– Хорошо, сынок, как скажешь.

Все вместе они прошли в кухню, и Феликс прикрыл дверь, чтобы девочек не разбудили разговоры. Сняв пиджак, мужчина повесил его на спинку стула и присел за стол, накрытый цветастой скатертью.

– Чаю сейчас согрею. Покушаешь что-нибудь? – засуетилась хозяйка.

– Ничего не надо. – Феликс расстегнул верхние пуговицы рубашки и положил руки на стол, сцепив пальцы в замок. – Присядьте, пожалуйста, надо поговорить, у меня правда мало времени.

Старики послушно, как дети, уселись напротив. Феликс смотрел на них, думая, как сильно они постарели в последнее время, особенно Василий Федорович сдал…

– Вы решили что-нибудь насчет завещания? – спросил Феликс. – Как хотите составить, что в него вписать?

Мария Семеновна тяжело вздохнула, а Василий Федорович молча поднялся из-за стола и пошаркал к подоконнику, где за занавеской стояла жестяная банка, приспособленная под пепельницу, и лежала неизменная пачка «Беломора». Открыв окно, он закурил. Феликс глянул на старика вполоборота.

– Неужели нельзя наконец нормальную пепельницу купить? И сигареты? Разве можно травить себя подобной дрянью в вашем возрасте?

– Привычка, – усмехнулся старик, – куда от нее, проклятой, денешься.

– Еще огород этот, – продолжал Феликс. – Сколько можно вас просить не ворошить землю? Скажите, что надо, я все привезу в любых количествах: фрукты, овощи, зелень – все, что вам требуется. Картошки этой вашей, лука… Ну сколько вы за зиму съедаете? Мешков двадцать вам хватит?

– Феликс, Феликс, сыночек, – женщина накрыла его ледяные пальцы теплыми ладонями, – не сердись на стариков. Всю жизнь мы на земле, срослись с ней. Землица здоровье-то не отнимает, силу она нам дает. Тут покопаемся, там повозимся, прополем, подвяжем, польем и вот – радостно нам. Огородик живет, и мы вместе с ним.

– Как знаете. – Феликс мягко высвободил руки из ее ладоней. – Так что насчет завещания?

– Да не знаем мы, чего писать. – Старик затушил окурок в банке и вернулся за стол. – Как сам ведаешь, так и напиши.

– Видимо, так и придется сделать. Основной пункт – мое опекунство над девочками – в силе, не передумали?

– Что ж тут передумывать, – ответил старик. – Нас похоронят, и все – голые сироты. Никому не нужны, никто не заступится. На кого нам еще-то надеяться?

– Хорошо. Мне надо было знать, что вы не передумали. – Феликс обернулся, из внутреннего кармана пиджака, висящего на спинке стула, достал плотный конверт и положил на стол.

– Куда ж так много! – всплеснула ладонями Мария Семеновна. – На прошлой неделе ведь привозил! Не надо, сынок, от себя, небось, отрываешь! А нам ни в жизнь столько не потратить!

– У девочек выпускной скоро, купите что надо.

– Так на будущий год этот выпускной.

– Ну да, говорю же, скоро. Чтобы в последний момент не суетиться. Купите заранее, платье там, туфли… все, что положено.

– Хорошо, купим. – Мария Семеновна вдруг опустила глаза и принялась теребить оборку халата на груди.

– Что такое? – Феликс подпер кулаком подбородок. – Говорите.

– Про заграницу эту… – нехотя произнесла женщина. – Зачем их туда отправлять? У нас тут, что ли, университетов нету?

– Девочкам не помешает хорошее образование и широкий взгляд на мир. И я могу им это обеспечить. Я бы вас всех вместе отправил в теплые края, куда-нибудь на берег моря-океана, если бы вы так упорно не держались за свой огород. Но насильно не могу заставить, поэтому поедут только девочки.

– Да куда ж нам ехать, Феликс? – Старик снова встал из-за стола и пошаркал к подоконнику. – Дом наш тут. Здесь и помереть хотим. Пущай девочки езжают, мир посмотрят, что им тут сидеть да на нас глядеть. Верно ты решил.

Мария Семеновна прикрыла ладонью лицо, смахивая слезы. Наручные часы Феликса издали короткий сигнал, предупреждающий о времени за полчаса до наступления рассвета.

