Через пару дней Йонг подходит к Рыжему в школе. Он выглядит охренеть, как решительно, даже сложил руки на груди, но надпись «Я Король Единорогов» на футболке видна всё равно. И это пиздец.
— Привет.
Рыжий промокает взмокшее лицо полотенцем. Бросает мяч остальным парням на площадке, сам идёт к лавкам. Йонг торопится за ним.
— Классная футболка, — говорит Рыжий, скручивая крышку с горлышка бутылки.
— Хэ Тянь сказал мне, что ты считаешь все мои футболки кончеными. Но спасибо.
Рыжий молча и жадно пьёт, пока бока бутылки не слипаются посередине. Выдыхает. Осматривает площадку. Нашаривает в кармане сигареты. И натыкается взглядом на Йонга.
Он ещё здесь.
— Что тебе надо?
— Я друг Хэ Тяня.
— Поздравляю. Съебись, дай мне отдохнуть.
— Нет, послушай меня. — Йонг кладёт руку ему на плечо и тут же слегка робеет под ледяным взглядом. Но руку, на удивление, не убирает. Сжимает плечо крепче. — У него сейчас непростой жизненный период. А ты не хороший парень, вся школа знает, кто ты и кем был твой отец. Так что…
Йонг болезненно орёт прежде, чем успевает закончить свою мысль. Он выгибает спину, пытаясь облегчить давление на заломленное за лопатки запястье. Рыжий рычит ему в затылок:
— Ещё раз подойдёшь ко мне, я сломаю её нахуй, ясно?
— Пусти!
— Что ты хотел сказать о моём отце?
— Н-ничего!
— Уверен?
— Да ни хрена я не хотел сказать о нём, отпусти меня!
Рыжий отпихивает его вперед. Йонг сгибается пополам, прижимая локоть здоровой рукой.
— Ты что, дикий?! — орёт он. — Господи!
— Всё нормально, — громко говорит Рыжий вытаращившимся на них парням, застывшим посреди спортивной площадки. Потерянный кем-то мяч катится по асфальту к другой стороне поля.
Рыжий поднимает отброшенную бутылку. Поворачивается к возмущенно растирающему руку Йонгу. Говорит:
— Я не плохой парень.
— Да, я вижу.
— Просто не лезь ко мне. Не говори о моём отце. Вообще ни хрена мне не говори.
Йонг качает, почти трясёт башкой, как будто поверить не может в какую-то чушь. Говорит:
— У Хэ Тяня, по ходу, с головой совсем плохо.
— По ходу, — справедливости ради, соглашается Рыжий.
10
— Я не говорил, что у него конченые футболки.
— Ты сказал, что он трахнутый шизик, который носит шизанутые вещи.
— Это не одно и то же.
Хэ Тянь вздыхает. Рыжий морщится. Слушать эти вздохи, лёжа в своей постели — последнее, чего ему хочется перед сном. Но он, сука, слушает. Потому что, — да, это долбаный шантаж, — но Хэ Тянь пообещал дать ему погонять приставку, если он вечером ответит на звонок. Рыжий вовсе не продажная задница, но…
Бля, он простой смертный человек, у которого никогда не было приставки.
И говорить с ним по телефону оказывается не так уж стрёмно. Хэ Тянь чем-то там гремит — похоже на звук, когда чашку ставят на стол. Рыжий опять морщится. Прикрывает глаза рукой и массирует ноющий висок. Свет выключен, но башка всё равно болит.
В комнату заглядывает мать.
— Доброй ночи, милый.
— Доброй ночи, — слишком быстро отзывается он и слегка напрягается, замерев с приподнятой головой. Прислушивается к динамику телефона.
— У тебя чудесная мать, — наконец говорит Хэ Тянь после короткой паузы.
— Если сейчас опять собираешься пиздануть о том, что я приёмный…
— Не собирался, — негромко смеётся он, и от этого тихого смешка Рыжего внезапно прошибает то ли мурашками, то ли холодным потом. Он напрягается с головы до ног. Его окатывает этим, как кипятком обжигает — сильно и ощутимо.
Чё за…
Он резко прочищает горло. Сверлит взглядом тёмный потолок.
— Ты там? — спрашивает Хэ Тянь.
— Нет, — отвечает Рыжий. — Уже съебался.
— И этим ртом ты говоришь со своей…
— Что я делаю этим ртом, придурок, тебя вообще не… в смысле… — он прерывает сам себя и сдавленно матерится. Хэ Тянь молчит, но когда снова начинает говорить, в его голосе слишком явно слышна улыбка.
