Периодически поливая голову холодной водой, Леонид принялся думать. В комнату заходить было страшно, и это действовало на нервы. Тогда он укрыл покойницу одеялом с головой, и сразу стало легче. В голове сложился четкий план действий.

Для начала Леонид тщательно вымылся, оделся и уничтожил следы своего пребывания. Номер оплатил он, однако паспорт на рецепции оставила Жанна, и это упрощало задачу.

Убедившись, что он ничего не пропустил и не забыл, Леонид вышел из комнаты и, втянув ладонь в рукав, затворил за собой дверь. В это мгновение его пронзила страшная мысль, что на бутылке остались отпечатки пальцев. Леонид едва не потерял сознание от ужаса, потому что вернуться уже не мог.

Стоя в коридоре, где его в любую минуту могли увидеть, он долго убеждал себя, что как следует протер бутылку. Память говорила, что так оно и было, но сознание упорно отказывалось верить.

На протяжении двух или трех последующих лет этот кошмар постоянно мучал Леонида по ночам. Снова и снова он стоял в пустом и безлюдном коридоре спящего отеля, не в силах сдвинуться с места, а совсем рядом звучали шаги или голоса людей, готовых застукать его на месте преступления. Во сне так обычно и происходило. Орущего, вырывающегося, брыкающегося Леонида заволакивали в номер, где лежало голое белое тело с багровым лицом задушенной им Жанны.

Наяву ничего такого не произошло и произойти не могло. Тогдашняя милиция была слишком занята крышеванием и рейдерством, чтобы отвлекаться на расследования бытовых убийств. Поймали какого-нибудь алкаша, выбили показания, дело закрыли – вот и конец истории. Элементарно, Ватсон.

Что касается настоящего преступника, то он, выбравшись из отеля незамеченным, в тот же день улетел в Туманный Альбион, а уже оттуда позвонил отцу и предупредил, что решил завершить каникулы раньше, чем предполагалось.

– Почему? – строго спросил отец. – Натворил что-нибудь?

– Боюсь натворить, папа, – сказал Леонид. – Знаешь, я понял, что все эти компании и попойки до добра не доведут. Слишком много соблазнов. Девочки, наркотики… Это может плохо кончиться. Лучше я на учебе сосредоточусь.

– Не ожидал. Неужели мой балбес поумнел?

– Я не балбес, папа. Я твой сын. Скажи, разве ты сам не поступил так же?

– Что ж, рад слышать, – сказал отец. – Кажется, ты взялся за ум наконец. Учись, сын. Нам с тобой многое предстоит сделать.

Впоследствии Леонид не раз разочаровывал отца.

Про Жанну из отеля никто так и не узнал. Как и про других покойниц со следами удушения, которые время от времени появлялись там же, где по стечению обстоятельств находился и единственный наследник Давида Семеновича Грызлина.

Он очень изменился с тех пор. Можно сказать, стал другим человеком. Всё изменилось: сексуальные предпочтения, характер, внешность. Пассивный гомосексуалист и активный женоненавистник – это была гремучая смесь. Именно она питала Леонида жизненной энергией, определяла его задачи и ценности.

Знай Ксюша, с кем имеет дело, она вскочила бы и убежала от этого молодого человека, которого считала всего лишь сыном своего мужа – и только. Но она пребывала в полном неведении (счастливом или прискорбном – зависит от точки зрения).

Ей не приходило и не могло прийти в голову, что сидящий напротив нее парень способен убить, причем не по причине злобы или ненависти, не ради наживы, а ради лишь минутного удовлетворения. Она не подозревала о множестве комплексов и навязчивых маний, обуревающих Леонида. Она видела перед собой высоколобого парня с редкими волосиками и большими глазами, окруженными тенями. Он всегда выглядел немного нездоровым, но был энергичен, умен и хорошо воспитан. Конечно, даже в пору своей личной сексуальной революции Ксюша никогда бы не легла с таким, однако общение с Леонидом не слишком напрягало ее.

Подобно большинству женщин, она интуитивно догадывалась, что представляет собой тот или иной мужчина. В Леониде ощущалась какая-то гнильца, но Ксюша даже предположить не могла, с кем имеет дело. Подозревала, что у парня не все в порядке с сексуальной ориентацией, – и только. Ее это не касалось. Чужое грязное белье неизменно вызывало у нее брезгливость, поэтому она старалась не совать нос туда, куда ее не просили.