– Мне пора, – Феликс поднялся, прихватывая со стула пиджак. – Если получится, заеду через неделю, постараюсь вырваться пораньше, чтобы девочек увидеть.

Старики заторопились к двери, провожая его.

– Береги себя, сынок! Всегда тебя ждем!

Выйдя со двора, Феликс сел в машину и резко тронулся с места. Выбравшись на шоссе, он проехал с полкилометра, заметил подходящую просеку, свернул в лес и там остановился. Открыв бардачок, Феликс выдвинул вспомогательную панель и нажал на одну из кнопок. С глухим гудением стали подниматься вторые, тонированные стекла, превращая салон машины в светонепроницаемый бункер. Затем мужчина перебрался на заднее сиденье и поискал глазами наилучшую для наблюдения точку. Приличное расстояние, стена деревьев не являлись для него преградой. Взгляд мигом нашел сотни просветов в кронах и отыскал зеленый дом с невысоким забором. Крошечной картинкой он отразился на поверхности каменно-черных глаз. Затем глазницы стали расширяться, с этим увеличилась и картинка. Теперь дом виделся так близко, словно Феликс стоял в паре метров от забора.

Посветлевшее небо разлилось огненным рассветом, ожило шоссе, замелькали машины. Удерживая наилучшую точку обзора, Феликс продолжал наблюдать за домом. Так он просидел без малого почти три часа. В половине восьмого на крыльцо вышли девочки – худенькие, ладно сложенные, черноволосые, прелестные в своей еще не раскрывшейся красоте. Поправляя ремешки сумок на плечах, они поцеловали вышедших следом бабушку с дедушкой и пошли в школу. Старики вернулись в дом. И тут Феликс наконец-то увидел этих птиц. Пара кречетов сидела на верхних ветках яблони. Когда закрылась дверь, птицы слетели вниз, на миг пропали из вида, и во дворе вдруг оказалось двое мужчин в одинаковой одежде: серые брюки свободного кроя, серые рубашки. Один за другим они поднялись на крыльцо и постучали в дверь.

Заслышав стук, Мария Семеновна открыла, даже не спросив, кто там. На крыльце стояла пара молодых людей, как показалось – близнецы: высокие, широкоплечие, русоволосые, коротко стриженные, с приятными загорелыми лицами и светло-серыми глазами. Увидев их, Мария Семеновна потерла веки тыльной стороной ладони, пытаясь избавиться от муторной дремы после беспокойной ночи, и спросила, что им надо.

– Маша, кто там? – выглянул из комнаты старик.

– Не знаю, – развела руками женщина.

– Мы от Феликса Эдуардовича, – ответил один из парней и открыто, белозубо улыбнулся. – Он попросил нас заехать и завезти вам предварительный вариант завещания. Я Петр, он – Павел. Можно войти?

– Конечно, проходите.

И Мария Семеновна отступила в глубь коридора.

Гости вошли, и их проводили на кухню – единственное просторное помещение в доме, служившее заодно и столовой. Молодые люди скользнули беглыми взглядами по обстановке: протертый линолеум, нехитрая мебелишка, светло-желтые обои в мелкий цветочек, полочка с иконками в углу, белые занавески, деревянные часы «кукушечий домик». Рядом на стене четыре фотографии в рамках под стеклом: старики в молодости с плохо отретушированными лицами и три современных снимка. На одном улыбающаяся пара – мужчина и женщина лет двадцати пяти с маленькими детьми. На втором – две девочки с цветами в руках и бантами в косичках на школьной линейке. На третьем фото они же, но уже лет пятнадцати.

Мария Семеновна предложила чаю, гости не отказались. Они присели за стол, и Петр вынул из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок. Расправив, он протянул бумагу Василию Федоровичу.

– Погодьте, за очками схожу.

Старик вышел из кухни, а хозяйка принялась выставлять на стол чашки и блюдца.

– Феликс Эдуардович просил, чтобы мы помогли вам хорошенько разобраться с завещанием, – сказал Павел. – Если непонятно что-то, спрашивайте, задавайте вопросы, мы все объясним.

– Хорошо, спросим, чего не спросить. А вы что же, вместе работаете? Тоже адвокаты?

Вода вскипела. Женщина насыпала заварки в фарфоровый чайничек, залила кипятком и накрыла крышкой.

– Нет, мы юристы, помощники адвокатов. А давно вы с Феликсом Эдуардовичем знакомы?