У Герберта Уэллса есть рассказ о том, как мальчик забрел в неизвестное место и увидел зеленую дверь в длинной белой стене. За этой дверью открылся сказочный мир, наполненный абсолютным счастьем. Мальчик очень хотел остаться в царстве дивных зверей, растений и красивых людей, но испугался, что заругают родители, и побежал домой. Он думал вернуться сюда на следующий день, только не нашел белой стены.

Мальчик рос, стал уважаемым джентльменом и парламентарием. Но каждый день бродил по городу в поисках утерянного рая. В одно прекрасное утро его тело отыскали в строительном котловане. Опасный объект был огорожен забором с единственной зеленой дверью, которую по недосмотру оставили незапертой.

Я в детстве тоже нашел эту дверь и не забыл о ее местонахождении. Навесил на скобы огромный замок и ходил туда один, никого не водя с собой (даже тех, кого любил).

Как эта ведьма выведала мой секрет? Наверное, по пьяни… Вытянула из кармана ключ, приперлась туда с вещичками и разложила на томном берегу сказочной реки мыло, зубную щетку и шапочку для душа…

– Издревле гевею называют золотым деревом. И это неспроста…

Мы едем на экскурсию в буддийский монастырь, а гид какого-то черта трещит не о главных течениях буддизма – махаяне и хинаяне, а о гевее, блин, каучуконосной. (Не произрастала гевея каучуконосная в дивном саду моей души.)

– Помимо того, что гевея считается лучшим каучуконосным деревом в мире, из нее также делают прекрасную мебель. Благодаря клейким млечным жилкам внутри ствола, древесина получается прочной и долговечной, и ее не грызут насекомые.

Вот же, блин, какое замечательное дерево. На хрена мне знать, что лучшими годами для производства каучука являются 8 и 9 годы жизни растения? Я же не собираюсь ее выращивать на приусадебном участке. И не смогут мои семилетки-близнецы Витя и Шура справить на шестнадцатилетие по паре великолепных галош собственного производства, ибо померзнет гевея в краю, где на первое мая могут ударить заморозки.

Я же еду в буддийский монастырь для поиска мудрого старца. Чтоб тот прочитал древнюю сутру, дунул мне в нос и вмиг погасил огонь поздней страсти. Но нет, разработчики туристического маршрута решили, что перед тем, как научиться тихо любить все человечество, фаранг должен насквозь пропитаться к нему ненавистью.

Автобус сворачивает с главной трассы к небольшому зданию с изображением огромного матраца. Ага, теперь понятно, почему гид так много говорил о дивных свойствах резинового дерева. Нас везут на фабрику по производству каучука и изделий из каучука.

В принципе, Марк Викторович – человек любознательный, открытый для новых знаний. Я предполагал, что за дверьми фабрики трудолюбивые тайцы продемонстрируют весь цикл производства каучука от выдаивания млечных жил до производства, скажем, изделия № 2 (так в СССР называли презерватив). Однако за воротами, вместо подобия политехнического музея, взору открывается широкий двор, посреди которого произрастает единственное дохлое древо со стволом, истерзанным, как тело прикованного к скале Прометея после очередного визита орла. (Тот, как известно, завтракал, обедал и ужинал плотью титана-огнедарителя, а в перерывах между трапезами выеденные части вновь отрастали – даже печень.) К стволу гевеи каучуконосной подвязана жестяная баночка из-под кофе, на дне которой мутнеют две сизых капельки.

Наша «гидша», как снегурочка на елке, то ускоряя, то замедляя шаг, наматывает круги вокруг скудного ствола, рассказывая, что одно дерево дает порядка двух литров млечного сока в сутки. На мое замечание о том, что в баночке накопилось всего две капли, находчивая дама сообщает, что днем дерево не дает ни хрена, а вот ночью из всех древесных пор аж хлещет. Но за ночь все добро нужно собрать, иначе драгоценная жижа скиснет и потом из нее не слепишь даже паршивой затычки для ванной.

И тут один из добавленных гидом примечательных фактов раскрыл мне тайную сторону счастливого Таиланда, и образ его венценосного короля несколько поблек.

