Больше Томас эту тему не затрагивал.
Время шло, мысли на Минхо замыкались по круговой снова и снова. И если раньше Томас часто вспоминал Терезу, Ньюта, Алби, Чака и остальных, то сейчас все его мысли занимал только Минхо, и, черт возьми, это было совсем не лучше его депрессии в первый месяц жизни на этом гребанном острове. Потому что невозможность хоть как-то выплеснуть это напряжение, которое чувствовал, казалось, только один Томас, сводила его с ума каждый день все больше.
В конце концов, Томас решил, что ему стоит попытаться сбросить его естественным путем. Ну что, скажите на милость, мешает ему пойти в деревню на вечерние посиделки, познакомиться с какой-нибудь симпатичной девчонкой и…
Он и пошел. Минхо, если и удивился, когда после ужина Томас сказал, что пойдет прогуляться, ничего не сказал. Только завалился спать. Томас же пошел на побережье. Его приняли сначала настороженно, но поскольку все уже знали, что он тусуется с Главой, так ребята за глаза называли Минхо, как одного из старост деревни, то приняли вполне дружелюбно.
Когда все опасности и горести остались позади, они позволили себе расслабиться и стать теми, кто есть на самом деле – подростками, детьми. Томас и Минхо, да еще, пожалуй, с пару десятков человек, если не считать Хорхе и Винса, здесь были самыми старшими. Остальным едва ли исполнилось шестнадцать-семнадцать лет.
Парочка девушек оказались не прочь познакомиться с ним поближе. Они вовсю флиртовали и строили ему глазки, но, если честно, Томас чувствовал себя ужасно глупо, пытаясь отвечать на их заигрывания. И это чувство ему совершенно не нравилось. У него был всего один опыт общения с девушками – с Терезой и с Брендой. Но если с Терезой они общались недолго и в напряженной обстановке, так что их отношения просто не успели выйти за рамки дружеских, то с Брендой не было даже намека на романтику, потому что Томас просто не рассматривал ее как свою потенциальную девушку. Во-первых, было некогда, а во-вторых, она была для него членом команды, хорошим другом, но не…
В конце концов Томас поднялся и ушел к себе. По пути домой он с тревогой размышлял, все ли с ним в порядке и как он должен себя вести с девушками, чтобы построить нормальные полноценные здоровые отношения, имея практически мизерный опыт общения с ними в этом плане? И стоит ли вообще это делать, если его, черт возьми, тянет к Минхо и он ничего не может с этим поделать?
Когда он вернулся, Минхо мгновенно проснулся. Спал он чутко. Приподнял голову, сонно сощурившись, и ехидно поинтересовался:
– Ну как все прошло?
– Нормально, – буркнул Томас, поспешно раздеваясь в темноте и забираясь на свою часть кровати.
– Но ты выглядишь так, словно потерпел неудачу. Ни за что не поверю, что ни одна из этих мымр не захотела тебе дать.
Смутившись, Томас отвернулся от него и натянул одеяло едва ли не по самые уши.
– Почему не поверишь? – пробурчал он.
– Потому что ты симпатичный, – хмыкнул Минхо.
Томас от удивления даже повернулся к нему.
– Правда? – и тут же, смутившись не столько вырвавшегося вопроса, сколько его неуместности (вдруг Минхо еще не так поймет?), поспешно добавил: – То есть я хочу сказать, это…
– Да.
Томас смешался и замолчал, пытаясь разглядеть выражение лица Минхо в почти кромешной темноте. Но все, что ему удалось рассмотреть, только очертания его тела. Минхо спал в одних бриджах, потому что по ночам часто бывало душно, и они оставляли открытым окно, на которое повесили ткань от москитов.
Внезапно Минхо зашевелился и оказался совсем близко, нависая над Томасом. Тот от напряжения, легкого испуга, недоумения и волнения забыл, как дышать. Лицо Минхо было близко-близко, но он просто смотрел в своей обычной раздражающей, слегка снисходительной и вместе с тем загадочной манере, как будто знает что-то, что неизвестно Томасу. Окончательно растеряв все мысли, Томас уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, сам не зная что, но в этот момент Минхо накрыл его губы своими и с уверенностью скользнул языком между ними.
