Голем приступил к допросу, не дожидаясь, пока останется с пленником один на один.

– Неприятно вышло, да? – Голем толчком сапога отбросил нож, присел рядом с Кенеком на корточки и с кажущейся небрежностью накрыл ладонью изувеченные пальцы. Кенек вскрикнул, но, спустя несколько мгновений, умолк. Даже скулить перестал.

– Так – совсем другое дело, верно? – продолжил Голем. – Так ты даже не истечешь кровью до того, как я передам тебя местным доброхотам, – а ты, по всему видно, не из тех, кто откажется прожить хоть на миг подольше. Но может стать хуже. – Он едва заметно двинул рукой на ране, и Кенек захлебнулся криком. – Гораздо хуже, – бесстрастно сказал Голем, когда тот вновь умолк. – Если мне покажется, что ты лжешь.

– Так ты дознаватель… этих… синезнаменных поганцев? – сплюнув кровь, спросил Кенек. И тут же заорал, когда Голем легонько надавил на то, что осталось от его кисти.

– Не надо больше… я буду… буду отвечать, – прохрипел Кенек, когда сумел отдышаться.

На бледном лице чародея не мелькнуло даже тени удовлетворения: он и не сомневался, что тот будет отвечать. Отвечать быстро и охотно.

– Начнем с того, кто такие «синезнаменные поганцы»?

– Бергичевцы… Люди барона Бергича.

Деян искоса взглянул на печь. Ему было не по душе оставлять Шалфану без присмотра рядом с чародеем, пусть и совсем ненадолго. Но старуху, укрытую грудой одеял, разглядеть было непросто, а с засонной травы она должна была спать крепко.

– Эл, пойдем. Эльма? – Деян встревоженно взглянул на девушку. Она стояла рядом, вперив в пол неподвижный взгляд, и ничего вокруг, казалось, не замечала – ни его, ни бабку, ни тел и крови посреди дома, ни чародея и Кенека, ни доносившихся со двора перешептываний и всхлипов. – Серая!

– Пойдем, – безжизненно откликнулась она и, по его подсказке надев наконец-то теплое верхнее платье, позволила вывести себя из дому.

– VIII –

Под стеной дома перетаптывались с места на место Солша с одним из сыновей и Малуха с дочерьми. На пол-лица «тетушки Со» растекся синяк, заметный даже в темноте, одежда была изорвана, но на ногах Солша стояла твердо. Малуха, с виду невредимая – если не считать царапины на щеке и спутанных волос, – немедленно бросилась к Эльме, причитая и плача. А дети выглядели… очень спокойными. В распущенных волосах у них, как и у Малухи, запутались обломки веток.

Деян, тяжело опираясь на костыль, прохромал к ним.

– Нура, Калиша. – Деян перевел взгляд с младшей на старшую дочь Петера. – Это вы его привели?

Можно было и не спрашивать: вряд ли могла найтись другая причина, по какой чародей вернулся среди ночи…

Они все заговорили одновременно – девочки, Малуха, Солша и ее мальчишка.

Из того, что Деяну удалось разобрать, следовало, что, как он и думал, Солша сама впустила Кенека с дружками в дом. Но она же, вместе с сестрой, и заболтала их ненадолго каким-то чудом, дав Малухе и детям время тихо вылезти в окно и сбежать задворками. А накануне вечером Калиша и Нура – запрет слаще меда! – рассказали сыновьям Солши про волшебную скалу и доброго чародея с каменными людьми, которые всех защитят, в обмен на историю про «большого и маленького дядек», которых мальчишки встретили днем.

– Все не как в сказке, но ведь должна быть в сказке и правда тоже, верно говорю, ма? – сын Солши в поисках поддержки постоянно смотрел на мать.

Дети, выбравшись из дома, понеслись к скале, не слушая Малуху, – той пришлось гнаться за ними изо всех сил.

– Как нарочно, через самый бурелом удирали, поганцы! – Даже в такой момент Малуха умудрялась ворчать.

Голема мальчишки нашли у развалин, точно там же, где и днем, и стали просить, чтоб он пошел и побил злых людей. К большому удивлению Малухи, чародей не рассердился и не прогнал их, а велел спрятаться в развалинах и тихо сидеть там до утра, тогда как сам вместе с великаном немедленно отправился в Орыжь; только спросил сначала, почему они пришли звать его, хотя днем сами застрелить хотели, а потом уже ушел. Дети выждали немного, но не утерпели, опять убежали от Малухи, и вот…

– Мы же все правильно сделали, дядя Деян? – Калиша требовательно дернула Деяна за рукав. – Правильно? Но почему тогда…. все равно…. Почему-у-у….

