Некоторое время спустя Фелея потерла полированные подлокотники трона и вздохнула:
- Вы, безусловно, мудры, чтобы не доверять мне так сразу. Однако пройдет совсем немного времени, я больше не буду занимать этот трон, и вам придется опасаться совсем других людей.
Она улыбнулась, заметив испуганные взгляды, которыми обменялись Норисса и Байдевин, и он еще раз ощутил ее пылкую чувственность, не слишком тщательно скрываемую.
- Вы удивлены, - она посмотрела на Нориссу. - Но разве ты пришла не затем, чтобы занять место правительницы этой страны, в которой ты родилась?
Норисса молча кивнула.
- Тогда все мы действуем заодно. - Фелея с довольным видом откинулась на спинку трона. - Я так много лет ждала, пока ты появишься и освободишь меня от этой обязанности. Завтра, когда ты отдохнешь, у нас будет время поговорить об этом подробнее. Я стану учить тебя всему тому, что мне известно об обязанностях коронованной особы. И совсем скоро ты станешь госпожой Сайдры.
Норисса покачала головой, и Байдевин увидел на ее лице такое же недоверие, какое, должно быть, было написано на его собственном лице.
- Откуда ты знаешь, что я - настоящая наследница трона? Неужели ты не подвергнешь меня испытанию, чтобы я смогла подтвердить свое происхождение?
Фелея снова улыбнулась одной из своих ослепительных улыбок. Протянув вперед руку, словно желая дотронуться до щеки Нориссы, она, однако, не решилась этого сделать и убрала руку обратно.
- Никакого испытания не нужно, дитя мое. Одного взгляда на твое лицо достаточно, чтобы сказать мне правду. Глядя на тебя, я как будто снова вижу лицо Бреанны. - На ее прекрасном лице появилась легкая тень печали. К тому же никто, кроме ее дочери, не может носить на груди Знак Драконьей Крови. Ее собственная смерть узаконила твое право на владение им.
Рука Нориссы непроизвольно поднялась к вороту тупики, чтобы коснуться медальона. Взгляд Фелеи с жадностью, как показалось Байдевину, обратился туда же. Или эта темная тень только померещилась ему в глубинах этих темно-лиловых глаз? Он не был уверен, тем более что, когда Фелея снова заговорила, на лице ее снова появилось радостное выражение.
- Я вижу, что ты не очень-то веришь в то, что я без печали и грусти готова уступить корону. И я не удивлена этим, так как мне известно о том, что испытала ты, попав к Джаабену в руки. Да будет тебе известно, что, будь я рядом, он никогда бы не осмелился на подобные вольности.
Двое детей - мальчик и девочка - выскользнули из-за занавесок позади трона, и Фелея повернулась, чтобы выслушать то, что прошептала ей на ухо служанка. Кивнув, Фелея встала, указывая слугам подойти.
- Я знаю, что сегодняшний день сильно озадачил вас, к тому же вам пришлось пережить немало страшных минут. Вам необходимы отдых и время, чтобы придти в себя. Вас ждут горячая ванна и мягкие постели. Завтра, Норисса, я отвечу на все твои вопросы. А вы ответите на мои.
И она отпустила их, поручив заботам мальчика и девочки. Байдевин продолжал чувствовать на себе ее взгляд вплоть до того момента, когда они скрылись за плотными портьерами позади трона.
Сразу за занавесками каменные стены образовали узкий и длинный холл. Вдоль стен в ожидании выстроились слуги, невидимые из зала, но готовые по первому зову явиться пред очи того, кто занимает трон. В дальней стене холла были вырублены две широкие двери, между которыми вели наверх узкие ступени. Девочка-служанка провела их по этим ступеням и привела в небольшой круглый зал. Оттуда они попали в длинный коридор.
В коридор выходило всего три двери: по одной с каждой стороны и одна - в дальнем его конце. Байдевин про себя отметил, что никакого другого выхода отсюда, кроме ступенек, по которым они только что поднялись, нет.
Девочка остановилась возле двери с левой стороны коридора и, распахнув ее, пропустила Нориссу вперед себя. Мальчик же дошел до конца коридора и ждал, пока Байдевин подойдет.
