Так уж вышло: первые гематомы Рыжий увидел не на себе, а на лице своей матери.

Сейчас он помнит всё кадрами, потому что тогда глаза слезились, потому что тогда было страшно — запомнить всё, значило бы просто сойти с ума, — но в башке всё равно отложился этот отчаянный, застывший ужас. Этот выгладывающий суставы страх. Эта животная злость и чувство полного, тотального бессилия.

Воспоминания смазанные, как сон. Очень нечёткий и мутный сон, после которого остаётся тяжёлое давление на корне языка и прохладные, влажные пальцы.

Рыжий уже давно не пацан, которому можно дать оплеуху. Который полетит лбом в пол, если приложить с достаточной силой.

Рыжий взрослый.

Он попадает в Клетку почти случайно, и Чжо в тот же день обращает на него внимание — чистое везение.

Только потому, что в партнёры ему случайно достаётся человек, так сильно похожий на его, Рыжего, отца. Только потому, что через полторы минуты боя этот человек захлёбывается кровавыми соплями, цепляется пальцами за прутья, дышит открытым ртом, из которого течёт прямо на скользкий пол, а Рыжий вытирает разбитым кулаком кровь из носа и снова шагает вперёд. Чтобы добить.

Только потому, что Чжо, если честно, не видел такого дерьма в своей клетке уже лет шесть, бой приходится остановить. Публика орёт так, что дрожат решетки.

Чуть позже Чжо отводит Рыжего в свою подсобку, усаживает на стул, открывает холодильник. Достаёт покрытую изморозью бутылку воды и говорит:

— Приложи. Кровь остановить.

Потом опирается задницей о стол и долго смотрит.

Рыжий прижимает бутылку к носу, зыркает в ответ волчьими глазами. Конденсат тут же окрашивается бурым: стекает по пластиковым стенкам, по пальцам, по острому локтю. Капает на пол.

Чжо спрашивает:

— Сколько тебе лет?

Рыжий влажно шмыгает носом. У него начинает слегка заплывать глаз.

— Какая разница?

— Понравился ты мне.

Рыжий снова шмыгает. Смотрит безо всякого выражения, но от взгляда блестящих золотом глаз почему-то становится стыло. Как будто в зоопарке через решетку встретился взглядом с волком.

— Я, — говорит, — не по этим делам, дядя.

Чжо запрокидывает голову и искренне ржёт.

Неясно — он удивлён, восхищён или просто не знает, что на эту хрень можно ответить. Когда он снова встречается взглядом с глазами Рыжего, рассчитывает увидеть ответную улыбку или хотя бы какое-то выражение лица. Но Рыжий замороженный, как бутылка в его руках — и тоже набит колким льдом под завязку.

Тогда Чжо отталкивается от столешницы и идёт к сейфу.

Комната небольшая — раньше здесь была подсобка какой-то дерьмовой обанкротившейся прачечной. Ни одного окна, старые обои, выжженные и пропитанные запахом отбеливателя, слишком тусклые лампы, как в допросной. За железной дверью — зал с клеткой. Человек на сорок.

Чжо не закрывает сейф: выкладывает на стол пачку купюр и отсчитывает семь десяток. Остальное забрасывает обратно в железную глотку и захлопывает тяжёлую дверцу. Говорит куда-то в сторону:

— Я бы предложил тебе присоединиться к команде моих парней. Как смотришь на это?

— Я несовершеннолетний.

— Тогда официального трудоустройства не обещаю, — усмехается Чжо. Возвращается к Рыжему и снова опирается задницей о стол напротив него. Наклоняется, протягивает деньги.

— Твоё. Заработал.

Рыжий смотрит на купюры. Переводит тяжёлый взгляд на Чжо.

— Я вычел процент, — говорит тот, помахивая пачкой. — Тридцать мне — семьдесят тебе. Так тут дела и делаются.

— Вот так просто?

Чжо скользит взглядом по фиолетовому фингалу, по кровавой каше, стекающей по руке Рыжего, по разбитому носу. Возвращается к блестящим глазам и кивает:

— Вот так просто.

Рыжий думает не больше пяти секунд. Тут не о чем думать.

Протягивает руку, берёт юани. Сжимает их в ободранных пальцах. И завязывается в этом дерьме на два года.

