– И все же…

– Тот день, когда он станет для тебя обузой, будет последним днем его жизни. Серебряный кинжал отыщет сердце предателя.

– Это утешает, Мауфакк. Иногда я думаю, неужели я действительно достоин такой беззаветной любви Непобедимых.

Мауфакк, казалось, был изумлен.

– Если бы не был достоин, повелитель, то любви бы не было, – просто сказал он.

– Благодарю тебя, Мауфакк. Ты меня успокоил, хотя сомнений и не разрешил.

Наступил очередной Дишархун. С каждым новым днем Эль Мюрид все сильнее нервничал. Момент, после которого не будет возврата, мчался на него словно падающая звезда. Когда дети Хаммад-аль-Накира пересекут Сахель, менять что-либо будет поздно. Великая война продолжится до тех пор, пока величие Империи не будет восстановлено или его народ не низвергнется во прах.

Воины уже прибывали, когда он решился сказать Нассефу:

– Не лучше ли будет отложить все на год? Это даст нам время лучше подготовиться.

– Нет. Не надо трястись без причины. Время – наш главный враг. Запад слаб и пребывает в замешательстве. Там пока не знают точно, нанесем мы удар или нет. Но тем не менее продолжают готовиться. Хотя и лениво. Через год они все будут знать точно и смогут собраться.

В день Машада Эль Мюрид произнес речь перед войском. Он был поражен его численностью. На него взирали не менее пятидесяти тысяч человек. Все эти люди собрались по его приказу. И по меньшей мере столько же уже двигались в направлении Сахеля.

Видимо, этим летом дома не останется ни одного здорового взрослого мужчины.

Он возложил на них миссию нести слово Творца и вернулся в Святилище. Он вознамерился остаться рядом со Святым алтарем, чтобы возносить молитвы до тех пор, пока ход военной кампании окончательно не прояснится.

Первые сообщения были даже слишком хороши для того, чтобы оказаться правдой. Ясмид сказала ему, что дела идут гораздо лучше, чем надеялся Нассеф. Но затем к нему явился Мауфакк Хали.

– Повелитель, – начал он, – мне нужен твой совет.

– Что случилось?

– Человек по имени Аллаф Шахид, один из командиров Непобедимых, совершил опасную ошибку. Вопрос в том, как нам реагировать.

– Поясни.

– Отряд Непобедимых повстречал войска Хоквинда во владениях Хэлин-Деймиеля и по глупости затеял схватку. Наемники нас разгромили.

– И какое это имеет отношение к Шахиду?

– Он принял командование над теми, кто выжил. Во время бегства Непобедимые наткнулись на земли одного из арендаторов гильдии и вырезали всех – мужчин, женщин и детей.

– Ну и что?

– Мы не воюем с гильдией как таковой, повелитель. Мы находимся в состоянии войны с людьми, которые за плату прибегают к ее услугам. Это весьма существенное различие. Они требует, чтобы мы учитывали это обстоятельство.

– Требуют? У меня, Мауфакк? Лишь Бог может требовать что-то у Эль Мюрида. Только Творец, а не люди.

– Наверное, ты прав, повелитель. Но зачем нам без нужды возбуждать ненависть десяти тысяч человек, не менее преданных своему делу, чем служители культа Хариша? Дважды за свою историю гильдия прибегала к так называемым санкциям справедливости, начиная войну самостоятельно, как Орден. И каждый раз они уничтожали своих врагов окончательно и бесповоротно. Если они решат собрать все свои силы и обрушить их на Аль-Ремиш, то даже Бич Божий не сможет их остановить.

– Думаю, что ты преувеличиваешь, Мауфакк. И я не потерплю никакого диктата со стороны неверных.

– Я только предлагаю не увеличивать наших тягот, повелитель. Было бы лучше сделать жест примирения, чтобы утешить старцев из Высокого Крэга. Если силы гильдии разбиты на отдельные отряды, они менее опасны, чем когда выступают единым целым.

Эль Мюрид задумался. В доводах Хали был определенный смысл. Вади-эль-Куф преподал Ученику впечатляющий урок. Но с другой стороны, обращение к гильдии на любом уровне явилось бы демонстрацией слабости.

У Бога слабостей быть не должно.

– Сними с командования и верни в Аль-Ремиш Шахида. Больше ничего не предпринимай, однако прикажи командирам впредь подобного не допускать.

– Как скажешь, повелитель, – побледнев, ответил Мауфакк. Он пережил Вади-эль-Куф и надеялся, что ему никогда не придется еще раз стать свидетелем подобной бойни.

Весь следующий день он вел спор с самим с собой, прежде чем нашел оправдания для неповиновения.

Он направил трех гонцов тремя разными путями. Каждый из посланников нес письмо, в котором содержалась мольба о прощении и предлагалась большая компенсация. Однако Бог на сей раз оказался не на его стороне. Все три гонца погибли в пути.

Браги добрался до Высокого Крэга после четырех месяцев скитаний по разбросанным в Малых Королевствах лагерям беженцев. Каменная твердыня стояла на битом всеми ветрами и волнами утесе, выступающем в море чуть севернее реки Дунно-Скуттари. Браги поднял глаза на длинный, ведущий к воротам подъем, и в его памяти всплыли те мучения, которые он здесь претерпел в свою бытность новобранцем. Воспоминания оказались настолько яркими, что Браги едва не повернул назад. Только беспокойство о брате заставило его продолжить путь.

Он объяснил все часовому у ворот. Часовой направил его к сержанту – начальнику караула. Сержант послал его к лейтенанту, который, в свою очередь, отправил Браги к капитану. Капитан приказал молодому человеку переночевать в казармах и быть готовым к тому, что ему придется много раз повторить свой рассказ, прежде чем будет принято решение, как с ним поступить. Он считался пропавшим без вести – предположительно погибшим. Денежная компенсация за смерть уже была выплачена его брату. Деньги предстояло вернуть.

– Мне на все это плевать, – заявил Браги. – Я хочу всего лишь вернуться к брату и в свою роту. Где они?

– Рота Сангинета? Неподалеку от Хэлин-Деймиеля. Симбалавейн ведет переговоры о возможности укрепления гарнизона гильдии. Говорят, что Эль Мюрид готов начать священную войну. Хочет воссоздать Империю.

– Почему я не могу отправиться к ним?

– Отправишься, как только пройдешь здесь все нужные процедуры.

Браги задержался в Высоком Крэге на три месяца.

– Не верю, – широко открыв глаза, заявил Хаакен. – Откуда ты, дьявол тебя побери, взялся?

Хаакен был молодым человеком весьма крепкого телосложения, а ростом, пожалуй, превосходил своего названого брата.

Он нарочито осторожно приблизился к Браги и, обойдя вокруг него, объявил:

– Это действительно ты. Будь я проклят. И у тебя хватило наглости явиться после всех тех страданий, которые мне пришлось пережить?

– Ах ты, лживый сукин сын! – заорал кто-то среди палаток, и на плац выбежал еще один солдат – высокий тощий загорелый парень с имбирного цвета шевелюрой. – Ну и дела! Это и вправду он. Что ты здесь делаешь, Браги?

Это был Рискерд Драконоборец – дружок Хаакена и единственный в роте – кроме них двоих – уроженец Тролледингии.

– Так это действительно ты, – обняв Браги за плечи, продолжил Хаакен. – Чтоб я сдох! Мы были уверены, что ты убит.

– И чего тебе вздумалось вернуться? Ездил бы себе где-нибудь и ездил. Хаакен, нам с тобой теперь ни в жизнь не рассчитаться за похоронную компенсацию.

– Совсем не изменился, – рассмеялся Браги, обращаясь к Хаакену.

– На удивление туп, – ответил тот. – Не могу вколотить в него даже малую крупицу разума. Скажи ребятам, Рискерд.

– В момент. – Драконоборец подмигнул Рагнарсону.

– Итак, рассказывай, – произнес Хаакен. – Как ты сумел выбраться из Аль-Ремиша? Где ты болтался? Может быть, тебе лучше было бы отправиться в другое место? Нам скорее всего придется топать в Симбаллавейн. Ученик что-то затевает, и мы, наверное, опять окажемся в самой гуще. Ну как? Тебе есть что сказать?

– Наверное, – с ухмылкой ответил Браги. – Если ты на некоторое время заткнешься. Ты за последние пять минут сказал больше, чем обычно произносишь за год.