скоростью. Пока не остановились на отметке в шесть часов.

Через вестибюль прошел парень–уборщик, волоча за собой ведро на тележке. Потом

несколько женщин с конскими хвостами, а затем человек, одетый в шерстяное пальто и с

чашкой кофе в каждой руке. Нижняя половина лица была закрыта шарфом, поэтому

узнать его по изображению на камере было не возможно. Честно говоря, качество записи

оставляло желать лучшего. По ней Лора с трудом могла определить, худой или толстый

перед ней человек, высокий или низкий, и уж тем более Джереми это или нет.

– Полагаю, это одна из чашек, что была пролита на ваш стол.

– Мои ножницы по–прежнему у вас.

Самая ужасная вещь заключалась в том, что Лора знала, что к тому времени, когда этот

парень вошел в лифт, Грейси уже была мертва. Таким образом, это должна быть либо

Кармелла, либо неизвестный, либо Шелдон.

– Сейчас 7:28, – сказала она, указывая на время в нижней части экрана. – Можете

поставить на «стоп»? – детектив исполнил его просьбу. Лора приблизила лицо к экрану.

Даже без шарфа было бы невозможно отличить парня с двумя кофейными чашками от

кого–либо еще из сотрудников. – Вы уверены, что это Джереми?

Канингеми не ответил.

– В этом то и проблема, не так ли? Вы не можете с уверенностью сказать, он это или нет.

Все, что у вас есть, – это пропавший T.O.P и волокна. И даже если это он, то что?

Как будто он ожидал такой реакции и щелкнул на кнопку «play» на другом мониторе. На

экране снова появилась роза ветров. У лифта стояла небольшая группа людей, а время

показывало 7:37 утра. Судя по всему, запись была недельной давности. Детектив нажал

на паузу и указал на две фигуры.

– Узнаете их?

– Тот, что пониже – я, а другой – Джереми.

Он быстро перелистнул на другой день. На экране замельтешили люди, а потом холл

снова стал пустым. Следующая остановка в 7:28 утра.

– А этих двоих?

– Снова я и Джереми.

Он нажал кнопку на другом экране, и река людей потекла через розу ветров

нескончаемым потоком. В ночные часы поток замедлялся, а ближе к 7 утра увеличивался

вновь. В этом было что–то по истине удручающее. Полная предсказуемость действий и

фатальная реальность. Сколько бы людей не входило и не выходило из этого лифта, для

камеры сверху они проставлялись лишь размытыми точками.

Канингеми застыл на 7:31 утра и указал на две затемненные фигуры.

– Вы видите здесь образец?

Она сложила руки. Может ли он действительно подразумевать то, что, по ее мнению, он

подразумевал?

– Я знаю, что он ваш босс, – сказал детектив, прислонившись к монитору, – И что он, на

четыре или пять лет старше вас?

– Никто не сказал вам, что он гей?

– Все сказали, кроме коронера Грейси Померанц. Он довольно убедительно доказал, что

ДНК Сент–Джеймса находилось там, где гею быть не зачем.

Её глаза расширились от недоумения.

– Вы говорите ...– она не смогла закончить предложение.

– Говорят, ему было девятнадцать лет. Он никогда не говорил тебе?

Она открыла рот, но ничего не смогла сказать. Детектив смотрел на неё изучающим

взглядом, полным жестокого сочувствия. От столь пристального внимания у Лоры

задергался глаз. Канингеми изучал ее с жестоким, пронизывающим насквозь вниманием.

Лора чувствовала, что каждое с каждой минутой тик усиливался.

– Вот какая интересная картина, получается, – сказал он, положив локти на колени. – У

меня есть двое, которые приходят в офис вместе ни свет, ни заря, по меньшей мере, три

раза в неделю, и до прихода остальных сотрудников, проводят наедине как минимум

десять минут. Один из них постоянно навещает другого в Рикерсе. А все в офисе в один

голос утверждают, что эти двое чрезвычайно близки.

– Почему тогда, эти все позволяют миру думать, что их босс гей?

– Понятия не имею.

– Вот и я не знаю, что сказать.

