Разговор получился долгий. Эмили делала пометки, которые потом просмотрела. Жерар подтвердил, что провести реставрацию более чем возможно. Единственное, за чем остановка, подчеркнул он, это отсутствие наличности – все, что она намерена предпринять, придется оплачивать деньгами, полученными от продажи имущества, каковую продажу следует организовать в самое ближайшее время. То, как изменились ее намерения, Жерара, похоже, ошеломило.

– Эмили, безусловно, это достойно всяческой похвалы, ваша решимость сохранить фамильное гнездо, но реставрация дома такого размера – работа огромная! Я бы сказал, полная занятость на два года. И все это ляжет на ваши плечи. А ведь вы одна…

Эмили ожидала, что он добавит «и к тому же женщина», но от этого он удержался. Жерара, надо полагать, занимало, какая часть этой работы выпадет на его долю, поскольку он, это было очевидно, считал, что одна, без поддержки, она не справится. Эта снисходительность раздражала, но, впрочем, что Эмили сделала, чтобы изменить это отношение? Она достала из чехла ноутбук, включила его. Потом, подивившись сама себе, что ожидает подключения к Интернету в доме, проводка в котором не менялась с сороковых годов двадцатого века, подхватила Фру-Фру и поехала в Гассен.

Преодолев крутые ступени, обратилась к Дэмиану, владельцу ресторанчика и вообще симпатичному человеку, нельзя ли воспользоваться его доступом в Интернет.

– Мадемуазель де ла Мартиньерес! Да конечно, все, что угодно! – воскликнул тот, проведя ее в маленький кабинет. – Сожалею, что не смог поприветствовать вас раньше, я был по делам в Париже. Вся наша деревня сочувствует вам в вашем горе, мадемуазель. Моя семья, как и ваша, живет здесь веками. Намерены ли вы продать шато теперь, когда матушки вашей не стало?

Эмили и сама понимала, что этот вопрос интересует Дэмиана больше всего. Его ресторанчик был средоточием деревенских слухов и сплетен.

– Определенного сказать пока ничего не могу. Надо сначала разобраться в делах.

– Разумеется. Надеюсь, вы не станете продавать, но если надумаете, я знаю многих застройщиков, которые с охотой вложат средства, чтобы превратить ваше красивое шато в отель, – и Дэмиан кивнул на окно, в котором, далеко внизу, поблескивала на солнце выгоревшая крыша.

– Я еще не решила, Дэмиан.

– Что ж, мадемуазель, если в чем возникнет нужда, только скажите. Мы все очень любили вашего отца. Хороший был человек. После войны деревня совсем обнищала. Граф помог подтолкнуть власти к тому, чтобы сюда, на холм, проложили дорогу, и к нам стали ездить туристы из Сен-Тропе. Моя семья открыла этот ресторанчик в пятидесятых, и деревня начала процветать. И еще ваш отец содействовал тому, чтобы мы начали выращивать виноград, из которого делаем наше замечательное вино. – Дэмиан обвел рукой покрытую виноградниками долину. – Когда я был маленьким, тут были одни только фермы, выращивали зерновые, пасли коров. А теперь наше прованское розовое известно во всем мире.

– Приятно слышать, что мой отец способствовал процветанию края, который он так любил.

– Де ла Мартиньересы – часть Гассена, мадемуазель. Я надеюсь, вы останетесь с нами.

Дэмиан суетился вокруг нее, принес ей воды, хлеб и тарелку сыра, но как только Эмили вышла в Интернет, оставил ее одну.

Она проверила свою почту, а потом достала визитную карточку Себастьяна и нашла сайт его галереи. Называлась та «Арт» и находилась на Фулхэм-роуд в Лондоне. Эмили было приятно уже то, что она существует. Собравшись с духом, она набрала телефон Себастьяна. Ответил ей автоответчик, она оставила свой номер и короткое сообщение о том, что хотела бы обсудить с ним вчерашнюю находку.

Закончив, Эмили поблагодарила Дэмиана за Интернет, за угощение и отправилась назад в шато. Чувствовала она в себе такую бодрость и живость, каких не испытывала годами. Если решиться реставрировать шато, то придется забыть про поприще ветеринара в Париже и переселиться сюда, присматривать за работами. А что? Может быть, это именно то, что ей нужно, – хотя, удивительное дело, еще несколько дней назад эта мысль ей даже в голову прийти не могла. А сейчас кажется, что это придаст ее жизни смысл…

Впрочем, возбуждение ее сменилось испугом, когда, подъехав к дому, она увидела у подъезда полицейскую машину. В спешке припарковавшись, Эмили схватила Фру-Фру на руки и кинулась в вестибюль, где нашла Марго разговаривающей с жандармом.

– Мадемуазель Эмили, – Марго была напугана, – кажется, к нам кто-то забрался! Я приехала, как обычно, в два, а входная дверь настежь! Ох, мадемуазель, мне так жаль!

С упавшим сердцем Эмили поняла, что, решившись восстановить шато, в порыве энтузиазма не заперла дверь, когда поехала в деревню.

– Марго, вы не виноваты. Наверное, это я оставила дверь открытой. Что-нибудь пропало? – На ум сразу пришел потенциально ценный Матисс в утренней гостиной.

– Я внимательно осмотрела все комнаты, вроде бы все на своих местах… Но, может быть, вам еще самой посмотреть?

– Такие преступления часто происходят случайно, – заметил жандарм. – Прохожие видят, что в доме никого нет, вламываются и берут, что плохо лежит. Наличные там или драгоценности.

– Вот чего-чего, а этого они здесь не найдут, – мрачно отозвалась Эмили.

– Мадемуазель Эмили, а нет ли у вас ненароком ключа от входной двери? – спросила Марго. – Я что-то его не вижу. Я подумала, что, может, вы его взяли – обычно он торчит в замочной скважине – и припрятали для большей надежности?

– Нет, я не брала. – Эмили перевела взгляд на здоровенную скважину старинного замка. Без своего проржавелого товарища, ключа, который, сколько она себя помнила, всегда из нее торчал, скважина выглядела опустелой. Эмили нахмурилась, пытаясь припомнить, видела ли она ключ утром. Но нет, вряд ли, она так торопилась…

– Если ключ не отыщется, непременно вызовите слесаря из деревни, пусть поставит новый замок, – распорядился жандарм. – Иначе так и будете жить с незапертой дверью, а воры, если забрали ключ, могут еще вернуться.

– Да, конечно… – Представление Эмили о шато как оплоте надежности и безопасности таяло на глазах. Сердце глухо забилось. Марго глянула на часы. – Простите, мадемуазель Эмили, но мне надо домой. Антон там один. Можно, я пойду? – спросила она жандарма.

– Да, если мне что-то понадобится, я позвоню.

Марго повернулась к Эмили.

– Мадемуазель, не по душе мне, что вы тут одна. Не лучше ли будет переехать в гостиницу, хотя бы ночи на две?

– Не беспокойтесь, Марго, я позвоню слесарю. А потом, я всегда могу запереть дверь моей спальни, ну, сегодня, во всяком случае.

– Обещайте мне позвонить, если что-то почувствуете. И, прошу вас, непременно заприте заднюю дверь, – и Марго устало зашагала к своему велосипеду.

– Обойдите еще шато, пожалуйста, посмотрите, может, что-то пропало, а мы с вашей экономкой недоглядели. – Жандарм вытащил из нагрудного кармашка блокнот и записал номер. – Дайте мне знать, если окажется, что чего-то недосчитались. Тогда мы предпримем следующие шаги, а так, – он вздохнул, – вряд ли я что могу сделать.

– Спасибо, что приехали, – сказала Эмили, чувствуя себя недотепой. – Боюсь, это моя собственная вина…

– Это моя обязанность, но я бы вам посоветовал все-таки принять меры безопасности и установить здесь – шато ведь часто пустует – систему сигнализации. – Он кивнул на прощание и вышел в распахнутую парадную дверь.

Эмили тут же стала подниматься по лестнице, чтобы посмотреть, все ли на месте, и на полпути вверх заметила машину, которая ехала по подъездной дорожке и исчезла за домом.

С бьющимся сердцем Эмили скатилась вниз и кинулась в кухню, чтобы ее запереть, – но тут в окошке двери возникло лицо Себастьяна. Она снова отодвинула болт запора и открыла дверь.

– Добрый день! – поздоровался он. – Вы уверены, что хотите меня видеть?

– Простите, но, кажется, в доме только что были грабители, и я не узнала вашу машину.

– О, господи, Эмили, как это ужасно! – Он переступил через порог. – Что-нибудь пропало?