— В тебе есть тот самый огонек, которого так не хватает многим нашим студентам, Эрик. Стремление открывать, творить. Ты, как морской хищник, скользишь по просторам нашей науки, выискивая все самое интересное. Думаю, тебя ждет большое будущее, сынок.
Эрик криво ухмылялся на эти слова и, вежливо простившись с престарелым профессором, шел в библиотеку. В тот самый темный угол, где обычно они с Хэнком — юным гением и зазнайкой — готовились к занятиям и писали дипломные работы.
Эрику двадцать четыре, и теперь он знает, что такое одиночество.
— Я рада, что ты так увлечен учебой, Эрик, но все же не стоит забывать про друзей. И как же Магда, дорогой? Вы были такой прекрасной парой!
— Мама, прошу. Давай я сам разберусь со своей жизнью. Мне надо заниматься, прости.
Эрик всю жизнь не любил ботаников. В школе он был в числе тех, кто посмеивался над зубрилами, просиживающими свободное время с книгой вместо того, чтобы пойти прогуляться. Теперь он был один из них — хмурый заучка, сидящий на первой парте, жадно ловящий каждое слово преподавателя и проводящий за грудой книг в библиотеке все свободное время.
Друзья остаются в прошлом. Магда, расстроенная внезапными изменениями в его поведении и планах, решает, что он, видимо, нашел другую девушку. Их расставание после полугода отношений болезненно, но у Эрика слишком много дел, чтобы страдать из-за разбитого сердца. Через пару месяцев она переезжает в другой штат, они не видятся с тех пор.
Хэнк ему не друг. Они просто сидят рядом за партой и в библиотеке. А потом невзначай начинают общаться, обсуждать темы лекций, спорить о генетике, пишут совместный проект… Хэнк, пожалуй, наиболее близок к тому, кого Эрик мог бы назвать… приятелем.
Да. Единственным приятелем, с которым теперь он встречается пару раз в неделю, чтобы обсудить новости из мира науки, или поехать на конференцию, или сам Хэнк приходит в колледж, чтобы помочь Эрику с лекциями.
Хэнк работает в лаборатории. Эрик тоже предпочел бы что-то более научное, чем просиживать штаны в классе с детишками, но Хэнк все же юный гений, а Эрик всего лишь старательный ученик «с огоньком». В лаборатории ему отказали.
— Не расстраивайся. Обязательно попробуй подать заявление еще куда-нибудь!
Эрик ухмыляется и остается преподавать в колледже. В конце концов, это лучшее, что можно придумать для человека, которому не стоит высовываться слишком сильно…
Единственное, чего Эрик не знает, так это то, что происходит сейчас в этом чертовом мире?
Он регулярно смотрит на пальцы своей правой руки — большой, указательный и средний — и невзначай потирает их, чтобы не забыть… Чтобы удостовериться еще раз… Чтобы вспомнить, как в ту ночь в парке он подошел к тропинке, на которой еще недавно лежало тело девушки, и прикоснулся трясущимися пальцами к начавшей застывать крови. Он хотел убедиться, что это все взаправду. Кровь была густой и вязкой, уже холодной от ночного воздуха, липкой… Он бездумно растер ее по пальцам и пошел домой, не разбирая дороги.
Мать, проснувшаяся из-за шума, вышла встретить его и, увидев окровавленную руку, тут же побежала за аптечкой. Голос Эрика был твердым и спокойным, по крайней мере, ему так казалось.
— Все в порядке, просто Лари подрался и нос разбил, я испачкался.
Он не смог уснуть в ту ночь и даже после принятого душа продолжал потирать подушечки пальцев. Эрик мог бы поверить, что кровь была его галлюцинацией и он окончательно свихнулся. Но мать тоже ее видела, а значит, все было реально. Он не псих. Мутанты правда существуют. И есть какой-то телепат, который помогает тем подонкам истреблять людей со способностями так, чтобы никто этого не видел. И только на Эрика почему-то его способности не действуют. Или нет?
Огонек… Эрик грустно ухмыляется, вспоминая слова профессора. Если бы старик знал, почему Эрик здесь… Это был не огонек. А чертово пламя, горящее у него в груди и заставляющее день за днем подниматься, слушать лекции, хвататься за книги, задавать вопросы и копать-копать-копать.
