— Маш, так нечестно! — попытался увещевать ее Павел. Маша стояла у дверей, взявшись за ручку.
— Ох, мне вспомнилось… кое-что из прошедшего лета… — мечтательно закатила глазки Маша и запрокинула голову назад.
— Я на все готов, Мария, вернись ко мне, ей-богу прощу! — Павел быстро поискал глазами, чем бы привлечь расшалившуюся супругу и заставить ее подойти поближе к мягкому ложу. — Иди сюда, — взмолился он, не найдя ничего подходящего.
— Не-а-а-а… — издевалась над ним Маша, пятясь задом по коридору.
— Поймаю… о-о-охх, поймаю… — цедил Павел, грозно выкатывая глаза и идя на нее.
— Ой!!! Кто это? — взвизгнула Маша, натолкнувшись попкой на зонт, торчащий из ботинка, разгибаясь и поворачиваясь лицом к неожиданному препятствию.
— Вот! Видит Бог!.. — Павел захохотал, довольный свершившимся возмездием, и, в броске ухватив жену за талию, вторично утащил ее в спальню.
Там они уставились друг на друга, раскрасневшиеся от борьбы и запыхавшиеся. Павел осторожно распрямился и отступил на шаг от постели, на середину комнаты.
Маша с нескрываемым любопытством следила за ним поблескивающими глазками. Пока он раздумывал, что бы такое сотворить, Маша начала непринужденно обмахиваться краем юбки, чтобы охладить разгоряченное лицо, нимало при этом не задумываясь, какой восхитительный вид она то открывала, то закрывала перед взором своего супруга.
Павел стоял, рдея лицом и бугрясь брюками. Устыдившись содеянного, Маша, вместо того чтобы опустить край юбки, инстинктивно, по-девичьи закрыла лицо до самых глаз. Возникла пауза, в течение которой оба, дурея от страсти, не могли двинуться с места. Маша — чувствуя свою власть, Павел — подчиняясь очарованию возбуждения.
— А ты помнишь… летом? — совсем тихо спросила Маша потом, когда Павел все же увлек ее на постель. Его уже несколько раз обожгло жаром страсти, и он, с «ружьем» наперевес, вышагнул из ставших ненужными брюк и потянулся через голову Маши, чтобы подложить ей под спину большую подушку. Пока Павел делал это, «ружье» оказалось на уровне Машиного лица. Она не удержалась и лизнула самый кончик.
— Нет, подожди, — остановил ее Павел, превозмогая желание продолжения.
Устроившись друг против друга, они отдались новой волне ощущений. Край Машиной юбки снова пополз вверх, а Павел ощущал горячий восторг, предугадывая, что ему откроется дальше. Нащупав рукой знакомую коробочку, он извлек из нее веселую игрушку и вложил в Машину горячую руку. Теперь у каждого в руке было по одинаковому предмету. Маша вспомнила свой утренний опыт и коснулась своего белого кружевного треугольничка негромко зудящей вещицей.
— А-а-х-х, — только и произнесла она, судорожно сжав бедрами нескромную игрушку и прогибаясь в талии. Острый спазм, разбившись в сознании на множество мелких ослепительных звездочек, сотрясал ее более минуты. Наконец она отдернула увлекательную вещь и посмотрела на мужа.
В этот момент Павел, запрокинув голову, начал выбрасывать из себя жидкость частыми сильными толчками. Маша поднялась с постели и, обняв голову мужа, крепко поцеловала его.
— Экспериментатор мой, — ласково произнесла она, заглядывая в его осоловелые глаза.
Павел прошлепал босыми ногами по коридору и скрылся за дверью. Через несколько минут, ступая неверными шагами, он вновь появился в спальне, добрался до постели и рухнул в нее, проваливаясь в крепкий сон. Маша поцеловала его плечо, укрыла одеялом и легла рядом. Сон пришел легкий и незаметный.
