И тогда мне вновь и вновь казалось, что я схожу с ума.
Двадцать восемь лет меня звали Николь. Почти десять лет я прожила с самым прекрасным Мужчиной на свете. Мы планировали ребенка. Мы мечтали о собственном домике на берегу моря. Мы завели мне собаку, чтобы я не ленилась бегать по утрам и вечерам. А однажды утром я проснулась рядом с незнакомым мне мужчиной, который называет меня Анной и показывает фотографии с нашей свадьбы и фотографии нашего сына - младенца, который умер от асфиксии. "И после этого ты называешь себя Николь и просишь узнать, вернулась ли твоя собака к твоему мужу" - завершал он свои рассказы всегда одной и той же фразой.
- Если я твоя жена, то почему ты держишь меня в подвале? - спрашивала я его.
- Потому что ты опасна. Я не хочу, чтобы тебя снова закрыли в палату с психами и пичкали таблетками, от которых у тебя текут слюни.
Когда я слышала этот бред сумасшедшего, мне казалось, что слюни у меня потекут сейчас от его рассказов обо мне.
Я помню свой первый день в этом бетонном подвале, обшитом изнутри фанерой, так ясно, словно он был вчера. В моей голове находились тысячи молоточков, которые одновременно изнутри стучали по затылку и обычное поднятие головы для осмотра помещения, в котором я находилась, превращалось в невыполнимую задачу. Я лежала с закрытыми глазами, и, положив прохладную ладонь себе на лоб, пыталась детально восстановить общую картинку вчерашнего вечера. Точно. Мы ведь собирались на вечернюю прогулку. Оставив собаку ждать меня в коридоре, я поцеловала мужа в колючую щеку. Я всегда так делала, даже если разлука не составляла больше десяти минут.
- Мы скоро вернемся, но ты будь умничкой, скучай изо всех сил.
- Я только и делаю, что скучаю по вам, - пробурчал он сонный из - под одеяла. - Мы категорически мало видимся. На этих выходных я организую корпоратив своим ребятам, без них я бы просто задохнулся от этих диких условий последних месяцев. А вот потом, обещаю, я весь ваш. Выпишу себе три дня выходных, щедро приправлю их премией, и мы поедем за город. Будем купаться в озере, жарить шашлыки и друг друга.
Я от души рассмеялась. Мой муж часто отвечал мне грубее, чем того требовала ситуация. Но это была часть его. А я любила его всего целиком и без остатка. Со всем скопом его плюсов и минусов.
- Дождаться уже не могу! - ответила я ему и запланировала на следующую неделю три дня за свой счет.
В конце концов, могу себе позволить. Моя зарплата в добрый десяток раз меньше, чем у мужа. Мы ничего не потеряем, если я вообще останусь дома и больше никогда не выйду на работу. Но журналистика - это моя душа. Моё призвание. Моя жизнь. Когда работа в радость, я готова на неё ходить даже за чай с печеньем.
Я уже обувалась в прихожей, когда он зачем - то вышел нас проводить.
- Солнц, мы вернемся через полчаса максимум, - сказала я ему тогда. - А ты прощаешься так, словно навсегда.
- Мне так мало тебя, родная, - ответил он и чмокнул меня в макушку. Он знал, что я люблю, когда он так делает. За эти десять лет он узнал обо мне всё. Иногда я даже с обидой говорила ему, что, наверное, сложно продолжать любить такую предсказуемую жену. Но он лишь загадочно улыбался.
И вот теперь я не могла понять, где же я нахожусь и почему здесь так холодно и душно. Я приложила обе ладони к вискам, запустив пальцы в волосы, словно так возможно было унять ноющую тупую боль и почувствовала на своей коже комки налипшей грязи. Тогда, наконец, я открыла глаза. Поначалу мне показалось, что это чья - то глупая шутка. Но кому могло понадобиться закрывать меня в коробке? Стены, пол и потолок были одного цвета. Цвета фанеры. Там, где должно было располагаться окно, был нарисован крест-накрест перечеркнутый квадрат, по периметру которого была криво наклеена светодиодная лента. Мне пришла в голову мысль, что это, наверное, грубая интерпретация дневного света.
Я лежала на толстом и мягком матрасе, укрытая легким белоснежным пледом. Под головой покоилась высокая пуховая подушка. На этом плюсы моего заточения заканчивались. Я перевернулась на спину и засунула руки в карманы своего комбинезона, в попытке нащупать телефон или ключи от дома. Но там было пусто. Ровно, как и в остальном. С пальцев моих рук пропали все кольца, кроме обручального, с ушей все серьги, а с шеи - золотая цепочка с крестиком, подарок мужа на моё совершеннолетие. В моей больной голове всё встало на свои места. Меня обокрали. Надо вставать и плестись домой, сдаваться мужу, пока он не сошел с ума от пропажи любимой женщины.
