А в 1873 году, за 93 года до победы в Кубке мира, англичане со второй попытки выиграли у шотландцев – в Лондоне на «Кеннингтон Овал» – и стали первой сборной на нашей планете, победившей в международных матчах. Правда, в XIX веке шотландцы играли гораздо сильнее англичан: у них 14 побед против 6 поражений при 6 ничьих, но об этом позже. Главное сейчас – то, что в одном из этих матчей, в 1875 году, сборную Англии выводил на поле капитан команды, второй футбольный апостол Чарльз Олкок. Олкок дебютирует и забивает гол за сборную Англии в возрасте 32 лет – это рекорд. Он включен в Книгу рекордов Гиннесса как старейший игрок международного уровня в истории футбола, ведь родился Чарльз в далеком 1842-м, когда Роберт Майер впервые установил существование механического эквивалента теплоты, открыв тем самым закон сохранения энергии.

Апостол Олкок же энергию не хранил, а исключительно расходовал.

В 1882 году Футбольная Ассоциация официально запрещает клубам финансово поощрять своих игроков и назначает Олкока председателем комиссии по проверке подобных фактов. Но вместо предложений по ужесточению наказаний Чарльз Олкок заявляет, что удерживать появление профессионального футбола невозможно – так же, как невозможно запретить северо-западный ветер, – и предлагает легализовать профессионализм. В июле 1885-го, через полтора года после доклада Олкока, профессиональный футбол был легализован.

Мало Чарльзу работы – так в 1895 году он еще избирается казначеем Футбольной Ассоциации (правда, казначействовал он скучно: ничего не украл, не распилил, не растратил), а затем и ее вице-президентом.

И при такой глобальной занятости (а он по-прежнему занимается спортивной журналистикой, публикуя статьи о футбольной тактике, лоббируя игру в пас, впервые описав «комбинационный стиль в футболе») Чарльз Олкок умудряется профессионально и весьма успешно заниматься крикетом! С 18 лет он считается одним из лучших английских крикетистов, с 1872 года работает по совместительству секретарем крикетного клуба графства Суррей, 28 лет редактирует популярный крикетный ежегодник, а в 1880 году организует первый международный матч по крикету: англичане принимали на своем поле сборную Австралии…

Человек никогда не укладывается в свою биографию. Его пытаются вместить в какой-то текст, пусть даже подробный, а он не помещается в нем – как тесто, вылезая со всех сторон из-под крышки. Он гораздо больше событий, частью которых являлся. И чем больше человек, тем больше он своей биографии.

Таким – вылезающим, как тесто, из своей биографии – и был харизматичный футболист, талантливый журналист, суперкреативный менеджер-организатор, неформальный функционер и отличный крикетист, отец современного спорта – апостол Чарльз Уильям Олкок.

Что же представлял собой футбол того времени?

Игроки-энтузиасты – а командам строго запрещалось выплачивать деньги футболистам – выходили после тяжелой работы (представьте – многие парни работали на шахтах, где неплохо платили – ведь уголь был нужен для промышленного подъема, а промышленный подъем – чтобы утереть нос французам и разным прочим немцам) на неровный, грязный газон и играли в полном соответствии с покрытием – грязно, от души пиная друг друга ногами несмотря на запреты. Кровь, пот и грязь были символами первых футбольных десятилетий!

Заменять травмированных было не принято – замены разрешат только после того, как в космос слетает Юрий Гагарин. И задолго до появления Павки Корчагина парни на поле работали по тому же принципу: смены не будет. Когда в одиннадцатом году футбольной эры (1874) – а именно тогда Ливай Страусс выбросил на рынок свои голубые джинсы с медными заклепками – Сэму Уиддоусону из клуба «Ноттингем Форест» в очередной раз повредили голень, – ну не могли удержаться англичане, чтобы не ударить соперника по ногам хотя бы разок за матч, зато уж как следует, – он стал поддевать под гетры специальные прямоугольные куски толстой кожи – так были изобретены защитные щитки. Щитки были высокие, надевались поверх носков и доходили чуть ли не до шорт – правда, и шорты у английских футболистов были на загляденье – длинные, на ремне, с карманами.