Она понимала, что спит, и это придавало фантастическим картинам привкус необычайной реальности. Ей снилось, что она отрастила себе большие белые крылья и взлетела высоко-высоко, город виделся ей маленьким пестрым узором среди воды и зелени. Потом она снизилась и полетела вдоль улицы, разглядывая с высоты людей. Из переулка навстречу ей вдруг вылетел молодой слесарь из ее давнего сна. В руках он держал пакетик с леденцами чупа-чупс, а за спиной его совершали мерные движения огромные бронзовые крылья. Летящий был обнаженным, он заметил Машу и кивнул ей, как старой знакомой. Маша сильно смутилась и хотела улететь, но бронзовокрылый уже был рядом и протягивал ей леденец. Она взяла зеленовато-прозрачный круглый шарик за палочку и начала посасывать, наслаждаясь кисло-сладким вкусом. Горячее смущение охватывало ее все сильнее, и она решила одеть парня в белые балетные лосины, чтобы хоть как-то прикрыть его наготу. Должны же быть Какие-то приличия! Парень взял Машу за руку и увлек к открытому окну на третьем этаже.
— Здесь я живу, — сказал он, отцепляя крылья и вешая их на гвоздик. Маша снимать свои не стала. Крылья и трусики, по ее мнению, были все же лучше, чем просто трусики. В квартире не было никакой обстановки, кроме мягкого упругого ковра, на который и опустился молодой человек, сложив ноги по-турецки и приглашая Машу последовать его примеру. Маша приняла приглашение. Из воздуха возникли две чашечки розоватого напитка. Хозяин и его гостья принялись мелкими глоточками пить необычайно вкусную жидкость. В щелочку между опущенными ресницами и краешком чашки Маша видела мускулистый торс и облегающие ноги лосины. В висках у нее запульсировала кровь, отдаваясь толчками внизу живота, грудки заострились и вызывающе торчали вперед.
— Ах! Что это за напиток? — еле слышно спросила она, бессильной рукой опуская чашечку на ковер. Теперь чашечка не мешала видеть ей того, кто сидел напротив.
— Это напиток любви… — шепнул ей молодой человек, склоняясь над Машиной грудью и покрывая ее нежными поцелуями. Странно, что ей совсем не захотелось отстраниться, и было очень приятно ощущать трепетные губы юного ангела. Ангел не оставил ни одного участка ее тела, которого они бы не коснулись. Наконец, когда стоны Маши стали слышны и ему, он влился острым тугим жаром в нее, заполняя до предела. Некоторое время стены комнаты покачивались в такт восхитительным движениям ангела, потом стали истончаться, потом исчезли вовсе…
Маша и бронзовокрылое существо, слившись воедино, поднимались все выше и выше в голубое небо и потом падали вниз. Но крылья за Машиной спиной распрямлялись и, замедляя падение у самой земли, плавно возносили ее снова к слепящему солнцу…
— Еще, еще… — шептала Маша своему мучителю, но тот вдруг исчез, оставив в небе белый прерывистый след. Маша медленно выплыла из сновидений, приоткрыла глаза и увидела… Павла. Он стоял перед ней на коленях.
— Я не могу уснуть… — хрипло произнес он, ничуть не смущаясь своих торчащих трусов.
— О-о! — тягуче простонала Маша, ощущая вспышки страсти отлетевшего ангела в своем теле и ошеломленно разводя бедра перед горячей реальностью живого оголодавшего мужа… Павел был не ангел, но страсть, с которой он слился с ней, была куда более ощутимой. Восхитительный жар опять вознес ее до небес, как будто ее ночная фантазия продолжалась с удвоенной силой. То ли Павел особенно страстно обнимал ее в полуреальности, то ли ангел, повесивший крылья на гвоздик, мучил ее изысканными ласками.
— О-о-ох… — задыхалась она от падения с высоты.
— А-а-а-хх… — судорожно вздыхала, взмывая ввысь. Она смеялась грудным смехом, запрокинув голову, глядя Павлу прямо в сумасшедшие глаза…
Потом они пили чай на кухне, прислушиваясь к звукам ночного дома, тихому гудению лифта и шелесту шин редких автомобилей на проспекте. Павел посматривал на Машу, поблескивая искорками в глазах, готовыми в любой момент вспыхнуть пламенем. Маша смотрела на него и прятала две большие яркие звездочки в пушистых ресницах. Так они несколько раз покидали спальню и возвращались туда вновь, чтобы снова прервать жгучие муки неотложными делами — съесть маленький кусочек торта или снять показания электрического счетчика, потому что конец месяца был уже на носу, равно как и конец года. Года, который подарил им несметные сокровища…
Наступающий рассвет застал их совершенно счастливыми. Маша стала узнавать каждый кустик, падая с высоты в объятиях ангела, и вновь взлетала к небесам в объятиях реального мужчины. Мужчина вновь и вновь разгорался пламенным огнем, прижимая к себе такую родную и совсем незнакомую ему женщину…
