– Понятно,– Анатолий заметил с сочувствием.– От такого случая никто не застрахован. Может быть, для тебя, Костя, это не беда, а радость.

– Не сказать, чтобы великая радость, но и беда не очень большая,– нервно засмеялся Константин.– Но пока не могу забыть, прямо скажем, эту стерву. Возможно, привычка. Как-никак, семь лет вместе прожили. Сына вот народили…

– А мне ещё проще. Меня ничто и нигде не держит. Даже особо и вспомнить не о чем,– Михаил был симпатичней и стройней своего старшего брата. Такой же широкий лоб, светло-серые волосы на голове, тёмно-синие глаза, но черты лица, так сказать, более правильные.– Меня на моей работе сократили. Квартиру свою продал. С работой рассчитался и приехал сюда, чтобы жить рядом с матерью. Но приехал, когда беда случилась… Так совпало. Я, к счастью, не женат.

Не трудно было понять, что эти двое, в буквальном смысле слова, настаивают на том, чтобы он принял их (далёких от сыскной и следовательской сфер деятельности) к себе… на работу. Их можно было понять. Верх над ними взяло, если не чувство мести, то возмездия.

– Что ж, давайте, перекурим, посидим немного,– сказал Розов, положив раскрытую пачку сигарет «Джонни» перед братьями, на журнальный столик.– Я всё больше и чаще балуюсь… дымом.

Братья с удовольствием воспользовались предложением директора фирмы «Ориентир». Каждый из них закурил и выложил на стол свой табачок: Константин – «Беломорканал», Михаил – «Кент».

– Анатолий,– хрипло сказал Константин, затягиваясь солидной порцией папиросного дыма,– мы тебе заплатили и…не очень плохо. Если понадобится, ещё подкинем… для пользы дела. Но ты нас пойми… мы хотели на тебя поработать… за просто так, за здорово живёшь.

– Да, и, тем более, одному тебе сложновато будет,– поддержал брата Михаил.– Ведь это же так? Только не отрицай.

– Я не совсем один. И мне помогают, к примеру,– открылся перед ними Розов,– Григорий Матвеевич Лепин… Эвтаназитёр.

– Да какой, к чёрту, дядя Гриша Эвтаназитёр! – В сердцах сказал Константин.– Он просто фантазёр, но хороший и добрый человек. Кстати, друг нашего покойного бати. Он-то нам и обещал деньгами помочь.

– Ни какой он эвтаназией не занимается,– саркастично заметил Михаил.– У нас в стране по такому вопросу специалистов масса: врачи-недотёпы, уголовные лица, чиновники и так далее… и всё выше и выше, и выше. Как в песне поётся. Они помогают, очень помогают людям… уйти из жизни. Мне вот помогли, сократили на работе и – привет. Ведь… косвенная смерть для слабого духом. Братцу моему тоже, с большим удовольствием, заявление об уходе по собственному… подписали. А про работяг и говорить нечего. Они сейчас… бесправны. Вот такая у нас… хренократия, похлеще американской.

– Уже только поэтому,– убёждённо сказал Константин,– мы имеем право на тебя работать!

– Вы своей борьбой за… справедливость, дорогие мои, одним махом всё испортите,– Розов был не приклонен.– Ситуация в стране… аховая до смешного, это так. Но и у нас-то, дело… с убийством вашего отца, не простое. Я в этом абсолютно уверен. Сейчас, подчёркиваю, что никак не могу взять вас к себе на работу… Меня, мягко сказать, не поймут… «доброжелатели».

– Я так и думал,– вздохнул Михаил,– и, всё же, помогать мы тебе будем.

– Это возможно и, вполне, реально,– согласился Розов.– Но только с вашей стороны, ни за кем не должно быть ни какой слежки. Ни каких инициатив и художественной самодеятельности, даже на уровне… Коли Баскова. Есть такой… юморист. А вот, когда я завершу это дело, то обещаю вас взять к себе на работу… И это будет сделать нелегко, потому что у вас нет даже среднего специального юридического образования. Впрочем, сейчас всё возможно.

– Но у нас высшее техническое!..– Видно, что Константин ценил свою профессию.– Это же, не хухры-мухры!

– Не хочу спорить на отвлечённые темы,– ушёл в сторону от возможной дискуссии Анатолий.– Мне кажется, что вы оба мне подходите. Крепкие, молодые, физически, здоровые… в отличие от меня, хромого инвалида. Но стрелять из пистолета и… руками махать я вас научу.

Они не очень охотно встали из-за столика, понимая, что сегодня долгих разговоров не будет. Настал момент прощаться на… определенное время.

– Толя, извини,– заметил раздражённо Константин,– но ты – наивный человек. Кто тебе ещё предложит в услужение лично себя, кроме нас… возможно, обозлённых? Следователь из этого… комитета при прокуратуре, по фамилии Жуканов? Да, у него на лице написано, что он туп. У него глаза бегающие, хитрые, впалые и злые… Я в людях разбираюсь. Такой всё под себя гребёт и будет грести. Кроме того, я уверен, что как сыщик он – абсолютный ноль.

Розов не стал больше с ними спорить. На том и завершилась их стихийная беседа. Если срочно надо будет, то он ему позвонят. Сейчас мобильные телефоны даже у последних бомжей имеются… трофейные. Да и в офисе имеется стационарный телефон.

В своём служебном, довольно просторном кабинете Жуканов вёл допрос студентки. На столе лежала вызывающе открытая с бумагами и казацкая сабля – орудие преступления, конкретно, убийства. На столе лежал миниатюрный диктофон и нагружал свои огромные кладовые, забитые чужими, всякими и разными голосами: робкими, нахальными, зычными, злыми, добрыми, слабыми, невнятными… Студентка слова произносила чётко, но не без волнения.

Признаться, она боялась этого наглого следователя из специального комитета при окружной прокуратуре. Девушка не доверяла ему и видела, что имеет дело нее только с дилетантом, но и наглым, бесцеремонным и самоуверенным человеком. Что ж, поделаешь, господа хорошие, если порой наша судьба полностью зависит от прихоти и полной не компетентности вот таких вот, даже «мелких огурцов». Отечественные «папы» поставили страну с ног на голову и объявили это нормой. А мы и рады: «Пусть будет по системе… йогов». В последнем слове так хочется поменять «г» на «б». Для полной ясности.

– Ты знаешь, девочка… Лида,– выключая диктофон, слащаво сказал Жуканов,– всё, что ты мне сейчас поведала, я уже слышал от твоего друга: как ты с ним там встречалась, со своим сердечным… Васей в заброшенном старинном доме и занималась с ним развратом…

– Не развратом! Я всё рассказывала, Игорь Васильевич. Мы нашли саблю в дымоходной трубе. Потом сдали в музей.

– Это я от тебя уже слышал.

Жуканов резко встал из-за стола и грубо схватил Лиду за подбородок:

– Вот, что, деточка, не темни! Не советую! Ты всё видела! Рассказывай! Не тушуйся очень. Твоему Васе много не дадут. Ясно, он за тебя заступился, приревновал к пьяному мужику и рубанул его саблей. Всё случилось в состоянии аффекта. На почве ревности!

– Это не правда!– Лида оттолкнула его руку.– На месте преступления нас не было и не могло быть!

– Даже не могло быть? Ну-ну. Знаешь, птенчик, если надо, и следы там ваши появятся, в овраге. Убить вы могли его и не там,– Жуканов улыбнулся.– Ну, давай, по-другому. Я уверен, что вы с Васей видели того человека, который сбросил в трубу эту саблю.

Лида вздрогнула, но взяла себя в руки. Она, в который раз пояснила, что в такой темноте ничего нельзя увидеть. На эфес сабли Вася наткнулся рукой. Случайно. Там, как в этом убедились, и представители следственного комитета при окружной прокуратуре, там, в трубе, был большой разлом. Кирпичи выворочены…

– Пожалуй, ты права. Вот, как-нибудь, ночью, в двенадцать часов, по темноте приходи в развалины, проведём с тобой следственный эксперимент. Когда надо будет, я тебя в твоём общежитии найду.

– Что ж за эксперимент такой? Вдвоём, ночью. Мы ведь там уже были с вами, всё рассказывали и показывали.

– А ты не совсем дура,– громко засмеялся Жуканов,– не совсем. Ты понимаешь, родственникам погибшего и мне нужен преступник. Я его почти нашёл. В общем, хочу с тобой поближе познакомиться. Всё зачтётся твоему Васе и тебе, как соучастнице, как подельнику… Я думаю, ты согласна. Я не бабник. На первую встречную не введусь. Заодно ещё раз посмотрим на развалины дома. Может, что-то и выплывет.