Перекладин в воротах в течение первых 20 лет от футбольного Рождества не было: по правилам между верхними концами штанг – то есть двух столбов, более или менее прочно вбитых в землю – достаточно было натянуть ленту. В отсутствие ленты годилась и веревка, собственно, что угодно годилось, лишь бы линия обозначилась. Ну а если учесть то, что и сетки на воротах не было – с неба как манна она не падала, хотя многие ждали, – то на поле постоянно разгорались долгие и жаркие споры по поводу того, залетел ли мяч в ворота со стороны игрового поля или нечестно закатился из-за лицевой линии, которая, кстати, тоже четко очерчена не была: поле обозначалось флажками, линии контура еще только предстояло придумать и начертить.

Споры разрешали сами игроки: судья считался человеком со стороны, подозрительным во всех отношениях, и на святая святых – футбольное поле – ступать не мог. Посторонним вход запрещен, – только для действующих лиц. Футболисты обращались к судьям, стоявшим у бровки или сидевшим на трибуне, только когда им окончательно надоедало спорить (подробнее об этом – в рассказе об апостоле Мариндине).

Однажды, а шел уже 1890 год, – после особенно затянувшейся полемики на «Гудисон Парке», парализовавшей матч, болельщика «Эвертона» Джона Броди, скучавшего на трибуне, осенило – а взрыву его мозга способствовал и тот факт, что гол в ворота «Эвертона» в результате дебатов все-таки был засчитан, хотя Джон видел абсолютно точно, что мяч залетел из-за поля. Будучи владельцем ливерпульской фирмы по производству рыболовных сетей, Джон понял, что если уж сетями можно ловить рыбу, а иные даже ловят и человеков, то вполне можно поймать и футбольный мяч! Так была придумана сетка «карманного типа» для футбольных ворот, которая стала неотъемлемой частью многих видов спорта.

Что же касается непосредственных действий игроков на поле, то поначалу они напоминали скорее нынешний дворовый футбол – и в немалой степени за счет неоптимальной трактовки офсайда и прав вратаря.

Правило офсайда было перенесено из регби: если в момент паса футболист находился впереди мяча, он считался в положении «вне игры». Таким образом, проход вперед совершался либо за счет индивидуальных действий, либо «веером» – о комбинациях речи пока быть не могло. Правда, уже через три года после Рождества игрок стал считаться «вне игры», если в момент паса он находился ближе трех игроков соперника к воротам, включая вратаря, – но, к сожалению, правило действовало по всему полю. И лишь за семь лет до Первой мировой войны офсайд стал фиксироваться только на половине обороняющейся стороны.

Что же касается вратаря, то он мог в принципе играть руками в любой точке поля – поскольку в правилах была написана расплывчатая фраза «если это необходимо для защиты ворот». Доказать необходимость, а уж тем более осознанную – дело нехитрое. И носил вратарь форму того же цвета, что и остальные футболисты команды – так что распознать его можно было только по кепке, при этом наличие кепки не было обязательным условием. В общем, хотите определить вратаря – следите, кто активнее других играет руками.

Получалась в итоге следующая картина: взрослые бородатые дяди в рубашках и шортах (бриджах) всей гурьбой устремлялись на мяч – уж очень каждому хотелось обвести соперника и забить гол. В пас играли крайне редко – от отчаяния и безысходности, – а получив мяч, бежали сломя голову к чужим воротам, оставляя в защите одного «провинившегося» игрока. Если виноватых в команде не было, в обороне дежурили по графику, минут по пять.

Вот и носились по полю две веселые толпы футболистов – от одних ворот до других.

Но время шло, футбол взрослел, мужал и превращался в качественное спортивное шоу – не в последнюю очередь за счет уникальных личностей, которые меняли представление общества об этом виде спорта. А представление было весьма неоднозначным. Члены высшего общества тогда не закупали VIP-ложи, где можно вкусно поесть, выпить вина и поговорить о делах, посмотрев временами на футбольное поле – такой опции еще просто не существовало, – и поэтому леди и господа считали игру в мяч ногами уделом необразованного, грязного, потного пролетариата, которому нечего терять кроме свободного времени.