Литмир - Электронная Библиотека

– Позиционные бои на разных направлениях, – с такой важностью сообщил железнодорожник, словно это стародавнее словосочетание только что под великим секретом прошептали лично ему на ухо в Генштабе. – Так что смотрите мне здесь! – погрозил желтым от курева пальцем.

– Сам видишь, что стараемся до самой малой косточки.

– Колеса у поезда скажут, как старались. На дорогу, как на храм, весь фронт молится, а мы…

Посчитав свою миссию строгого надзирателя выполненной, ногой незаметно выбил обратно только что подсунутый камень – все же был лишним, женщины стараются. Боком, скользя, спустился к бригаде. Присел около бабы Лялюшки, подтянул, как именинников, за торчавшие ушки-петельки голенища сапог. Посмотрел неторопливо по сторонам, ожидая, когда спадет внимание, и всем видом показывая: я просто шел мимо, просто передохну малость рядом с вами. И когда поверил в свое актерское мастерство, будто между прочим залез в переброшенную через плечо холщовую сумку. На ощупь покопался в ней. Опять же не привлекая лишнего внимания, вытащил кулек из оберточной бумаги с торчащими через верх круглыми боками пряников. Подсунул его соседке. Та прижала, укрывая перекрещенными руками, гостинец на груди.

– Сладенького хоть немного на зубок, – наклонился к ее уху железнодорожник. – На всех. Как-то так.

Посидел для острастки еще минутку, хлопнул ладонями по коленям – пора идти дальше. Сапожные голенища от хлопка присели на свои устоявшиеся складки, уши-петельки, прячась, нырнули внутрь обуви. И ладно. Главное в его профессии, вообще-то, не тупо стучать молотком, а слушать. Если звук звенящий, чистый – можно шагать дальше. Если рельс отзывается глухим звуком, то уже беда: ищи трещину и меняй рельс. С учетом того, что дорогу стыковали из старых рельсов, что крепили их к шпалам не профессионалы, нахаживал старик километры в день.

И едва сейчас скрылся за насыпью, женщины с радостными криками налетели на подарок, расхватали из-под растопыренных пальцев бабы Лялюшки сладости. Хватило всем, один пряник даже остался в газетной воронке: наверняка Михалыч не забыл и бригадира.

– Как-то так, – смахнув с угощения прилипшие крапинки табака, первой впилась в шелушащуюся глазурь Зоря.

Остальных тоже не пришлось уговаривать. И лишь когда были собраны языком с ладоней последние крошки, Наталья привычно поднялась первой:

– Все, Золушки. Дорогу и впрямь к Медовому Спасу надо сдать. За работу.

Баба Лялюшка заранее, дабы крестница не ляпнула чего-нибудь в ответ, отвесила Зоре легкий подзатыльник. Не смолчала Стеша:

– Доля ты русская, долюшка женская, вряд ли труднее сыскать.

Разминая спину, потянулась. Под тельняшкой остренько обозначилась грудь нерожавшей женщины, вздыбив черно-белые волны девятым валом, и Стеша, забыв Некрасова, игриво поддела ее снизу несколько раз. Но такое добро в той или иной мере имелось у каждой в бригаде, и особого эффекта демонстрация фигуры не произвела. Может, только Варя пристальнее других попробовала оценить женские прелести напарницы глазами мужа, но Груня подтолкнула ее к носилкам – наше дело браться за них да идти за грузом.

Глава 4

Штабные землянки, даже если и сооружаются на недолгий срок, обустраиваются быстро и основательно. Во-первых, в понятие «короткий срок» на войне мало кто верит, а во-вторых, именно из мгновений в «день-два» тихой сапой сложился уже второй полноценный год Великой Отечественной. Так что переносить жизнь и уют на завтра на фронте разучились: все сегодня и сейчас.

Преимущество штабных землянок перед солдатскими блиндажами состояло еще и в том, что для обслуживания командиров предусмотрены ординарцы, адъютанты, посыльные, охрана, которые и по долгу службы, и чтобы убить время приукрашивают всяк на свой лад быт начальников. Авось отметят и на передок не отошлют.

