- Куда?
- Ко мне. Доктор говорит, течка будет тяжелой.
- Я не… - Роллинза вдруг скрутило короткой, страшной судорогой, и Брок оказался у его постели раньше, чем успел сообразить, что делает. Вжал лицом себе в шею, давая дышать своим запахом, и понес какую-то чушь про то, как хорошо все будет, как все сложится, вот увидишь, Джек, я хочу помочь, позволь мне.
Джек жадно дышал им, сжимая тонкое больничное одеяло в огромных кулачищах, и тонко, жалобно поскуливал. Кусал губы, пытаясь задушить этот позорный скулеж, и, видимо, не мог.
- Ч-ш-ш, ну чего ты, маленький? – отключив голову и мысленно послав к дьяволу навязчивую докторшу, заворковал Брок, будто Джек и правда был молодым несмышленым омежкой, которому страшно в первый раз с альфой. – Глупенький мой, все будет хорошо, слышишь? Давай оденемся и уедем.
- Не уходи, - прохрипел Джек и осторожно, будто боялся поверить, положил широкие ладони Броку на лопатки. – Не сейчас. Пожалуйста, Брок.
- И завтра не уйду. Давай, детка, поднимайся.
Не глядя подмахнув бумаги, Брок помог Джеку напялить чистый комплект формы и увел его к боковому выходу, минуя центральные аллеи и главные ворота.
Если бы он мог, он бы понес Джека на руках. Но дело было даже не в том, что он не поднял бы его, а в том, что сам Джек, очнувшись, никогда бы ему этого не простил. Не для того он столько времени доказывал всем, что ни в чем не уступает альфам, чтобы потом его средь бела дня волокли, как принцессу, через весь кампус к боковым воротам, у которых уже ждало такси.
Дома был небольшой беспорядок – Брок, уходя утром, не собирался возвращаться в компании влюбленного в него течного омеги. Он вообще собирался заночевать на базе.
Но вышло, как вышло.
- Брок, Брок, - раздевать почти потерявшегося в ощущениях Джека было тем еще квестом, но Брок справился: стянул форменную куртку, футболку и провел по широким плечам, чувствуя, что плывет от ощущений: у него никогда не было никого настолько большого. Литые мышцы были будто сделаны из металла, а кожа, там, где ее не рассекали шрамы, была гладкой и горячей.
А еще Джек был волосатым: руки, немного грудь и живот, ноги.
- Пойдем, - быстро стянув одежду и с себя, Брок мысленно поблагодарил себя за предусмотрительность, которая подсказала принять душ на базе. Сейчас Джек нуждался в нем, и времени на такие глупости не было совсем.
- Брок, что ты… почему? – Джек изо всех сил пытался сохранить остатки хладнокровия, хотя у него уже накрепко стояло, а на белье сзади появилось заметное влажное пятно.
- Ни о чем не думай, хорошо? Я помогу. Я буду с тобой, сколько нужно. Джек, ты слышишь? Ложись. Давай, крошка, в кроватку.
У Брока бывали влюбленные в него партнеры. Он до сих пор помнил Патрика – хрупкого, как фарфоровая статуэтка, чувственного и нежного. Тот обхаживал Брока несколько недель, подгадывая к течке, справедливо полагая, что ни один альфа не сможет отказать призывно пахнущему, на все согласному омеге. Брок и не отказал. Он вообще был щедрым на ласку и не дурак потрахаться, много и с удовольствием. Но на уговоры попробовать без резинок не повелся и сразу после течки честно сказал, что было круто, но на этом все.
С Джеком было иначе. Тот был напряжен, как струна, и вместе с тем так жадно, с таким обожанием смотрел на Брока, что внутри все плавилось. Странно, но хотелось оправдать надежды, выложиться, искупаться в этом обожании, заслужить его чем-то еще, кроме охуенной внешности и чисто животной привлекательности сильного самца.
У Джека все было серьезно, и отчего-то именно в этот раз Броку это не было безразлично.
Он, как и все, хотел, чтобы его любили.
Джек неловко устроился на кровати лицом вниз, с такой смесью обреченности и стыда, что у Брока неприятно защемило внутри, заныло, как больной зуб, от ощущения неправильности.
- Только ты потом ничего не говори, хорошо? – Брок с трудом разбирал слова, сказанные в подушку. – Только не ты. Все эти… все то, что говорят обычно такие, как ты, таким, как я. Я уйду, как только смогу. Хочешь – даже переведусь. Только будь со мной сейчас.