Огульно обвинив мужчин в том, что они беззастенчиво пользуются женщинами, Ксюша намеривалась закончить не слишком приятный для себя разговор. Не вышло. Издав сдавленный смешок, Леонид забросил в рот миниатюрную шоколадку и, посасывая ее, сказал:

– Все люди используют друг друга в том или ином смысле. Это взаимный процесс.

– Наш разговор грозит перейти в философский диспут, – заметила Ксюша, а ведь мы начинали совсем с другого. Ты высказал опасения, что я с твоим отцом только из корыстных соображений. Я, как могла, постаралась тебя разубедить, но не думаю, что преуспела в этом. Что дальше? Какие у тебя еще ко мне претензии?

Леонид беззвучно засмеялся, покачивая головой.

– Ты меня неправильно поняла, мачеха, – беспечно заявил он. – Никаких претензий у меня к тебе нет. Я хотел кое-что прояснить для себя, вот и все.

– Прояснил? – спросила Ксюша немного более враждебно, чем допускала непринужденная обстановка кафе.

– Угу, – подтвердил Леонид, дружески улыбаясь. – Я задал вопрос и получил исчерпывающий ответ. Знаешь, ты умеешь быть убедительной. Мне понравилось то, что я услышал.

– Это всё?

– Всё.

В принципе, можно было встать и уйти, но приличия требовали более плавного завершения встречи, и Ксюша осталась сидеть, придумывая какие-нибудь вежливые переходные фразы.

Леонид ее опередил.

– Буду рад видеть вас у себя на дне рождения, – сказал он с теплой задушевностью, которой Ксюша в нем раньше не замечала. – Отец тебе уже говорил?

– Да, – ответила она. – Насколько я поняла, предстоит что-то выдающееся? Ты ведь каких-то звезд пригласил?

– Есть такое дело, – согласился Леонид.

– Это тебе, наверное, недешево обошлось? – проявила любопытство Ксюша.

– Расценки разные. А один актер вообще бесплатно согласился присутствовать. Егор Майоров. Красавчик такой синеглазый.

– А, знаю. Он что, твой приятель?

– А вот, представь себе, нет. – Леонид таинственно улыбнулся. – Он где-то видел тебя на снимках с отцом и, кажется, тайно втрескался по уши. Говорил, что ради такой красавицы готов в гладиаторских боях участвовать – не то что в корпоративе. Я его предупредил, конечно, чтобы губу не раскатывал, а он мне начал про платонические чувства заливать. – Леонид небрежно перебросил руку через спинку стула. – Как ты думаешь, они существуют?

– Что? – рассеянно переспросила Ксюша, мысли которой были заняты Майоровым и его неожиданными откровениями.

– Чувства платонические.

– Не знаю. Хотя в молодости я влюбилась в одного мальчика, и мне было достаточно смотреть по вечерам, как он на скрипке играет в окне.

– Вот и я о том же. – Леонид встал. – Актеры – народ влюбчивый. Тебя подвезти?

– Я же на своей машине, – напомнила Ксюша.

– Тогда до встречи, – раскланялся Леонид. – Жду вас на вечеринке.

Оставив на столе деньги и по-свойски тронув Ксюшу за плечо, он покинул террасу.

Она тоже спустилась вниз и села в машину, где, вместо того, чтобы включить зажигание, вошла в интернет. Егор Майоров оказался еще более интересным мужчиной, чем помнилось Ксюше. Хмыкнув, она отложила смартфон и вырулила со стоянки.

По пути домой она то и дело чему-то задумчиво улыбалась.

Всеобщий любимец Бикфорд пел с дымящейся сигареткой в пальцах, пуская дым в ночной воздух. Свет приглушили, оставив горящими лишь светильники по периметру ограды. К этому времени публика вдоволь нарезвилась и натанцевалась, так что настала лирическая пятиминутка.

Бикфорд вышел на сцену в алой косоворотке и драных голубых джинсах, что придавало ему вид лихой и свойский. Успевая делать короткие затяжки в паузах, заполненных гитарными проигрышами, он пел: