Известно, что в годы Отечественной войны «русска рома» не скупились и щедро жертвовали на нужды армии солидные суммы, а молодые цыгане даже записывались добровольцами в гусарские полки.
Зимой в 1821 году на вечере у П. Свиньина Степанида исполняла прекрасный романс на стихи Жуковского «Дубрава шумит, собираются тучи…».
Никто не смел дышать, и, конечно, у всех стеснилось сердце; у всех также затрепетало оно, когда отчаянным голосом окончила она второй куплет: «Жила и любила, и друга лишилась»…
Между строк этих воспоминаний современника – сочувствие трудной судьбе Степаниды, преданно любившей и пережившей разорение и смерть благодетеля.
Умерла певица в возрасте тридцати пяти лет осенью 1822 года.
«…Все полагали ее богатою, судя по тем подаркам, которые она получала за пение свое, но вышло совсем противное; вышло, что она ничего не имела и даже похоронили ее единоплеменники на общественный счет. Причиною сего была ее великодушная щедрость: она содержала не только всех своих родных, но и более 20 других бедных семейств!» – горько вздыхал в некрологе П. П. Свиньин.
Цыганская примадонна
После ухода Степаниды примадонной хора стала Татьяна Демьянова. Она родилась и выросла в среде московских цыган-музыкантов. С юных лет Танюша со Степанидой, ее дочерью Ольгой, дядей Александром разъезжала по Москве, привычно пробуждаясь среди ночи на громкий стук любителей «цыганской забавы».
Татьяне не был близок виртуозный концертный стиль Степаниды. Ее исполнительская стихия проявлялась в бытовой песне.
В январе 1833 года П. В. Киреевский писал Н. М. Языкову: «…Я наконец первый раз слышал тот хор цыган, в котором примадонствует Татьяна Демьянова, и признаюсь, что мало слыхал подобного! Едва ли есть русский, который бы мог равнодушно их слышать. Есть что-то такое в их пении, что иностранцу должно быть непонятно и потому не понравится…»
Известно также, что Анджелика Каталани, посетив Москву в 1830 году, слушала хор Соколова и одарила Таню шалью, которую некогда получила в награду за пение от папы римского.
Таня Демьянова. 1870-е
Что пела цыганка Таня?
«Романсов в то время почти вовсе не пели цыгане, – утверждает Мещерский, – первый романс, который в тридцатых годах наделал много шума, был романс А. А. Алябьева “Соловей”, исполнявшийся знаменитой цыганкой Танюшею». О том же говорила и сама певица: «Романсов мы тогда не пели, все больше русские песни народные… Однако, когда я уже петь стала, были в моде сочиненные романсы».
Именно за романсами в исполнении кареокой чаровницы приезжал в Москву, к цыганам, Александр Сергеевич Пушкин.
Пушкин и цыгане
Многие русские классики были страстными цыганоманами, но, пожалуй, больше других был связан с кочевым племенем А. С. Пушкин. Еще в Лицее юный поэт начинал писать роман «Цыган» – текст его, к сожалению, не сохранился.
Оказавшись весной 1821 года в Кишиневе, Александр Сергеевич неоднократно отправлялся кутить в табор, а однажды провел там две недели кряду. Именно в Молдавии он начинает работу над прославившей его поэмой «Цыганы», фрагменты из которой еще при жизни поэта превратились в популярные романсы.
В Москве Александр Сергеевич даже стал крестным отцом внучки упомянутой выше цыганской певицы Стеши – по мнению большинства пушкиноведов, это единственный известный случай его крестного отцовства. «Он был своим человеком, любимым гостем, кумом и сватом у московских цыган в Грузинах, где и до сих пор цыганские хоры имеют постоянное пристанище», – пишет А. И. Куприн в очерке «Фараоново племя».
«Новый год встретил я с цыганами, – признается Пушкин князю Вяземскому в письме от 2 января 1831 года, – и с Танюшею, настоящей Татьяной-пьяной. Она пела песню, в таборе сложенную, на голос: “Приехали сани”…Знаешь ли ты эту песню?»
