Возле единственного окна стояло два стула с подлокотниками и грубо сколоченный, но добротный здоровенный стол, заваленный какими-то чертежами, картами и схемами. На потолке к гвоздю была примотана лампа, от которой тянулась к выходу проводка.

За пологом в спальной части дома, возле широкой тахты, на которой уместилось бы и три таких здоровенных парня, как Минхо, стоял контейнер с наваленными друг на друга шмотками.

Все это было так не похоже на собственный дом Томаса, что теперь тот казался ему совсем жалким и хлипким даже после того, как он его укрепил. Стены из толстых досок, обмазанные глиной, чтобы в щели не задувало, нормальная, не протекающая крыша…

– У тебя тут здорово.

– Знаю, но ты еще дом Хорхе и Винса не видел. А некоторые девчонки вообще забабахали себе целые квартиры, – хмыкнул Минхо. – И конкретно загрузили парней. Тут даже скандалы были, приходилось разруливать. Эти девки такие склочные, даже отказывались готовить жратву, если ребята не будут делать так, как они скажут в обустройстве дома. Так что, в конце концов, все разругались, и девчонки решили строить свои бунгало отдельно от нас.

– Да уж, – хмыкнул Томас, проводя пятерней по отросшим волосам. – А ты почему решил отделиться?

– Так спокойнее. И тише, – пожал плечами Минхо. – Кровать одна, но большая, поместимся. Свои шмотки можешь скинуть в тот ящик.

Он указал на контейнер с собственными вещами и пошел к выходу.

– Я иду допиливать доски, если хочешь, можешь мне помочь. Я вообще-то планировал сегодня сделать крышу для навеса, но сделаю послезавтра.

– Я могу сделать ее завтра, пока ты будешь на смене, – предложил Томас осторожно, еще не зная, как этот новый Минхо отнесется к такому вмешательству в свое личное пространство.

Минхо обернулся, несколько секунд смотрел на него нечитаемым взглядом, а потом просто кивнул.

*

Через неделю вдвоем с Томасом они не только достроили навес, но еще и полностью огородили участок Минхо, сделали широкую лавку в дом и перегородку вместо тканевого полога. Минхо, в свойственной только ему одному спокойной и молчаливой манере, безропотно поделился с Томасом своим домом, который с таким усердием строил в полном одиночестве целый месяц. Но Томас был ему благодарен куда больше не за это, а за надежность. Почему-то только рядом с Минхо возникало это чувство полнейшей защищенности и спокойствия.

Еще тогда, когда они вместе покинули Глэйд, когда сбегали от ПОРОКа, Томас ощущал это. Он знал, что Минхо стоит за его спиной и что он подстрахует. Если Томас оступится и упадет, его есть кому поймать. Минхо никогда не подведет.

И сейчас он щедро дарил ему это восхитительное чувство безопасности и в спокойной обстановке, когда, казалось бы, все опасности позади. Не нужно дергаться, куда-то бежать, что-то делать, решать, отдавать команды… Томас так от этого устал. И очень кстати Минхо подставил ему свое твердое плечо.

Только вот Томас и сам не заметил, как и когда это чувство благодарности трансформировалось в нечто иное.

Он никогда не замечал за собой в Глэйде, где не было девчонок, что ему нравится смотреть на полуобнаженных парней. Однако смотреть на Минхо, когда тот вечером стоял к нему спиной и умывался, было приятно. В тусклом свете единственной лампы под смуглой кожей бугрились мускулистые лопатки, и при каждом движении рук на плечах перекатывались крупные узлы мышц. Это завораживало.

Черт, Томас точно знал, что он не гей. Ему нравилась Тереза! Он целовал ее! Ну, до того, как она… умерла. И даже Бренда иногда… Когда он замечал, как она на него смотрит, в душе ворочалось что-то самодовольное, типично самцовское, как и у всех мужиков, которые точно знают, что нравятся девушке.

И вот сейчас Минхо. Какого черта, спрашивается?!

Томас стал отодвигаться от него подальше, к самой стенке. И если раньше его мучила бессонница от гнетущих мыслей, то сейчас его недосыпы были вызваны совершенно иными причинами. Из-за тех же самых причин он просыпался по утрам с жестким стояком.

