В усадьбу мы прибыли раньше Катрии. Ополоумевшая предсказательница всё-таки уступила жалобным просьбам, переполнявшим письма Антуара, и покинула безопасные стены обители. До Шерье ей ближе, чем было нам, но всё равно путь отнимал время. Я предложила подослать убийцу, пока женщина в дороге, на что Сайтроми ответил отказом.
- Мне надо задать ей пару вопросов. Лично, - сказал он. - А ты разве не желала личной встречи?
- Я нервничаю, - ужасно боялась, что всё пойдёт не так.
А вот Король, истинно, ничего не страшился. Он пришёл волком в овечьей шкуре в стан врагов и бесстрастно разгуливал среди них. И пока Сайтроми рисковал только свободой передвижения наверху, я ставила на кон свою жизнь. Сложно поверить, но, полагаясь на его защиту, я рисковала даже больше, чем если бы самолично объявила войну Lux Veritatis или завалилась в гости к Катрии, обвешанная оружием. И ещё страннее, что моё нынешнее положение возле Короля меня полностью удовлетворяло. На данном этапе, по крайней мере. Мысли о возможном скором разделении дорог не отпускали мою подверженную сомнениям натуру.
Усадьба принадлежала пожилому мужчине, какому-то отставному деятелю без семьи, доживавшему свой век в тишине и покое. Насколько мутно было в его голове и что он знал о пришедших к нему гостях, мне неизвестно. Однако вёл он себя радушно, хотя и сдержанно. Приветствовал Сайтроми кивками и сухим деловым тоном, мою руку одарил лёгким касанием губ.
- Он ждёт скорое прибытие Антуара, которое не состоится, - поделился отец. - Располагайся, как у себя дома.
Он жестом указал на светлую гостиную с цветами, не накрытым обеденным столом и креслами. В углу стояло пианино. Сайтроми сказал, что мы проведём в этом доме не более трёх дней, согласно доносу шпионов, отслеживавших передвижение провидицы. Лучше бы я не знала этого числа. Неопределённость тяготит, но зато не приходится напряжённо кусать ногти, отсчитывая часы до встречи. Однозначность нервировала ещё больше. Я видела финальную черту, после которой… а что случится? Я взгляну в жестокие глаза женщины, придумавшей мучить меня в своём подвале? Покажу, что победа за мной и моими союзниками? Разрушу её уверенность в своих способностях и Терпящей, которая не уберегла Катрию от ошибки и не предупредила о западне? Я перебирала в уме разные варианты моего поведения и её реакции. И не могла решиться, на каком задержаться.
Кровавая пелена не застигала мои глаза. Я не жаждала вцепиться настоятельнице в глотку. И всё равно была не в состоянии оставить это дело незавершённым, уйти в соседнюю комнату и передать исполнение приговора другим. Как я могла раньше надеяться, что Катрию убьют в дороге? Зачем вообще предлагала такое?
И всё же эти три дня впереди казались невыносимо долгими. В какие-то отчаянные моменты повышенной эмоциональности хотелось просто сбежать, бросить все задумки, перевесить все планы на тех, кому они впору. Я пробовала занимать себя чтением и посторонними мыслями, но… Самообладание катилось в бездну, стоило поднять глаза и взглянуть на часы. Стрелки бежали размеренно, словно глумясь надо мной. Как не начать сходить с ума в тишине и безмолвии белых стен и чистой мебели в доме, где даже пара слуг учтиво немногословны и исчезают, как только в сердце зарождается жажда побеседовать о незначительных мелочах? Как Сайтроми сохранял такое приподнятое расположение духа? Он медлительность времени совсем не замечал?
Ну да, Король столетиями ждал шанса подняться на этаж людей, что ему эти три дня. Да и что такое убийство женщины, пусть и такой надоедливой, готовой разрушить стратегию самовольных бессмертных? Всего лишь устранение помехи. Для меня же это являлось чем-то большим. Важным шагом, который я бы никогда не желала делать, если бы обстоятельства не заставили. Если бы Катрия сама не спровоцировала эту бурю в моей душе. Проклятая фанатичка!
