Ох уж эти океаны.

Приходят по-разному. Уходят одинаково.

История птицы

Утром я просыпаюсь, как обычно.

Занимаюсь повседневными делами, готовлю любимый завтрак, читаю любимую книгу, включаю любимую пластинку, танцую любимый танец.

На пятки завтраку наступает время обеда. Я готовлю обед и штудирую самоучители исландского языка, газетные статьи о событиях в мире, старые выпуски научных журналов о популяции китов, делаю заметки (на самом деле – кляксы).

В моем доме все находится на своих местах. Стул стоит справа от входной двери, письменный стол – слева от винтовой лестницы, книжная полка удобно соседствует со скрипучим креслом.

Я чувствую себя в таких надежных стенах, будто эти стены находятся не на краю Земли, вдали от людей, а в самой большой сплоченной семье в самом теплом доме.

      Пожелтевшие стены мягко ловят огненные блики от печи и крепко держат несколько мною полюбленных картин. Когда я впервые их здесь увидел, то был напуган. Каждая вызывала тревогу по-своему.

На одной картине было изображено окно, в окне – маяк, в маяке – окно, в окне маяка – еще один маяк. В этом еще одном маяке было еще одно окно. Как матрешка. Сейчас я и не вспомню, что именно меня так испугало, скорее всего – осознание бесконечности одиночества.

      На следующей картине был изображен корабль. Его некогда белые паруса от долгих странствий превратились в серо-желтое тряпье, разорванное ветрами, дождями, ураганами, бурями, выжженное солнцем и молниями. Кораблю некуда было плыть, потому он просто поддался попутному ветру и плыл, куда волны несут. Казалось, на борту не было ни души, но я представлял, что все они спрятались в трюме переждать ночь.

Корабль давно не видел берегов, греть огромный корабль было нечем. Запасы дров иссякли, и часть кормы была вырублена и пущена на съедение костру. Скоро там же окажутся паруса и шлюпки. Зима близко. Ближе, чем долгожданная земля. Как отчаянно, должно быть, оказаться капитаном этого судна. Желание проснуться от ужасного сна больше, чем ступить ногами на сушу.

На другой картине была изображена птица, летевшая над нескончаемой водной гладью. Мне было жаль птицу. Крылья под проливным дождем намокли, ветер срывал ее с маршрута. Долгожданной земли так и не было видно, но клюв настойчиво смотрел в лицо неизвестности и в глубину ураганного ветра. Глаза застывшие, в них я видел отражение художника. А может быть, это было мое отражение. А может, отражение дома.

Я уже видел однажды такие глаза. Глаза незрячих стариков, в которых отражается их прошлое, чье-то будущее, а настоящее скрыла вечная пелена. Птица ощущала бессилие, а я – тоску по дому, которого нет. Рисунок был сделан слегка небрежно, хотя под упрямыми толстыми контурами ощущалось усердие ребенка.       Рамки на картине не было. Даже если бы и была, это не спасло бы птицу. Оставалось надеяться, что изображенный кадр когда-нибудь доберется до берега. Мне бы и стены было не жалко, только бы знать, что это спасет пернатую от усталости.

Я бы спросил птицу, какой смысл в ее одиноком упрямстве … если бы сам не сбежал на маяк. Может быть, она летела от берега, а вовсе не искала его на горизонте? Кто же теперь узнает, кроме самой птицы и неизвестного художника?

«Никто» – ответит птица.

«Кому это нужно?» – удивленно подкинет брови вверх художник.

И оба будут правы.

Все было бы просто, как теория большого взрыва, если бы не один из четвергов. В один из четвергов птица долетела до моего маяка. Та самая, что была изображена на картине.       Я ее сразу узнал.

***

      Утром, когда я сотый раз проникся картинами, видом из окна, обычными хлопотами, гостеприимным одиночеством, в мое окно ударилось что-то острое и резкое, как не к месту сказанное слово. На толстом запотевшем стекле осталась вмятина в форме точки. Из нее сквозил соленый воздух.

Погода была на удивление миролюбивая, потому я настороженно приоткрыл дверь и выскользнул за порог. Ничего не видно. Хм. Ничего не могло исчезнуть внезапно, знатно примазав невидимое стекло.

Я начал спускаться по лестнице. На ступенях – тоже ничего. Хм.

Я остановился, затаив дыхание. И вдруг услышал слабую борьбу поломанных крыльев. Перегнувшись через перила лестницы, я увидел крупную птицу с красным клювом. А может, красным был вовсе не клюв, а уже сама птица полностью.

Буревестник. Никогда прежде я не видел этой птицы, никогда не стремился ее увидеть. И вот, он прилетел ко мне сам.

Разбросанные крылья омывали волны. Сверху казалось, будто буревестник продолжает лететь, одержимый своим безумным посланием.

Я спустился, не чувствуя холода, к птице, и аккуратно поднял ее. Голова и крылья обмякли, клюв предательски раскрылся. Да она весила, словно кашалот, словно проглотила один из материков. Наверное, внутри нее была родина.

Когда я занес птицу в дом, она расправила крылья, что есть силы. Но все это великолепие было только в ее голове. На самом деле, уставшая скрипучая птица стекла с моих ладоней на стол. Я же, никогда ранее не спасавший птицу, обеспокоился и принялся собирать ее обратно.

Но птица подняла правое отсыревшее крыло и что есть силы ударила мою протянутую ладонь. Видимо, копила силы.

Я отпрянул, отошел подальше. Птица правым глазом подозрительно смотрела на меня. Я понимал: второй раз нанести удар у нее не хватит сил. Но еще понимал, что кроме тепла ей от меня пока что больше ничего нужно.

Позже я принес ей воды и несколько овсяных зерен. Птица есть не стала. Она вообще не поднимала головы. Каждый день я подходил к птице. Каждый день она едва поворачивала голову, чтобы взглянуть на меня. Вода и зерна оставались нетронутыми.

Спустя несколько дней я снова занялся своими повседневности делами. Тем временем птица начала приходить в себя: она собрала крылья коконом и прикрыла клюв. В следующий четверг она стояла на лапах, не двигаясь. Однако вода и зерна так и остались нетронутыми.

Куда бы я ни шел, постоянно ощущал на себе ее недоверчивый взгляд.

***

      А однажды утром ни зерен, ни воды, не оказалось. Как и самой птицы. Я обыскался, но так и не мог ее найти. Не могла же она выскочить наружу. И привидеться она мне тоже не могла, ведь я отчетливо помню, как оставлял ей зерна. А если я оставлял ей зерна, то и птица должна была быть. Разве я когда-то делал что-то просто так?

Да, делал. Но суть не в этом.

Суть в том, что я должен найти птицу.

Ни у маяка, ни у дома ее не оказалось. Через несколько дней, проходя мимо картины, я удивился – птицы на картине не было.

Небо было.

Океан был.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.