За это время пятёрка на мобильном Рыжего подгребает под быстрый набор номер Чжо, а подсобка расширяется. Здесь появляется новый сейф, новый мягкий стул на колесах, новый стол. Новые люминисцентные лампы на потолке, которые режут светом глаза. Новые обои. Исчезает запах старого порошка и плохо выстиранных вещей. Появляется человек-дышащий-как-бульдог в обтягивающей чёрной футболке. Чжо называет его «секьюрити» — скорее всего, просто забывает имя.

Здесь меняется всё, кроме его дебильной зелёной бейсболки. Рыжий в душе не ебёт, сколько Чжо лет, но ему кажется, что этого парня даже в гроб положат с этой херней на башке.

На бейсболку, если честно, насрать — Чжо не задаёт лишних вопросов, у него чёткий расчёт за каждый бой, у него всё кристально чисто, даже когда он отваливает местной патрульной службе безопасности по конверту, чтобы не подгребали к Клетке. Вы не мешаете нам, мы не мешаем вам.

Они тоже в этом заинтересованы. Никакой полиции не нужны враги среди уличных бойцов. Никакой полиции не нужны недовольные клиенты при деньгах, у которых есть свои маленькие слабости — они любят смотреть на грязные драки.

Многих богатых уёбков влечёт к грязи. Посетители Клетки — не исключение.

Здесь всё проходит кроваво, но тихо. У Рыжего очень сильные подозрения на счёт того, что у Чжо есть своя крыша. Слишком он молодая и бесстрашная скотина: размашисто жмёт руку копам и посылает нахуй неугодных бойцов, даже если они в четыре раза его шире.

Никто и ни разу не рвался начистить Чжо ебальник.

Но в эти дела Рыжий не лезет. Подноготная Чжо и Клетки — последнее, что интересует Рыжего. Пока ему платят бабки, он готов таскаться сюда хоть каждый день и молчать обо всём, что здесь увидит. А видел он только однажды.

Вышло случайно. Приехал значительно раньше положенного времени и столкнулся в дверях в (тогда ещё) подсобку Чжо с высоченным мужиком в чёрном костюме под галстук. Рожа каменная, глаза тёмные, мёртвые. Они замерли друг напротив друга. Рыжий почти почувствовал, как дрогнули волосы на затылке — тяжёлый взгляд прострелил башку насквозь.

Запомнил. Считал, как чип.

Рыжему это говно на фиг не нужно — он сделал шаг назад и пропустил мужика в зал. Тот, не оборачиваясь, проскользнул мимо и, пройдя между длинных железных лавок, вышел на улицу. Через несколько секунд снаружи глухо зарычал мотор и мягко зашуршали шины. Водитель, видимо, ждал.

Чжо, который уже стоял, оперевшись плечом о проём двери в подсобку, насмешливо фыркнул. Покачал головой, глядя на обалдевшего Рыжего. Сказал:

— Забудь.

И Рыжий забыл. Подноготная Чжо и Клетки — последнее, что его когда-либо заинтересует.

— Говорю же, я просто забыла выпить таблетку. Немного устала. Уже всё в порядке!

Рыжий затягивает шнурки и кивает, соглашаясь со словами Пейджи. Да, да, забыла выпить таблетку. Немного устала. Да, уже всё в порядке. Конечно. Как скажешь. Бывает.

Он берёт с пола рабочую сумку и закидывает на плечо. Говорит:

— Хорошо, — и коротко целует её в щёку. — Но на работу ты всё равно не пойдёшь. Пока.

Пейджи всплёскивает руками.

— Я не смогу всегда оставаться дома!

— Значит, тебе придётся постараться, — жёстко говорит он, берясь за ручку двери. — И остаться дома сегодня.

— Мы не можем себе этого позволить, — отвечает она таким тоном, как будто Рыжему это неизвестно без её слов. — Нам нужно оплачивать счета.

Им нужно оплачивать счета. Им нужно купить таблетки. Им нужно хренову тучу всего, но Рыжий качает головой и говорит:

— Сегодня у тебя выходной. Я сам разберусь с жиробасом. Отдохни.

— Господи, милый, — озабоченно хмурится она, прижимая руки к груди, — прошу тебя, проявляй уважение к Чину Ко. Мы работаем в его заведении, он платит нам деньги.

Рыжий закатывает глаза и открывает дверь.

— Это не делает его меньшим жиробасом. Отдохни, мам. И держи телефон под рукой.

Взгляд Пейджи смягчается.

— Я в порядке, — повторяет она. Понимает, что это бесполезно, и всё равно повторяет.

— Просто отдохни, — бросает он через плечо, сбегая по ступенькам веранды.