Впервые увидев африканские черты поэта, молоденькая певица Таня Демьянова тихо произнесла подругам по-цыгански: «Смотри, смотри, как нехорош, точно леший!» Но Александр Сергеевич понял, что речь о нем, потребовал перевода. Гостю объяснили смысл фразы, и он нисколько не обиделся, а позднее говорил приятелю: «Они сказали мне, что я похож на обезьяну. Но представь: они знают наизусть моих “Цыган”. Я был доволен, уверяю тебя».
Известно, что на людях Александр Сергеевич плакал лишь трижды. В третий и последний раз – в 1831 году, накануне свадьбы, после исполнения песни Таней Демьяновой.
Цыганская певица умерла в преклонном возрасте, надолго пережив гения.
Известный публицист того времени Б. М. Маркевич сохранил для нас воспоминания певицы о встречах с поэтом.
…И стал он <…> часто к нам ездить, один даже частенько езжал и как ему вздумается, вечером, а то утром приедет. И всё мною одной занимается, петь заставит, а то просто так болтать начнет, и помирает он, хохочет, по-цыгански учится… Тут узнала я, что он жениться собирается на красавице, сказывали, на Гончаровой. Ну и хорошо, подумала, господин он добрый, ласковый, дай ему Бог совет да любовь! И не чаяла я его до свадьбы видеть, потому, говорили, все он у невесты сидит, очень в нее влюблен. Только раз, вечерком, – аккурат два дня до свадьбы оставалось, – зашла я к Нащокину с Ольгой. Не успели мы и поздороваться, как под крыльцо сани подкатили и в сени вошел Пушкин. Увидал меня из сеней и кричит: «Ах, радость моя, как я рад тебе, здорово, моя бесценная!» – поцеловал меня в щеку и уселся на софу. Сел и задумался, да так, будто тяжко, голову на руку опер, глядит на меня: «Спой мне, – говорит, – Таня, что-нибудь на счастье; слышала, может быть, я женюсь?» – «Как не слыхать, – говорю, – дай вам Бог, Александр Сергеевич!» – «Ну, спой мне, спой!» – «Давай, говорю, Оля, гитару, споем барину!..» Она принесла гитару, стала я подбирать, да и думаю, что мне спеть… Только на сердце у меня у самой невесело было в ту пору; потому у меня был свой предмет, – женатый был он человек, и жена увезла его от меня, в деревне заставила на всю зиму с собой жить, – и очень тосковала я от того. И, думаючи об этом, запела я Пушкину песню, – она хоть и подблюдною считается, а только не годится было мне ее теперича петь, потому она будто, сказывают, не к добру:
– Ах, матушка, что так в поле пыльно?
Государыня, что так пыльно?
– Кони разыгралися… А чьи-то кони, чьи-то кони?
– Кони Александр Сергеевича…
Пою я эту песню, а самой-то грустнехонько, чувствую и голосом то же передаю, и уж как быть, не знаю, глаз от струн не подыму… Как вдруг, слышу, громко зарыдал Пушкин. Подняла я глаза, а он рукой за голову схватился, как ребеночек плачет… Кинулся к нему Павел Войнович (друг поэта П. В. Нащокин. – М. К.): «Что с тобой, что с тобой, Пушкин?» – «Ах, говорит, – эта ее песня всю мне внутрь перевернула, она мне не радость, а большую потерю предвещает!..» И недолго он после того оставался тут, уехал, ни с кем не простился…
«В табор! К цыганам! Гони!..»
Новый, XIX век ознаменовался повальной цыганоманией среди просвещенной публики.
«…Во дворцах аристократов, в усадьбах помещиков, домах потомственных дворян распевали цыганские романсы, песни. Одеваясь под цыган, учились плясать как цыгане, играть на гитаре. Семиструнная гитара стала любимым инструментом почти в каждой семье… После 1812 года в Москве вошли в моду парадные обеды в трактирах, на которые обязательно приглашался хор цыган, – рассказывает патриарх цыганской культуры И. И. Ром-Лебедев. – Это было очень красивое зрелище: цыганки приходили празднично одетые, в расшитых золотом шалях, пристегнутых к одному плечу, в монистах и серьгах из мелких золотых монет. И плясали и пели с огромным воодушевлением».
