- Разве ты не знаешь, что Орея, моя старшая дочь, днями и ночами сидит в саду, разговаривая с ветром на непонятном языке и выдергивая ниточки из своего платья? Или ты ничего не знаешь о том, что Лирса, моя маленькая Лирса, начинает кричать от ужаса, лишь только к ней приблизится мужчина - пусть даже это ее отец?!

Стаггет освободился от рук Норвика, и Байдевин некоторое время наблюдал за тем, как горе сражается с гневом в душе старого лорда. Гнев одержал победу, но превратился в холодную ярость, и речь Стаггета прозвучала уверенно, так, словно он давно взвесил и выверил каждое слово:

- Значит, нет никакого особого вреда в том, что благородный лорд погибает в темнице своего собственного замка, оставляя в наследство сыну горстку камней и пепла? Или в том, что мы не можем больше чувствовать себя в безопасности в своих собственных постелях? Или в том, что мы боимся встретить родича своего союзника невооруженными и без помощи волшебника? Взгляни правде в глаза, Брэзел Драт, ибо ее невозможно стало скрывать: эта война никогда не заканчивалась, просто она тихо тлела все эти годы и вот вспыхнула снова. Теперь она грозит спалить и Дромунд, если мы не вмешаемся. Сайдра снова умоляет о помощи, и мы не смеем не ответить на этот зов!

Лорд Стаггет повернулся к повстанцам:

- Я не хочу дальше жить с печатью позора на лбу. Вы получите свою армию. Мою армию! До последнего кинжала, до последнего полуобученного новобранца. Я, Стаггет Истребитель Дакви, обещаю вам свою поддержку!

Радость охватила Байдевина, лишь только он услышал зычное обещание лорда.

- И мою армию! - воскликнул Норвик, стараясь, чтобы его услышали в поднявшемся одобрительном шуме.

Солдаты Стаггета и Виграмского замка громко выражали свое согласие. Повстанцы с радостными лицами выпили по большому глотку вина из кубков, когда Бремет произнес какой-то тост, который Байдевин за шумом не расслышал. За столом лордов Стаггет и Норвик пожали друг другу запястья, скрепляя этим свой союз. Одни только солдаты Таррагона притихли, когда их лорд призвал собравшихся к тишине. В конце концов порядок был восстановлен, и лорд Драт с гневом повернулся к Стаггету:

- Твои речи, лорд - это измена королю! Менее благородного человека давно бы повесили за такие слова. Ты присягнул на верность королю. Наш Совет еще не принял решения, и до тех пор ты не должен ничего предпринимать.

- Разве защищать нашу землю от захватчика - это измена? - возразил Стаггет. - Неужели мы не можем сражаться на вражеской территории и должны ждать, пока наши земли не превратятся в истоптанные и залитые кровью поля сражений? Нет, я пообещал этим людям свою поддержку и не возьму назад своего слова.

- Кому ты дал слово? - настаивал лорд Таррагона. - Этому разношерстному сброду, который сам себя назвал повстанцами? Какой-то девчонке, которую ты и в глаза не видел и которая величает себя королевой всей Сайдры? Может быть, ее и вовсе не существует, может быть, все, что мы слышали, - просто больные фантазии сумасшедшего гнома? Только король имеет право заключить подобный союз!

Норвик встал между старшими лордами.

- Давайте выслушаем королевского советника. Что скажешь ты, лорд Крет? Должны ли мы поддержать своего союзника или нет?

Наступила такая тишина, что Байдевину показалось, все вокруг затаили дыхание. Он поискал глазами и встретился со взглядом выцветших голубых глаз лорда Крета, пытаясь увидеть в них хотя бы искру надежды. В эти долгие мгновения Байдевин отчаянно желал обладать такими же способностями к "неслышной речи", какие были у Нориссы. Если бы лорд Крет мог почувствовать ее хрупкую красоту и жизнерадостность, если бы только он мог понять, насколько легкоранимой и уязвимой была Норисса, Байдевин не сомневался бы в его ответе. Но теперь он мог только бессильно ожидать его ответа, страдая от неопределенности и пытаясь понять что-нибудь в непроницаемом взгляде старого лорда.