- Джек, - Брока так поразил сам факт, что от него кто-то ждал грубости и эгоизма (репутация мудака, любовно созданная, выпестованная, теперь работала против него), что он даже на мгновение потерял дар речи, что случалось с ним крайне редко. – Я сделаю тебе хорошо.
Роллинз оглянулся через плечо, еще раз жадно взглянул на него и инстинктивно призывно приподнял ягодицы.
- Брок, - низко позвал он, Брок упал сверху, прижимаясь сразу всем телом, так же инстинктивно пытаясь подмять под себя, накрыть целиком, закрыть от всего остального мира, но, по понятным причинам, это не вполне удалось.
- Хороший мой, - от шеи Джека пахло просто одуряюще, никакой приторной сладости, которую Брок терпеть не мог, никакой карамели и розы – очень мужской, «рабочий» запах. Джек был солдатом, как и Брок, чертова докторша была права. – Скажи мне, как ты хочешь. Я сделаю тебе хорошо, обещаю. Буду нежным с тобой. Забудь все, что было до меня, это неважно. Просто скажи – как ты хочешь?
- Мне не о чем забывать, - у каменно спокойного Роллинза вдруг вспыхнули уши, как у старшеклассницы, оставшейся девственницей после выпускного бала. Брок еще успел прикинуть, сколько лет Роллинзу, и во сколько примерно у омег начинаются течки, а потом он отбросил и эти мысли – глупые и ненужные сейчас.
Наверное, он давно не был в койке с кем-то настолько увлеченным его сиятельной персоной. Может, дело было в том, что течка после такого долгого перерыва смела у Джека остатки стыда, а, может, дело было в самой ситуации, но Брок просто забил на все, что не касалось сейчас их двоих.
Решив, что сам не болен, да и Джека карточку видел не далее, как сегодня. И он не мог забеременеть от него, так что…
При мысли о том, как сунет член в девственно узкую задницу без резинки, как будет трахать кого-то настолько сильного и большого, а потом кончит внутрь, запирая свое семя узлом, как будет гладить по мокрой от пота спине и успокаивать, шептать всякие глупости и дуреть от ощущения фактически всемогущества, от того, как хорошо он делает своему омеге, кому-то доверившемуся, сильному, но зависимому от него сейчас, Брок зарычал, но заставил себя успокоиться. Потерся членом о твердую ягодицу, сходя с ума от предвкушения, а потом сполз вниз и раскрыл ладонями каменно твердую задницу.
Не омега, а статуя какая-то.
Горячая, живая и такая же совершенная в своей неправильности.
Джек под ним напрягся, с видимым усилием оставаясь на месте, изо всех сил стараясь не взбрыкнуть, и Брок нежно прижался губами к его чуть приоткрытой дырке – бледно-розовой, нежной, как губы.
Джек закричал – растерянно и неверяще, попытался дернуться вверх, но от Брока Рамлоу, дорвавшегося до чьей-то задницы, еще никто не уходил. Он собрал девственно чистую, чуть сладковатую смазку и толкнулся языком внутрь, дернул за бедра, заставляя приподняться, и нашел рукой член. Он дразнил языком нежную кожу, наслаждаясь громкими, чуть нервными стонами Джека, и чувствовал себя гребанным королем мира. Всемогущим божеством, ебущим простого смертного на каменном алтаре собственного храма.
Смертный… то есть Джек, дергался под ним от избытка ощущений, от остроты и сладости, и пораженно, сладко ахнул, когда Брок сунул в него сразу два пальца.
- Ч-ш-ш, я осторожно, осторожно, маленький. Не бойся, я не сразу. Все будет хорошо, я о тебе позабочусь. Расслабься.
- Я не…
- Я понял. Ни о чем не думай. Доверься мне. Я сделаю, как нужно. Ты такой нежный внутри, как шелковый. И пахнешь просто охуенно.
- Не… не надо.
- Что хочу, то и говорю, детка. Это моя постель, и в ней я несу, что хочу, - Брок поцеловал его в лопатку и чуть прикусил солоноватую кожу. – Скажи мне, чего ты хочешь? И – не менее важно, - он нежно провернул пальцы, нащупав, наконец, что искал, - чего не хочешь, - закончил он после жадного стона, от которого сам едва не кончил.