Томаса как будто парализовало. Он застыл, все его тело натянулось, словно струна. Но Минхо, казалось, это нисколько не смутило. Он продолжал спокойно и методично изучать своим чертовым языком рот Томаса, заставляя его дрожать. Спустя какое-то время, показавшееся им обоим вечностью, Томас хрипло выдохнул в рот Минхо, издав то ли всхлип, то ли стон, и с жаром ответил на поцелуй, запустив пальцы в густые черные волосы на затылке.
Попытавшись перехватить инициативу, Томас, к своему удивлению, напоролся на агрессивный отпор. Минхо, нисколько не церемонясь, укусил его за нижнюю губу, а потом грубо втиснул язык ему в рот, принимаясь нетерпеливо и яростно толкаться. Некоторое время они кусались и даже сталкивались зубами в борьбе за главенство. Минхо, который всегда безропотно признавал его лидерство, Минхо, который готов был следовать за ним куда угодно, Минхо, который без лишних разговоров поддерживал любую его авантюру и самый безумный план… Этот самый Минхо сейчас не желал уступать ему инициативу ни на секунду. Жестко подмяв под себя, он втиснул колено меж бедер Томаса и до обидного легко зафиксировал его руки у него же над головой, скрестив запястья одной своей лапищей. И когда только успел набраться такой грубой физической силы? Хотя, впрочем, Минхо всегда отличался бульдожьей хваткой и натиском носорога, недаром сносил охранников ПОРОКа на раз.
И Томас понял, что в этой битве проиграет. В какой-то момент он сдался, его тело послушно расслабилось под Минхо, а губы стали уступчивее и мягче. Почувствовав это, Минхо тоже стал мягче, отпустив его руки, и теперь почти ласково и даже как-то лениво скользил языком у него во рту, этими медленными толчками заводя Томаса до красных кругов перед глазами. Оба уже вспотели и тяжело дышали, но не замечали этого. Томас чувствовал только, что ему в бедро упирается жесткий стояк Минхо, и одно это заставляло его извиваться и постанывать, как какая-нибудь шлюшка. Потеряв голову, он с трудом протиснул руку между их скользкими от пота телами вниз и, пробравшись под пояс бриджей, обхватил ладонью член Минхо. Тот сдавленно застонал ему в рот и, с трудом оторвавшись от его губ, уткнулся носом во влажную шею, чуть приподнимая бедра так, чтобы Томасу было удобнее ласкать его.
Томас двигал пальцами по скользкому от смазки члену Минхо сначала неуверенно и медленно, опасаясь, что его движения могут быть неприятны. А потом, ориентируясь на те звуки, что издавал Минхо, – все быстрее и резче, чуть крепче сжимая твердую горячую плоть в потной от волнения ладони. Это был его первый сексуальный опыт, руки дрожали и потели, как с ним всегда было в патовой ситуации, но Минхо, казалось, не замечал ни того, ни другого. Он просто вбивался в его руку, бесстыдно издавая совершенно восхитительные по своему звучанию рычащие стоны, и Томасу от этого сносило крышу. И когда в ладонь брызнуло что-то теплое и мокрое, он даже сам не понял, как с тихим поскуливанием кончил в трусы, доведенный до оргазма только трением об ногу Минхо.
Минхо, хрипло дыша, упал на него сверху. Какое-то время они просто лежали и не двигались, пытаясь привести дыхание в норму. В голове Томаса было пусто так, что звенело в ушах, а перед глазами по-прежнему плавали красные круги. Только теперь ему было еще и чертовски хорошо.
Минхо зашевелился и скатился с него, раскинувшись на своей половине кровати в позе звезды. Томас пялился в потолок и пытался решить, нравится ли ему возникшее после совместной (ну, или почти совместной) дрочки с Минхо чувство неловкости и вместе с тем абсолютного безграничного… умиротворения?
– Ты слишком громко думаешь, салага, – внезапно хмыкнул Минхо.
– И о чем я думаю? – спросил Томас сдавленно все еще хриплым после пережитого голосом.
– О том, повторим ли мы это снова?
– А мы собираемся это повторить? – затаив дыхание, пробормотал Томас.
– Определенно, – властно объявил Минхо.