Он уверен, что тоже мутант. Вот в чем его проблема.
Это чувство звенящего металла, эта боль в руках, ощущение, словно внутри него дремлет сила, которая никак не может найти выхода наружу. Может, он накручивает себя. Может, все это действительно шизофрения? Эрик не знает, чему верить, но решает предположить худшее (или лучшее). Он тоже обладает сверхсилой и тоже находится в смертельной опасности. Если те люди найдут его, что сделают с ним прежде, чем он окажется на месте той девушки?
Эрик нервно пьет остывший горький кофе из кружки и возвращается к чтению работ какой-то Кэти Джонс. Кэти явно пришла на этот курс не по собственному желанию и пишет такую чушь, что Эрик хочет смыть ее тетрадку в унитаз.
Пять лет он ищет все возможные следы группировки, отлавливающей мутантов. Он осторожен, как кот, выслеживающий опасную крысу на садовом участке. Заметки о пропавших без вести, настройка рации на полицейскую волну, поиски в газетках, Эрик общается с самыми видными светилами генетики в стране, посещает конференции и ненавязчиво интересуется «А не может ли?..». Но если поначалу его пыл огромен, и он действительно напоминает акулу, учуявшую жертву и поставившую перед собой цель нагнать ее, то со временем его страсть к поискам ослабевает.
Идут месяцы, но он не видит больше мутантов, ему не встречаются ни неизвестный Страйкер, ни Джейки, ни какой-то Шоу.
И он больше не слышит голос.
— Чертов ублюдок, почему не можешь сказать, что мне делать? Я же хочу помочь им! Уверен, я один из них. Почему не покажешься? — в минуты злого отчаяния Эрик мысленно или вслух взывает к неизвестному, но в итоге получается, что он разговаривает сам с собой.
И когда ему начинает казаться, что голос был галлюцинацией, он снова смотрит на пальцы и вспоминает, как нечто невидимое и сильное держало его, не давая выскочить на дорогу.
— Спас мне жизнь, а теперь молчишь, словно тебя не существует. Но я-то знаю, что ты есть. И однажды я обязательно тебя найду, так и знай.
Он бубнит это под нос, напоминая самому себе старика, и радуется, что никто в такие моменты его не видит.
Однажды он даже пытается использовать свою «суперсилу». Полчаса страдает над краном в ванной, пытаясь пошевелить его, сдвинуть вентили или расплавить. Он корчит рожи, крючит пальцы, пыхтит, но добивается лишь того, что выглядит, как идиот, в зеркальном отражении, краснеет и забрасывает это дело.
Эрик никому больше не рассказывает о том, что видел, и о том, что знает. О, нет. Он не повторит этой ошибки снова, как тогда, в двенадцать лет. Больше никто не заслуживает его доверия. Но это не единственная причина. Он бы не хотел подвергать никого опасности. Мать? Магду? Хэнка? Нет уж.
Уже поздно, и Эрик возвращается в свою квартиру. Она не слишком далеко от колледжа, где он преподает. Всего лишь пара кварталов вверх по улице. Вчера он забрал из дома матери последние коробки со своими вещами. Ни к чему ей этот «памятный хлам». Эрик разберет все и выкинет большую часть, но матери знать про это необязательно.
В его квартире не слишком много мебели. После детства в тесных однушках с матерью Эрик, наконец, может себе позволить свободное пространство. Ничего лишнего. Полутораспальная кровать в углу, диван для просмотра телевизора, шкаф для одежды, комод, письменный стол и, конечно же, куча полок с книгами и журналами по генетике.
Он раздевается и греет поздний ужин. Безымянный котяра, которого однажды притащила к нему в дом мать «для компании», трется об его штанину, оставляя на ней пучок рыжей шерсти.
— Толстый пакостник, тебе лишь бы пожрать. Эволюция не коснулась твоего разума, приятель. Ты все такой же бестолковый, как и твои предки. Думаешь только о еде.
Желудок Эрика урчит от голода так же громко, как и кот. К сожалению для Эрика, люди еще не эволюционировали до уровня, на котором можно питаться солнечной энергией.