- Молли! - закричала я и вскочила на ноги. Перед глазами поплыли разноцветные круги, и я едва удержалась на ногах.
- Молли!!! - звала я изо всех сил, пытаясь простучать стену в поисках двери.
Мой любимый маленький пес, моя верная девчонка, она не могла потеряться. Иначе как же ей искать дорогу домой? Паника подступала к горлу. Золото, телефон, ключи от квартиры - это всё сейчас было таким пустяком по сравнению с тем, что пропал мой любимый маленький товарищ.
- Молли! - кричала я, надрывая голос.
Спустя, казалось, целую вечность, где - то вдалеке раздался шорох, будто кто - то тихонько двигал щеколду на двери. Вслед за звуком, в сторону плавно уехала одна из фанерных стен. Как я и ожидала, за ней оказалась дверь, распахнутая настежь. На входе стоял человек высокого роста и больших размеров. Мне не было видно его лица в полумраке, но, на всякий случай, я отошла в самый дальний угол. Это глупо, ведь бежать из фанерной коробки мне было некуда, но инстинкт самосохранения кричал, что стоя как можно дальше от похитителя, у меня будет больше шансов спастись, если он допустит ошибку.
- Вы забрали всё ценное, что у меня было с собой, - я мысленно удивилась, откуда вообще у меня взялись силы заговорить первой с этим бугаем, поэтому продолжила еще тише и неуверенней, чем начала.
- Если нужно, вы можете потребовать у моего мужа выкуп в разумных пределах. Он заплатит за меня, я уверена. Не подходите ближе, пожалуйста, ведь я еще не видела вашего лица. Я не смогу вас опознать, а вы сможете меня отпустить.
- Анна, прекрати нести этот бред, - ответил он грудным баритоном. "Очень странно знакомый голос" - отметила я про себя, а вслух облегченно вздохнула.
- Я так и знала, вы похитили не ту девушку. Вам нужна не я. Моё имя Николь.
- Анна, я второй раз прошу тебя прекратить немедленно этот бред. После третьей просьбы я просто развернусь и уйду. До завтра ты пробудешь в одиночестве.
Не совершая ни малейшего движения, он продолжал стоять в тени, словно кукольное чучело, оставаясь неопознанным мной. В его тоне я не слышала никакой враждебности, только глубокое непрошибаемое спокойствие, поэтому я осмелилась продолжить разговор, а не замолчала, как он мне приказал. Ну, и еще потому, что мне хотелось пить, и я боялась, что он оставит меня тут в одиночестве умирать от жажды, если я не попытаюсь наладить с ним контакт прямо сейчас.
- Окей, вы можете называть меня так, как хочется вам. Но почему именно я? Я боюсь, что вряд ли смогу представлять для вас какой - либо интерес.
Я подбирала слова так осторожно, будто пробовала их на вкус. И это сработало. Он до сих пор не делал ни шага в мою сторону, но попытка выстроить диалог прошла удачно. Он откликнулся.
- Потому что я выбрал тебя. И ты нужна мне любой. Не имеет значения, излечимо это или нет. Я буду рядом.
Наш разговор начинал походить на сломанный телефон. Кто - то кого - то сейчас явно недопонимал. Либо моя ушибленная голова не усваивала информацию, либо этот человек напротив не в себе.
Я сделала еще полшага назад и спиной прижалась к теплой фанере, которой была обшита моя тюрьма со всех сторон. Страх оказался настолько силен, что меня потряхивало как при лихорадке. Я съёжилась, безуспешно пытаясь хоть немного успокоиться, и смотрела на него в упор, пытаясь осознать хоть что - то из происходящего.
Тысячи просмотренных фильмов в моей голове напоминали о том, что я должна знать, как необходимо вести себя, оказавшись в тех условиях, которые сейчас диктовались мне помимо моей воли и желания. Но, если кто - то когда - то прочтет мои записи, я хочу сказать, что вот именно ты, да - да, ты, никогда не сможешь предсказать, как поведешь себя в стрессовой ситуации, пока лично не окажешься в самом её эпицентре. Героини американских ужасов/триллеров/драм/трагедий вели себя нелогично настолько, насколько им велит сценарий. И всегда, глядя на них, я могла с уверенностью предсказать исход событий: "Дамочка, не кричи, этот идиот тебя услышит", или же "беги быстрее, не оглядывайся, это так просто", или "найди к нему подход, он взрослый ребенок, с ним так легко будет договориться".
