Я просто не понимала, что происходит. Это выбивало меня из колеи. А ещё невыносимее было думать, что единственный шанс разобраться сбегал от меня.

- Как ты… держишь меня? – выпалил Спустившийся, резко дёргаясь назад. – Ты не можешь коснуться моей плоти! Это невозможно!

Я ещё крепче сжала пальцы, и рукав затрепетал в моей ладони. Он, как и сам хозяин, стремился распасться на дым, улетучиться, но моя хватка не пускала его. Я не услышала ответа, а потому не могла позволить единственной возможности связаться с отцом растаять.

Моё упрямство разозлило Спустившего. Он оправился от изумления и дёргал руку яростнее. Хотя я тоже была сердита и не намеревалась отступать, мои силы были скудными. Мощным телодвижением противник оторвал меня от земли и по дугообразной с размаху ударил о стену. Из меня вышибло дух, и в этот момент он сбежал. Ещё какое-то время я просто лежала, кусая губы от досады и мысленно ругаясь.

В голове сделалось как-то пусто. Я бегун, которому в конце вообще не дали никакого приза, а требовать не оставалось душевного настроя. Или же…

Я поднялась и прислонилась спиной к стене. Ох, ну и пустая моя черепушка! Как можно так игнорировать очевидное? Зачем просила Спустившегося передавать моё сообщение Сайтроми, если и сама могла достучаться до него! Ведь только сегодня раздумывала о магии имён…

Но выстреливать поток слов сейчас, на горячую голову, было бы безрассудно. Мне следовало обдумать, как вкратце выразить всё то, что осадком осело на сердце.

Что-то в этом мраморном горшке было неправильным. Я смотрела на работу мастера и видела, в каких местах не достаёт орнамента. Закончить его я не могла, поскольку в руках держала тупой инструмент. Таким только колбасу кромсать, а не с мрамором работать. Вместо завитушки отколю ручку или трещину пущу. А мастер потом в ужасе за голову схватится, сетуя, что я полезла со своими поправками в его творение. Но ведь он сам дал мне в руки молоточек, чему же теперь удивляться?

- Мне всё ясно, Сайтроми, - в полголоса произнесла я, закрывая глаза и представляя, что собеседник в паре шагов. – Очевидно, что замысел твой мне не понять, пока я не располагаю нужным количеством деталей. Это вовсе не значит, что меня не задевает твоя попытка уйти от разговора. Двадцать лет для меня – чудовищно большой срок, хотя ты чувствуешь время иначе и не понимаешь этого. Сайтроми, - повторила я, не уверенная, сколь много слышит Король после произнесения его имени вслух, - я останусь в городе ещё на сутки, но потом уйду.

Вот только сама не была уверена, что через день заставлю себя покинуть Байонель. Пока я тут и уверена, что отец может в любой момент передумать и включить меня в свой план, исполнить обещанное будет непросто. Зато теперь я понимала, что делать, и эта мысль охладила мой пыл. Потухать так же быстро, как и возгораться – великая особенность белого огня. По себе знала, что это такое.

Но это вовсе не означало, что я успокоилась окончательно. Злость всё ещё клокотала где-то на задворках, пока я бесцельно бродила по улицам.

И тут мир взорвался во второй раз, но только теперь по-настоящему. Оглушающая волна врезалась в уши, а в следующую секунду земля неуклюже накренилась набок. Звуки разбежались в разные стороны, словно перепуганные лесным пожаром зверьки, и меня обступила пугающая тишина. Зато было слышно, как колотится о рёбра сердце, да как звенит где-то в висках. А в следующую секунду я обнаружила себя обнимавшей землю, испуганно дрожавшую под пальцами.

Ладонями я ощутила новый толчок, и на моих глазах по стене дома впереди поползла трещина. Закрыв уши руками, я попробовала встать, но по спине что-то с силой ударило.

Звон раскалывал голову, но когда я очнулась, поняла, что он мне только мерещился. В воздухе летала густая серая пыль, а руки и лицо были перепачканы в крошке. Лоб был тяжёлым и не хотел отрываться от земли. Не отпускало ощущение, будто меня завязали в несколько узлов сразу. Спину ломило, и я не сразу поняла, что на меня что-то навалилось.