Когда Советник заговорил, его слова были столь же невыразительны, как и его взгляд, но в них было что-то от окончательного приговора, который исполнен рукой палача:

- Уже поздно, и скоро рассвет. Поговорим об этом потом, - он поднялся и, тяжело опираясь на руку своего мага, шаркающей походкой покинул зал.

21

Байдевин метался по комнате, как клер в клетке. Богато обставленная спальня стала его тюрьмой. Свет Даймлы тонкой серебряной полоской пробивался сквозь узкое окно, которое Байдевин распахнул настежь. Шелковое покрывало на тяжелой кровати было не откинуто и не смято - Байдевин даже не прилег, с тех самых пор как его привели сюда. Сервировочный столик, вырезанный из целого куска толстого дерева квеннер был заставлен многочисленными тарелками с фруктами, мясом, сладкими хлебцами и кувшинами с вином, но все эти яства также были нетронуты. Огонь в камине едва тлел, а Байдевин все шагал и шагал из стороны в сторону, не в силах победить овладевшую им ярость.

Его предали!

"Не все!" - напомнил сам себе Байдевин. В открытую ему противостоял только Драт, в то время как лорды Норвик и Стаггет поддержали его. Лорд Крет отказал ему, не сказав ни слова. И теперь его союзники сделали его пленником. Во всяком случае, возвратиться в Сайдру ему наверняка не позволят.

Байдевин на минуту задержался возле окна, которое выходило во двор, но Байдевин мог видеть только черное ночное небо да серебряный свет луны. Утро было недалеко, и звезды одна за другой гасли на небосклоне, унося с собой частицы его обиды и чувства несправедливости.

Ночной ветерок донес до слуха Байдевина беспокойную возню какого-то животного, привязанного во дворе. Издаваемый им звук напоминал звяканье цепей, и он подумал о том, сколь же комфортабельна тюрьма Бремета и остальных повстанцев. Если бы лорд Драт мог поступать здесь по-своему, их, безусловно, бросили бы в самое глубокое подземелье замка, и Байдевин искренне надеялся, что Бремет не совершит ничего такого, что дало бы Драту повод настаивать на более суровых условиях заключения. И хотя Бремет дал увести себя без возражений, Байдевин все еще помнил решительный блеск его золотистых глаз.

- Прости меня, друг, - прошептал Байдевин звездам, и лицо Бремета померкло перед его мысленным взором. Он вспомнил Нориссу такой, какой видел ее в последний раз - усталую, утратившую мужество.

Воспоминание о том, как она порывисто обняла его перед расставанием, согрело его душу, и он подумал о переменах, которые произошли с ней в последнее время.

С тех пор как ее объявили королевой, Норисса стала еще тоньше, груз забот прочертил на ясном лбу озабоченную морщину. Припомнив о том, что теперь она скрывается в каком-то месте, которое Боср считает безопасным, Байдевин лишь вздохнул.

- Я не могу подвести ее! Или я не родич лорда Виграмского? Или нет у меня законного права потребовать удовлетворения за все, что мне пришлось пережить? Или я не волшебник, обладающий своим собственным могуществом? Эти старики, испуганные тенями прошлого, не могут удержать меня!

Тысячи идей проносились в его голове, но каждой из них не хватало чего-то важного, какой-то сердцевины. Он уже решился было на дерзкий, почти безрассудный шаг, когда за дверьми его спальни в холле послышалась возня и донесся приглушенный крик. Тотчас же входная дверь широко распахнулась, и на пороге возник ухмыляющийся Бремет, с плеча которого свисал обмякший часовой. За Бреметом толпились остальные повстанцы, которые тащили второго бесчувственного стражника. Кальрик без церемоний отпустил его ноги и, победно ухмыльнувшись в сторону Байдевина, зажег свечи от углей в очаге.

Ошеломленный этим неожиданным явлением товарищей, Байдевин не сдвинулся с места, пока в дверях не возник лорд Норвик. Норвик бросился к Байдевину и крепко его обнял.

Байдевин чуть не упал и почувствовал, что его сейчас поднимут в воздух, как малого ребенка, но он радостно стерпел это унижение своего достоинства. Снова почувствовав под ногами надежный пол, он крепко сжал запястье Норвика и уже больше не отпускал его.