– Вы молодцы. И сделали все правильно, кроме того, что не послушали милорда Ригича и прибежали сюда, не дожидаясь утра. – Деян заставил себя улыбнуться девчонке и ласково потрепал ее по голове. – К сожалению, Калиша, в сказках… в сказках есть правда, но и вымысла много. Господин чародей – не Господь Всемогущий: помогает только кому может и как может.

«И как захочет», – добавил он про себя. За стеной взвизгнул Кенек: очевидно, опять сказал что-то не понравившееся Голему. Деян понадеялся, что никто, кроме него, за плачем Малухи доносящихся из дома звуков не слышит.

– Конечно, правильно! Вы нас очень выручили, маленькие. – Эльма, отведя Малуху к лавке, поманила девочек. – Идите, обнимите мать: вместе слезы солоней, но горе слаще.

Через мгновение Калиша и Нура, забравшись на колени к Малухе, уже ревели в три ручья вместе с ней. Телом никто из них не пострадал, но увиденного и услышанного за ночь с лихвой хватило бы и на то, чтоб надломить дух и крепкому мужчине.

– Этот милорд Ригич взаправду колдовать может, Деян?

Солша пристально уставилась на него единственным открытым глазом: другой заплыл так, что не осталось даже щелочки.

– Он чародей. Но не «господин добрый чародей», – ответила вперед Деяна Эльма. – Так что держите с ним ухо востро.

Голос Эльмы за время, что она утешала Малуху, вновь обрел теплоту и мягкость, но взгляд оставался прежним: неживым, холодным.

– Да, тетушка, все так, как говорит Эльма, – подтвердил Деян. – А где твой второй пострел? – спросил он – и тут же ужаснулся своего беззаботного тона: ведь мальчишка мог и…

– Жив-здоров. Весь в своего беспутного папашу пошел. – Солша покачала головой, не то одобрительно, не то осуждающе. – Ни стыда перед Господом, ни страха. Вырос малой. Во, гляди, чем занят!

Деян усилием воли заставил себя взглянуть в ту сторону, в какую указывала Солша: на дом Химжичей. Окна теперь были темны, но в распахнутую калитку пыталась протиснуться процессия почти столь же чудовищная, как та, что еще недавно направлялась в дом. Джибанд, на полроста возвышавшийся над плетнем, волочил за ноги два трупа, а мальчишка Солши с горделивой улыбкой сидел у великана на шее и масляным фонарем подсвечивал ему путь.

– Кенековы мерзавцы! – Выражение разбитого лица Солши могло сойти за гримасу ярости, достойную Голема. – Наших всех, живых и мертвых, уже снесли к знахарке во двор… Моя Талима тоже там. Живая, хвала Господу, – вздохнула она, утерев здоровый глаз.

Деян не стал ей говорить, что слова «вырос малой» мало подходят к тому, чем занимается ее сын, и что имя его отца Кенек назвал среди погибших.

– Бабка ваша как? Не зашибли? – спохватившись, спросила Солша.

– Обошлось. Надеюсь, до утра проспит, – поспешил успокоить ее Деян.

– Из наших… кто? – тихо, так, чтоб не могли расслышать Малуха и девочки, спросила Эльма.

– Даришу насмерть замучили, сволочи. И Лесоруб погиб, – так же тихо ответила Солша. – Застрелили. За своих баб вступился, да куда ж ему, старику? Когда они еще с ружжами… И битых-перебитых не счесть. Дальше что будет – ох, и думать страшно. – Она скосила здоровый глаз на приоткрытую дверь и осенила себя амблигоном. – Ох, страх! А малым все ж вздремнуть надо хоть чуть, и вам обоим тож. И бабушку вашу отседова забрать… В доме у меня – будто медведь прошелся, но сарайка теплая, и сена натащить можно.

Эльма, приличия ради, сначала отказалась, но упираться не стала. С какой стороны ни посмотри, а детей действительно надо было устроить где-нибудь в тепле и подальше от чародея.

– Уложишь их сама? – смущенно попросила она Солшу в конечном счете. – Я хочу зайти к Илле; может, чем смогу помочь.