Собственно, была всего одна причина. Высокая, широкоплечая, загорелая… С жестким ершиком отросших черных волос и типично для своей расы узкими глазами цвета топленого шоколада. Глазами, которые умели смотреть так глубоко и понимающе, что иногда Томасу казалось, будто Минхо знает все его тайные страхи, абсурдные мысли и непонятные, тревожащие желания.

Но Минхо ничего не говорил. Он вставал рано утром и уходил – либо руководить общественными работами, либо мастерить что-то для их дома. В те дни, когда он оставался дома, Томас ему помогал. Когда Минхо не было, он старался занять себя огородом, который они затеяли неделю назад, чтобы было хоть что-то из своего пожрать. Винс дал им семена некоторых овощей, почва здесь была вполне плодородная, они уже убедились на кукурузе, так что оставалось только приняться за дело.

И когда мысли о полуобнаженном Минхо доводили Томаса едва ли не до истерики, он с остервенением перекапывал свежевырытые грядки по второму, а то и по третьему разу. Хорошо еще, что Минхо был дома через день, иначе Томас без возможности уединиться точно бы сошел с ума.

– Что ты делаешь?

Томас вздрогнул и резко обернулся. Голос Минхо, раздавшийся позади, застал его врасплох. Он как раз с силой вонзил лопату в землю, чтобы отбросить в сторону очередную пригоршню мокрой рыхлой земли, в которой извивались мелкие червячки. Томас на всякий случай посмотрел на дело рук своих и понял, что дошел до конца грядки и здесь, вместо того чтобы начать полоть следующую, вырыл приличную яму.

– Я… э-э-э… Подумал, что следует накопать червей, чтобы было на что рыбу ловить.

Минхо несколько секунд смотрел на него (дурацкая привычка у тебя, Минхо, дурацкая!), но потом кивнул и направился к дому.

– Хорошее дело. Значит, завтра на ужин у нас будет рыба?

Томас чертыхнулся.

Пока что едой их обеспечивал специальный отдел из охотников и поварят. В общем-то, организация работы здесь ничем не отличалась от того, что было в Глэйде. Были строители, были повара, были уборщики, лесорубы, охотники, собиратели…

Странно снова вернуться едва ли не на первую ступень цивилизации, но у них не было другого выбора. О том, что на земле существуют высокие технологии – компьютеры, микроволновая печь или стиральная машинка, ничего больше не напоминало. Из высоких технологий у них было разве что старое, едва ловящее радио. Винсу, конечно, удалось захватить с собой кое-что полезное из старого мира, как они теперь называли все остальные континенты, охваченные заразой, но это кое-что быстро кончалось.

Пока что все старались на благо общества, поэтому бригада строителей помогала строить дома тем, у кого все было совсем плохо или не было дома вообще. Охотники пытались что-то поймать в лесу, и их добыча отходила на общий стол. Так что вечером все либо собирались у костра в центре поселения, либо забирали свою порцию и уходили домой. Так или иначе, но у многих еще даже хватало сил, чтобы спуститься на побережье и потусоваться. Там можно было кричать, вопить, носиться и резвиться сколько угодно, не помешав отдыхать тем, кто устал за день.

Бренда прибегала к Томасу и Минхо каждый вечер, приносила их порции от общего ужина. Она-то однажды и обмолвилась, что Минхо раньше постоянно появлялся у общего стола, а теперь ужинает только дома. Томас сначала удивился – мысль о том, что Минхо теперь отказывается есть со всеми из-за него, не пришла ему сразу в голову.

Но как-то за ужином он как бы невзначай заметил, что не обидится, если Минхо будет есть со всеми. Мало ли, вдруг у него там личная жизнь и хочется повидаться с кем-то? В отличие от Томаса, добровольно выбравшего жизнь отшельника, Минхо каждый день, так или иначе, контактировал со всеми членами их маленькой первобытной общины.

В ответ Минхо лишь пожал плечами и никак не прокомментировал его замечание, просто молча продолжил есть принесенный Брендой суп.