на то место, где голая рука выходила из круглой дырки в блузке. Разглядел край лямки ее комбинации. И все это его радовало. Он не мог сказать почему, но все, что случилось в спальне Джорджа Денбро, отступило как никогда далеко. Время поджимало, им следовало спешить на встречу с Беном, но он не возражал против того, чтобы она подольше поглазела на витрины, потому что ему нравилось смотреть на нее и быть с ней.

Дети отдавали четвертаки в окошечко кассы «Аладдина» и проходили в фойе кинотеатра. Глядя через стеклянные двери, Ричи видел толпу, собравшуюся у прилавка со сладостями. Машина для приготовления попкорна работала с перегрузкой, выбрасывая и выбрасывая очередные порции воздушной кукурузы, засаленная крышка на петлях поднималась и опускалась. Бена он нигде не видел. Спросил Беверли, не заметила ли она его. Она покачала головой.

– Может, он уже в кинотеатре.

– Он говорил, что у него нет денег. И дочь Франкенштейна никогда не пустила бы его без билета. – Ричи ткнул пальцем в сторону миссис Коул, которая работала кассиршей в «Аладдине» еще до того, как появилось звуковое кино. Ее волосы, выкрашенные в ярко-рыжий цвет, стали такими редкими, что сквозь них просвечивала кожа. Огромные отвислые губы она красила вишневой помадой. На щеках горели пятна румян. Брови она зачерняла карандашом. Миссис Коул была идеальной демократкой: в равной степени ненавидела всех детей.