Спустя бесконечно долгий звон я переборола слабость и через силу выползла из-под придавившей меня черепицы. Рухнувшая крыша лежала опасно близко от меня. Где-то недалеко слышались крики и плач. Царапая кожу о рассыпавшийся камень, вытянула ноги из-под обломков. Сосуды в носу лопнули, и я вытерла кровь с лица. Лента в волосах тоже приказала долго жить, и теперь чёрные пряди лезли в глаза. Почему-то мне тут же вспомнилась дорожная сумка, оставшаяся, по всей видимости, засыпанной.

Я посмотрела на ободранные руки, пытаясь собрать осколки сознания воедино. Это было близко. Чудовищно близко. Едва не умерла и даже не успела толком заметить это. Что-то похожее на всхлип вырвалось из горла, и я со злостью зажала рот. Сколько времени потребовалось бы, чтобы лишить меня равновесия и размазать по дороге? Минута? Полминуты? Десять секунд? Резкий шлепок господина Случая подло огрел меня по затылку.

Не смерть с её многоликостью была страшна. Нет ничего более естественного и милосердного, чем утешающая рука Забвения, ведущая к покою. Сайтроми, сам того не ведая, основательно вбил мне эту истину. Пугала меня та мощь, что приводила к моментальной гибели нескольких человек, а то и… целого города. Милосердное Провидение, на моих глазах Байонель из типичного поселения, кишащего повседневными мелочами, превратился в раскромсанные руины! Выбитые булыжники разлетелись по улицам, стены смяло, на дорогах образовались ямы и рытвины. Из-под обломков торчали тела, пахло кровью. Что способно в кратчайший срок сотворить такое с городом?

Не только мне было страшно. Я ощущала, как посторонний ужас примешивается к моему, и без труда различила кисловатую вязкую панику моего невидимого наездника. Должно быть, в эту минуту он судорожно ищет, к кому перескочить, если нынешний носитель вдруг откинется. Давай, вали! Я только ручкой махну на прощанье, со злорадством подумалось мне. Но тут уловила ещё одно чувство, так не шедшее паразиту: несмотря на кошмар, в котором мы с ним оказались, он отчего-то помимо страха испытывал садистское удовольствие. Не иначе как мой попутчик любитель разрушений и массовых смертей?

Озноб пробрал до кончиков пальцев, и я только сейчас заметила деталь, до этого избегавшую меня: была почти ночь. Когда меня накрыло черепицей, солнце лениво уплывало за горизонт, но в данную минуту большую часть неба обволокло тьмой. С одной стороны можно было заметить звёзды. Сколько же я пролежала без сознания? Час или больше?

Я попыталась встать, но ноги не держали. Из носа не переставало течь и щипало от пыли. Голоса слева усилились, а впереди раздался грохот, от которого зазвенели уцелевшие осколки в раме ближайшего дома. Закусив губу, я повторила попытку подняться. Меж тем неизвестные почти добрались до моей улицы, и я разобрала их крики:

- Тут ещё раненые! Нужно вывести их в безопасную зону!

- Я возьму их на себя! А ты иди дальше!

- Я прикрою! Вдруг эти твари ещё тут.

В клубах пыли, как в тумане, бродили тени. На дорогу вышел расплывчатый силуэт, который вскоре оформился в человека. Он зорко осматривал местность, пока не заметил меня. Половину лица прикрывала марлевая повязка, но не это было самым примечательным. На груди у него был вышит символ, хорошо известный всем от мало до велика. Миддлемист.

- Тут ещё выживший! - приседая на корточки возле меня, крикнул мужчина. – Можете подняться?

- С вашей помощью, - я испугалась, каким хриплым был мой голос.

И, конечно же, меня насторожило присутствие людей ордена в городе. С одной стороны, я была благодарна им, ведь, возможно, именно Lux Veritatis спасёт мне сегодня жизнь. Но всегда существовал процент вероятности, что среди них ходит Зрячий. Любопытно, что за ветвь ордена мне попалась и почему я не видела их представителей, пока гуляла по Байонелю?

- Я облегчу вашу боль, - стараясь придать голосу мягкость, произнёс мужчина.

Он приложил к моему лбу ладонь. Целитель, значит. Не сразу, но я ощутила, как умиротворение растекается по телу, а боль притупляется. Служитель выглядел измотанным: его рука дрожала, а по лицу стекали крупные капли пота. Ордену требовалось в кратчайший срок собрать выживших и вывести их из точки катастрофы. Сейчас все носители священной розы работали на износ.