Оказывается, ночной сбор драгоценного сока – не романтическая прогулка с бочонком. В ночи на свою охоту выходят кобры исполинского размера, и каждый год от их укусов гибнет множество бирманцев.

Стоп, а почему именно бирманцев, а не тайцев? Мы в Бирму заехали? Верните меня назад! Я слушал политинформации в школе. В Бирме – реакционное правительство, там монахов жгут, нобелевскую лауреатку посадили в острог. А еще можно схлопотать по пяткам суковатой палкой, если забыл отсалютовать портрету президента.

– «Нет, уважаемый», – отвечает мне лживая провожатая. – Мы не выезжали за границы королевства. Просто Бирма – очень бедная страна, и тысячи бирманских рабочих приезжают в счастливый Таиланд на заработки».

Тут во мне уже взыграло классовое сознание. Ага, значит, здесь буйным цветом цветет эксплуатация одного народа другим. Значит, счастливый таец сидит себе в чистом офисе с кондиционером и торгует ортопедическими каучуковыми калошами. А несчастный бирманец бродит босой ночью по плантации с бочонком, не зная, где окажется утром: в своей жалкой лачуге или в морге с откушенной коброй ногой.

Заметив огонек классовой ненависти в моих глазах и осознав, что сплоховала, дама начинает хитро изворачиваться. Мол, любимая дочь короля возглавила кампанию по спасению укушенных змеями, и ныне на плантациях гибнет вдесятеро меньше бирманцев, чем еще несколько лет назад.

Я хотел назвать ее наглой вруньей, но та сразу же потащила не вовлеченных в диспут туристов в выставочный зал, где с ходу поразила женскую половину демонстрацией голографических изображений жутких чудовищ. Эти чудовища оказались увеличенными в несколько сот раз зловредными постельными клещами, что живут в наших пуховых подушках и одеялах. Днем они пожирают подушечно-матрацную набивку, а ночью вгрызаются в человеческую плоть. Мало того: когда эти твари умирают – их иссушенные тельца взмывают в эфиры внутрикомнатного пространства, мы их вдыхаем и корчимся в муках астматической болезни, хронических бронхиальных колик и аллергического сепсиса.

Но есть спасение – матрац, на изготовление которого ушло 800 литров сока гевеи каучуконосной! При покупке матраца – две целебные подушечки в подарок. Я задаю резонный вопрос: «Если ваша продукция столь целебна – то и паразитам в ней должно житься недурно, как в санатории?» Но гид, не развивая дискуссии, широко взмахивает рукой, и раскосые гарсоны начинают вносить те самые спасительные матрацы, охапки подушек и подушечек-думок, что спасут от остеохондроза, геморроя, рака прямой кишки и позвоночных протрузий. Всем присутствующим предлагается помять образцы в могучих руках, а в соседнем зале можно прилечь на любезно предоставленных кроватях во весь рост и даже попрыгать.

Изобразив желание тотчас же апробировать упругость инновационного продукта, мы с моей спутницей выскальзываем из зала на улицу покурить. Наш гид совсем не возражает и даже всем видом демонстрирует поощрение.

У выхода толпятся менее любознательные мужики, которым удалось эвакуироваться пораньше. Они с тоской поглядывают на работающий бар, и с еще большей тоской – на двери, из-за которых доносятся восторженные упругостью подушек возгласы их супруг.

Я же на барную стойку гляжу смело, пружинящей походкой приближаюсь к галерее бутылок и делаю заказ: двести граммов Absolute плюс два ломтя арбуза. Глаза русских, украинских, казахских мужиков подергиваются густой пеленой чернейшей зависти, ибо по всему было видно, что их дражайшие супруги позволяют сильной половине полироваться только пивом.

Моя любовь мне позволяет все, как вампир, выгуливающий жертву перед генеральной дойкой.

Двести граммов водки в тени раскидистого баньяна… (Ты снова тычешь в Фейсбук, а я тычу в себя, мотаю ленту памяти, отыскивая миг, когда судьба решала кому стать вурдалаком, а кто сам подставит шею под заточенный клык.)