— Я привезу приставку завтра утром. Будь дома.
Он видел его нормальную улыбку всего один раз — и уже почти забыл, как она выглядит. Без налёта выебонства и всего остального говна. Простая и искренняя улыбка. И сейчас он не может себе представить эту улыбку в сочетании со стеклянным взглядом Хэ Тяня. Он вообще не собирается её представлять. Но улыбающийся голос лизнул в самое ухо, и теперь Рыжий чувствует, как быстро и неприятно потеют ладони.
Он стискивает зубы и отнимает горячий телефон от пылающего уха. Сбрасывает звонок. Подвисает на пару секунд, а потом бьёт мобильным по одеялу.
— Твою мать, — шипит он и зарывается лицом в прохладную наволочку.
— Придурок, — шипит он.
11
— Какая радость! — восклицает мама.
— Мам…
— Почему ты не сказал, что твой друг снова придёт к нам в гости? Проходи, пожалуйста, Хэ Тянь!
Рожи довольнее, чем у Хэ Тяня в тот момент, когда он с приставкой подмышкой переступает порог их дома, Рыжий не видел уже очень давно. Он с мрачным смирением смотрит, как мажорчик нежно улыбается Пейджи, и у него в сердце на секунду отказывают все имеющиеся клапаны. Просто небольшой и застывший толчок. Но через секунду всё снова нормально.
Хэ Тянь поднимает взгляд и легко подмигивает ему. Рыжий закатывает глаза и идёт в гостиную. Он честно заслужил эту приставку. Отработал целую неделю игры на ней.
— Ты голодный, Хэ Тянь? Позавтракаешь?
— Нет, спасибо, — говорит Хэ Тянь. — Я ненадолго.
И заходит в комнату за ним. Мама торопится следом.
— Я почти закончила готовить рисовую лапшу, — частит она, прижимая руки к груди. — И Гуань только что заварил целый чайник травяного чая.
— От чая не откажусь.
Маму сносит на кухню со скоростью ветра. Рыжий со вздохом закрывает глаза.
Он упрямо отрубает в себе тот отдел мозга, который со вчерашнего вечера пропитывает его голову мыслями, что Хэ Тянь снова почувствует сраный контраст между их домами. Этот мажор из крутейшей стеклянной высотки с сияющими лифтами и перламутровым жидким мылом только что поднимался по старым, скрипучим ступенькам и шагал по затёртому коврику с таким видом, словно его внезапно занесло в Эдем.
— Сюда? — спрашивает он, кивая на телевизор.
Рыжий хозяйским жестом усаживается на диван и складывает руки на груди.
— Ты чё, видишь ещё места, куда можно её подсоединить? Не знаю, попробуй к холодильнику. Кухня вон там.
— Ты всегда недоволен, — говорит Хэ Тянь, опускаясь рядом с телевизором и распутывая провода, торчащие из приставки. — Это ненормально.
Рыжий смотрит на проступающие позвонки у основания черепа Хэ Тяня и думает: я скажу тебе, что ненормально.
Он думает: вот эта вся херня — ненормальна. Наша с тобой дружба, или что это вообще такое. Что бы это ни было. Чем бы ни были эти вечерние звонки и редкие совместные ужины. Чем бы ни были эти шатания по его студии, короткие взгляды в школе, разговоры с Йонгом в стиле «обидишь моего друга — получишь пизды». Вся эта хренотень.
Каждый раз, вдыхая безвкусный запах его квартиры, Рыжий чувствует, что заходит немного дальше, чем в ванную комнату, чтобы помыть руки. Немного дальше, чем на кухню, чтобы взять из холодильника бутылку воды. Немного дальше, чем к книжному шкафу в углу комнаты, чтобы увидеть, что он читает.
Вчера Рыжий, сунув руки в карманы, останавливается у здоровенного окна, глядя как внизу яркими точками фар движется по трассе бесконечный ряд машин. Как зажигаются и гаснут окна в высотках вокруг, как мигает вдалеке вышка. А потом натыкается на отражение собственных глаз. И, чуть дальше, у себя за спиной — на сидящего на диване Хэ Тяня. Он курит, откинувшись затылком на спинку, расставив ноги, поставив на одно бедро стеклянную пепельницу. Курит, повернув голову к Рыжему, глядя на него, и отсюда не видно выражения его глаз. В любом случае, когда Рыжий оборачивается, Хэ Тянь уже залипает взглядом в выключенную плазму и снова выглядит, как долбаный манекен.