И теперь я убивалась, напряжённо сидя на софе с медовой обивкой, не способная расслабиться, отдать всю себя отдыху и комфорту уютной обстановки. Нет, я уставлялась в одну точку и, ёрзая на подушках, долбила одни и те же размышления в упорством шахтёра. Вот эта мысль недостаточно обточена - глубже, ещё глубже вгрызться в неё стёртыми зубьями! Зато только они, эти насыщенные переживания, имели какую-то яркость сейчас. Всё остальное - блёклая гостиная, неинтересные лица слуг, уединявшийся для длительных бесед с сёстрами через их загадочную связь имён Сайтроми - терялось на фоне щекочущего напряжения, пульсировавшего в моих жилах. А вместе с запахами исчезали и вкусы. Я ела, чтобы не ослабеть, и блюда, приготовленные умелыми поварами для своего требовательного хозяина, казались пресными. И раньше не гонялась за удовольствием от еды, а теперь и такая простая радость, как игра вкуса на языке и дёснах, сошла на нет. А вот сон, которого я должна была лишиться, приходил по расписанию. Спала даже крепче обычного, что не укладывалось в моё понимание собственного состояния.
Тягостное чувство, довлевшее надо мной, усугублялось примерно в середине дня, когда хозяин спускался в гостиную провести сеанс игры на пианино. Пустоту комнаты заполняли приятные звуки, что поначалу всегда неловко разрывали плотную пелену тишины, а потом всё смелее и смелее набирали темп. Отставной деятель неплохо играл. Он явно не стремился к совершенству, наслаждаясь своим навыком и стремясь поддерживать его каждодневными повторениями мелодий. Но какими бы простыми они ни были, пробирали мою разбережённую душу до основания. Я уже не могла послушно сидеть на одном месте, вскакивала и торопливо шли к окну. Наблюдение за живой природой, в которой скрывалось значительно больше деталей, чем в утончённом интерьере гостиной, помогало не скатываться окончательно в хандру.
Казалось, что прошла вечность, а календарь сбросил лишь лист. Кошмар, ещё столько же я не выдержу! Катрия, конечно, могла прибыть и раньше… а могла и задержаться. Какая же всё-таки осязаемая разница между пребыванием в пути и сидением на месте в четырёх стенах. Пока мы двигались, то есть были заняты каким-то действием, ожидание неизбежного не тяготило.
Я стала блуждать по усадьбе, дабы создать иллюзию активности. Поднималась и спускалась, заходила в комнаты, заставляла себя разглядывать узоры на невзрачных кремовых стенах. Старалась не попадаться на глаза слугам, чтобы те не решили, будто мне скучно, и не захотели нагрузить меня простеньким делом. Оно не спасёт от мрачного настроения, только раздражит ещё больше. А вот разговор с людьми, ничего не значащий и ни к чему не обязывающий, помог бы, только слуги всё равно разбегутся. Так уж принято в их маленьком мире - вышколенные работники не досаждали гостям беседами. А если те сами просили, это становилось поводом для настороженности и подозрений: вдруг кто-то пытается выпытать секреты хозяина? Чтобы не сболтнуть лишнего, слуги предпочитали вовсе не вестись на непринуждённые расспросы гостей.
Я трижды обошла все комнаты, периодически бросая нетерпеливые взгляды на часы, пока одна мелочь не кольнула внимание: кое-чего не хватало. Абсолютно всё осталось прежним, потому как утёкшая с холста краска всё равно не вписывалась в рисунок, и всё же… Проморгать исчезновение Сайтроми - это ж надо… И чтобы понять это, мне требовалось трижды потоптать одни и те же места? Если бы прямо сейчас в парадную дверь ворвалась Катрия, уверена, и её бы я не приметила - до того была рассеяна.
Отец не нашёлся и спустя тридцать минут. Я ещё раз оббежала помещения, вышла на улицу, заглянула в маленький сарайчик, прежде чем опросить слуг. Но и они пребывали в той же удивительной слепоте, в которой обнаружила себя я полчаса назад. Только людей незнание не смущало, и это ещё сильнее поразило меня. Как будто очутилась посреди чего-то страшного - землетрясения, убийства, неважно, - а участники в упор не видели главной детали, будь то трещины в земле или остывающий труп. Зато я пялилась на эту диковинку во все глаза.
Слуги вели себя обычно. Тогда сама собой созревала догадка, что, возможно, Сайтроми меняет «костюм».