Начальник контрразведки спецобъекта 217 майор Врагов мог бы тоже отметить своего ординарца, поставившего на столик букет цветов в гильзу от неразорвавшейся «крылатки». Оперение мины уверенно удерживало на приставном столике цилиндр с колокольчиками, но Врагов, ворвавшийся в землянку, даже не взглянул на новый элемент ее убранства. Прошел к стене, отодвинул, как в деревенской печке, ситцевую занавеску рядом с «летучей мышью». Всмотрелся в висевшую за ними карту района.

От топографии оторвал робкий стук в дверь. Зашторив «печь», в которой варилась похлебка для Воронежского фронта, майор обернулся на вошедшего:

– А, герой! Ворошиловский стрелок! Любитель отправлять на тот свет диверсантов! Сколько уже завалил?

Лейтенант Соболь прикрыл глаза, по-детски спрятавшись в их темноту от грозного и язвительного вида майора.

– Я задал вопрос! – не принял игры в кошки-мышки Врагов.

– Троих. Но они сами…

– А какого рожна тогда мы здесь?!

Дверь землянки то ли от крика, то ли от неправильной центровки со скрипом отворилась, и в нее всунул стриженую голову с оттопыренными ушами и плечи с топорщившимися погончиками Василек. Прибившись полгода назад к части, детдомовец выполнял у Врагова функции «начальника, куда пошлют». Рукастый, глазастый, сообразительный, он пришелся контрразведчикам ко двору, и если бы не его неуемное стремление быть в каждой бочке затычкой, проблем бы с сыном полка не имелось. Но, пообвыкнув в новом для себя статусе, Коля Василек посчитал своим долгом обязательно быть там, где стреляют. Но поскольку на стройке стреляли мало, могло статься и так, что намылится пацан на передовую. По крайней мере, майор это предположил по его настырным расспросам о фронтовой линии и тяге к раненым. Поразмыслив, майор оценил хватку Василька: а ведь и впрямь сведения, получаемые от раненых, – самые свежие и правдоподобные. Это не газетные россказни журналистов, большей частью отирающихся в штабах и пишущих заметки по донесениям политруков.

– Не вызывал! – выпроводил майор из землянки помощника и вернулся к лейтенанту: – Какого черта, лейтенант Соболь, мы тогда здесь? – Подчиненный втянул голову в плечи. – Мертвый диверсант страшнее живого, потому что не знаем, зачем шел. Боишься, что не успеешь навоеваться? Зарубки на прикладе, как снайпер, наносишь? Что раненая?

– Молчит, товарищ майор, – обрадовался смене разговора лейтенант. – Раны не опасные, и по голове, и по животу как по заказу – по касательной. Но едва пришла в себя, принялась срывать повязки. Нацистка до мозга костей.

– Бинты завязать, язык развязать, – навис над подчиненным майор, несмотря на то что был ниже ростом. Однако втягивающие головы в плечи Гераклы никогда не казались Гулливерами. Первое из указанного Враговым лейтенант уже сделал, со вторым, скорее всего, не справилось бы и гестапо, если каким-то образом заставить его пытать свою разведчицу. – Она шла на встречу с кем-то из наших и твоими усилиями остается всего лишь единственной ниточкой, которая может вывести на предателя.

Соболь закивал. Не то что соглашаясь с упреками, а скорее показывая, что понимает оперативную важность раскрутки агента. В свое малое оправдание и исправление расстегнул полевую сумку, вытащил бледно-синие, проштампованные печатями квадратики бумаги:

– Среди ее документов обнаружили талоны на питание. На семь суток.

Только вот находка той радости, на которую рассчитывал лейтенант, начальнику контрразведки не принесла. Она скорее озадачила, потому что вогнала контрразведчиков в совсем уж жесткие временные рамки.

– Плохо, – не скрыл напряжения майор. – Значит, у нас шесть дней, чтобы понять, к кому и зачем шла. Шесть. Если не меньше.

Собственно, для обозначения этих сроков не нужно было и талонов. Главной задачей диверсантов, конечно же, являлась строящаяся дорога, ее вывод из строя до того, как начнется движение эшелонов. А еще предпочтительнее – во время движения первого состава. Самые уязвимые точки – это, естественно, мосты, крутые повороты. Но и подрыв на ровном месте участка ничего хорошего не сулил… Где вот только враг? И на каждом метре часового не поставишь. А если и поставишь, то не факт, что кто-то из них не окажется предателем…

5
{"b":"617218","o":1}