– Может быть, у вас есть ДНК, о которой вы хотите мне рассказать? – он посмотрел на

нее с ухмылкой, и Лоре осталось лишь гадать, шутит ли он, чтобы смягчить вопрос, или,

если он был серьезен, то это наивысшее хамство.

– Подобное даже слушать не хочу, – ответила Лора.

– Может быть, мне следует задать более прямой вопрос? – С невозмутимым видом

продолжал Канингеми.

Лора потеряла дар речи. Её обвиняли в том, что она спит со своим боссом. Несколько

дней назад эта мысль и в правду была бы восхитительная. Но все же, сейчас ей совсем не

хотелось оказаться в списке подозреваемых в убийстве.

– Я не сплю с моим боссом.– Как можно спокойнее ответила Лора.

Он откинулся назад.

– Вызнаете, что Сент–Джеймс хотел порвать с Померанц? А она искала способы погубить

его. Мы сможем выйти на вариант о непредумышленном убийстве, если он признается.

– А знаете ли вы, – спросила Лора, – что накануне, у Кармеллы случился конфликт с

Грейси? И не у нее одной. Она так же оскорбила Ноэ перед всеми гостями Пьера Севона?

– Она грубила многим, мы знаем.

– Она была мстительной, злобной сукой. Джереми, вероятно, был единственным

человеком, который терпел её, и она наплевала не него. Даже из могилы она все еще

портит ему жизнь.

– Расскажи мне о платье «Ноэль». Слегка наклонив, голову и продолжая смотреть, в упор

на Лору спросил Канингеми.

– Нечего рассказывать. – Ни сколько не смущаясь заданному вопросу, ответила Лора.

– Ваш коллега сказал, что пару недель назад он услышал крик за закрытыми дверями.

В памяти сразу мелькнул Андре. Этот надменный ублюдок. Я засуну «Дельфи–Грин» в

его задницу, но до этого я должна была рассказать историю так, какой она была. И с этим

уже ничего нельзя было сделать. Он может обвинить её в чем угодно. В жарком романе со

своим босом. В убийстве его любовницы. Но она не позволит обвинить её во лжи, как

пятилетнюю, укравшую печенье из коробки.

Лора выпила воду и погладила пустую чашку. В комнате по–прежнему стоял полумрак.

Лишь свет монитора освещал половину лица Канингеми. Из–за этого казалось, что

детектив её внимательно слушает, но записная книжка его так и осталась лежать

закрытой на столе.

– Вы же видели, как выглядит наша рецепция. – Когда он кивнул, она продолжила –

Каждые шесть месяцев мы проводим полное обновление этого помещения. Прямо сейчас

он отделан под Матисса. В таком же стиле сделан и магазин, куда отправляется большая

часть нашей коллекции. Но все не так просто. Помимо визуальной составляющей, такое

частое изменение интерьера призвано благоприятно влиять, на покупателей,

мотивировать их на приобретение нашей продукции. И что самое главное на Грейси.

Итак, в тот день, она вызвала меня к себе по интеркому. У всех моих коллег, разумеется,

сразу же возник вопрос: «О, а что она такого сделала?». По пути в её кабинет я

прихватила лежащий на стуле чехол на молнии, из–под низа которого торчал кусок

серого тюля. Это было платье «Ноэль», которое Джереми сделал специально для Грейси

много лет назад. Оно единственный в своем роде шедевр, хоть и весит почти четыре

килограмма из–за стеклянных стразов. Когда я вошла в её кабинет, она швырнула мне

платье прямо в лицо со словами, что его нужно уменьшить до четвертого размера. Но я

дважды снимала мерки, и дважды перекраивала платье. Я стала ей объяснять, что снова

изменять размер невозможно. Ткань еще одного перешива не выдержит. В этот момент

вошел Джереми. Я уже наперед знала, что он примет сторону Грейси и платье будет

безнадежно испорчено, и в этом буду виновата я, хотя это не так. У неё не четвертый

размер. Шестерка на крайний случай, и то только утром, потому что за день она набирает

до восьмого. И вообще в течение дня она часто выглядела несколько неряшливо.