Байдевин неуверенно остановился, пока Норисса не подняла вверх обе руки в знак того, что устала и готова временно покориться обстоятельствам. Только после этого Байдевин вошел в дверь, и мальчик, скользнув следом, закрыл ее за ним.
Когда Байдевин очутился в предназначенных ему покоях, мальчик провел его к нише, выложенной голубой и золотой плиткой. В самой ее середине, утопленный в пол, находился купальный бассейн. Поднимающийся от воды пар и ароматный запах мыла и трав заставили Байдевина задуматься, насколько давно он в последний раз мылся по-настоящему. Внезапно он ощутил и пыль, забившуюся в поры, и запах собственного несвежего тела. Отпустив мальчика, Байдевин быстро разделся и с наслаждением погрузился в бассейн. Он готов был нежить свое избитое тело хоть несколько часов подряд, но беспокойство за Нориссу не позволило ему слишком медлить.
Байдевин появился в купальной нише завернутый в толстый белый халат и в сандалиях из мягкой кожи, которые при ходьбе звонко шлепали его по босым пяткам. Мальчик-слуга принес ему вина и отвел его к столику, на котором был накрыт еще один роскошный ужин. Мальчик, хотя ему было восемь или девять лет, был на ладонь выше Байдевина, но ни разу он не осмелился встретиться глазами со взглядом своего нового хозяина. Стоя возле стола, он опустил глаза вниз и держал наготове тарелку и вилку.
- Что желаете, мой лорд? Мясо или фрукты?
Байдевин больше страдал от беспокойства, нежели от голода, и отказался от еды, но мальчик принялся упрашивать его, пытаясь лестью и уговорами заставить гнома съесть хотя бы что-нибудь. В конце концов его волнение, вызванное отказом Байдевина, стало настолько большим, что Байдевин взял тарелку с едой только лишь бы его успокоить.
Немного поколебавшись, Байдевин поел, утешая себя мыслью о том, что, желай Фелея отделаться от них, она бы уже давно приказала расправиться с обоими. Было очевидно, что она хочет добиться от них чего-то еще.
Во время еды Байдевин осматривал свою новую тюрьму. Пышное, сияющее великолепие - это был первый эпитет, который пришел ему на ум. Даже покои его дяди не были столь великолепны. Лишь только войдя в покои, он заметил комнату, явно предназначенную для развлечений и танцев. Вдоль стен были расставлены кушетки и горами лежали шелковые подушки, в то время как центр комнаты представлял собой пустое пространство, причем пол комнаты был тщательно отполирован. В дальнем углу комнаты было устроено небольшое возвышение для музыкантов. Между кушетками были расставлены вазоны с растениями и устроены беседки, также при помощи горшков с вьющимися лианами. В спальне, где он сейчас находился, пол был устлан ковром из подобранных друг к дружке шкурок сирре, так что даже в сандалиях Байдевин ощущал их мягкость. С постели, застланной белым и голубым шелковым бельем, свисало до самого пола темно-синее кружевное покрывало. Крышки столов и наличники дверей были украшены орнаментом из кованого золота, а мраморные или резные костяные скамеечки, поверх которых были положены подушки, словно приглашали уютно устроиться и отдохнуть возле пылающего в камине огня.
Байдевин задумался о том, как себя чувствует Норисса и как им теперь выбраться из замка. Он не сомневался, что отведенные ей апартаменты могут похвастаться такой же, если не большей роскошью, и надеялся, что подобное коварство не сможет усыпить бдительность Нориссы и вселить в нее ложное чувство доверия по отношению к госпоже.
Мысль о Фелее принесла с собой беспорядочный всплеск противоречивых чувств и эмоций. Вернулся знакомый уже страх и неприятие, настолько острое, что Байдевин невольно поежился. Было здесь и сомнение. Неужели в этой женщине не осталось ничего хорошего, доброго? Байдевин припомнил грусть в ее голосе, когда она вспоминала о смерти сестры; вспомнилось ему и то, как ее тонкая бледная рука касалась золотых волос, и нежный изгиб ее полных алых губ. Осознав, куда завела его память, Байдевин чуть не задохнулся. Ощущение вины заставило его покраснеть, и он стал думать о Нориссе.