Чем ближе был зал, тем проворнее маячило желание припустить без оглядки. Понестись сломя голову, игнорируя осмотрительность. Вот только паника – плохой советчик, и какая-то часть меня знала это на зубок.
Я бросила беглый взгляд на служителя, как будто желала проверить, далеко он идёт, хотя на самом деле поискала глазами примечательные следы во внешнем виде. Вряд ли кто-то подозревал, что преданные дети Терпящей вообще посмеют ступить в монастырь с инструментами убийства, однако тот фанатик с кистенём нарушил дозволенное. Поэтому я высматривала какое-нибудь оружие. Оное при нём не нашлось, если только мужчина не прятал его в рукавах белоснежной рясы. Судя по одежде, можно уверенно сказать, что он из Церкви Терпящей, а значит, не настолько хороший боец, как Саратох. Всяко легче.
А вот и поворот, ведущий в соседнее крыло к залу. А если вернуться чуть назад и пойти другим путём, можно добраться до главного входа. Правда, зачем, если по дороге так много удобно расположенных окон, которые куда больше подходят для незаметного побега, чем такой заметный главный вход?
Развернувшись, представила, как служителя с силой швыряет о стену, и махнула рукой. Мужчина словно поскользнулся и, не уследив за расползшимися ногами, плюхнулся на пол. Провал! Недостаточно выверенное движение, или я настолько выбита из колеи, что способности плохо контролируются?
Выбор был не ахти какой, а действовать нужно уже сейчас. Я схватила с подоконника горшок, благодаря про себя любительниц цветов, и разбила его о голову служителя. Нелепостью происходящее напоминало замшелый анекдот. Мужчина не вырубился и, всё ещё находясь на полу, стал звать на помощь. Меня охватил приступ отчаянья. И злости. Перед тем, как дать дёру, я постаралась внушить ему… что-нибудь. Домик у речки, тишину и покой. Или это была прогулка по саду с цветущими вишнями, благоухание которых вбивалось в ноздри, вторгалось в слизистую и сгущало спинномозговую жидкость. Голова закружилась, и я схватилась за лоб. Как будто сама пережила эти два расколотых пополам образа.
Когда посмотрела на служителя, чтобы определить, сколько времени потратила на неудачное внушение, обнаружила, что тот лежит в припадке. Из носа и глаз мужчины сочилась кровь, и он явно был не в этом времени и месте. Если это – результат моих трудов, то повезло, что ничего подобного не произошло со мной.
Я выскочила через окно на лужайку и крадучись направилась к главным воротам. Естественно, они не могли не оставить возле них сторожа. Действительно ли он был один, или остальные скрывались за стеной, сказать трудно. Но если медлить и дальше, со стороны монастыря кто-нибудь обязательно заметит девичью фигурку во дворе, и тогда сбежать станет в разы сложнее.
На этот раз внушение сработало правильно, и дежуривший мужчина бездумно пошёл в противоположном от меня направлении. Вот только из моего носа всё равно полилась кровь, требуя прекратить отплясывать танец на переломанных ногах.
Ежеминутно проверяя, нет ли хвоста, я добралась до окраины Веллонри. Между кузнечной лавкой и полуразваливавшейся лачугой не оказалось никакого здания. Сайтроми ошибся? Нет, тут была какая-то хитрость. Отец не отправил бы меня в несуществующее место. Едва ли он не осознавал, что, отослав меня в присутствии Осветителя, помог тому начертить в голове карту. Если Сайтроми проиграет, Саратох без труда нагонит меня. Дальновидность Короля не позволила бы ему свершить подобный промах, он обязан был подстраховаться. Я побрела вдоль домов, приглядываясь к каждому окну, каждой двери, выбоине и перекладине. Удивительно, но боль в груди не отставала до сих пор. Наездник тоже мучил немым поскуливанием и усиливал мои переживания своими параноидальными страхами. Короля, способного приструнить, рядом не оказалось, и паразит сорвался с цепи. А я только отвыкла от его раздражающего компанейства…
Взгляд зацепил вывеску постоялого двора: «Удачный выбор». Он застрял между ветхим зданием и трактиром «Разбитый молот». Совпадение ли? Я помялась на пороге, прислушиваясь к интуиции. Конечно, оставалась вероятность, что просто всё напутала и пришла не в то место, а теперь разгадывала несуществующий ребус. Подумав над этим, пришла к выводу, что уже всё равно: измученное тело вовсю сигналило о переутомлении. Я была настолько измотана, что не хотелось никуда брести, ничто искать и никак напрягать воображение.
Заведение обернулось миниатюрной забегаловкой с парой съёмных комнат на втором этаже. Скромно, если не сказать, убого, но для Веллонри это уже что-то. Я отыскала хозяина и спросила о наличии свободной койки, вкусного обеда и горячей ванной. На приехавшего издалека путешественника явно не походила, учитывая пустое пространство вместо поклажи, но сейчас отсутствие достоверной легенды, если мужчине приспичит совать нос не в свои дела, не шибко беспокоило. Несмотря на недавний инцидент, закончившийся, возможно даже, кровоизлиянием в мозг неудачливого служителя, я не побоялась использовать внушение. На этот раз обошлось без эксцессов. Без слов убедила хозяина постоялого двора, что уже расплатилась за все блага, которые «Удачный выбор» способен предоставить гостям, и грузный мужчина с залысиной так ни разу и не спросил с меня денег. Когда он заметит странность, я буду уже далеко, надеюсь. Или прибегну к внушению повторно. Или спалю здание.
Следовало держать себя под контролем. Словно дорвавшийся до лавки сладостей ребёнок, бросающийся на витрины и тычущий пальцем во все пирожные подряд, меня тянуло использовать таланты на полную катушку. И упиваться собственным могуществом. Слишком резко подскочил порог возможностей, и я не успевала подстраиваться под новую шкалу.
Прикрыла веки и помассажировала виски, возвращая самообладание. Заодно с отяжелевшей головы будто бы сняли пару сжимавших обручей. А тут как раз показался хозяин, оповещая, что комната готова.
Заперла дверь, наспех подкрепилась, не чувствуя вкуса, скинула одежду и забралась в горячую воду. От стен комнаты несло въевшимся перегаром, а разводы и царапины рассказывали увлекательные истории о предыдущих постояльцах. Застывшие сиреневатые потёки на уровне плеч наводили на мысль, что кто-то в крайне дурном расположении духа плеснул вином, вероятно, в ненавистного собеседника, но попал в ободранные клочки обоев. Отсыревшие у самого потолка доски намекали на протекавшую в дождливые сезоны крышу. Втёртый в трещины пола пепел не вымывался даже самыми усердными тряпками. Сколькие люди оставили в этой коробке частичку себя? Являлись ли деньги настоящей платой за комнату, или ею служил отпечаток индивидуальности, застрявший вне времени в четырёх стенах?
По правде говоря, комната не была столь ужасной. Средней - да, но не ужасной. Это моя брезгливость вдруг подбоченилась и начала придирчиво разглядывать каждый закуток под лупой. И не одна она.
Я бездумно глядела в потолок и с наслаждением подмечала, как расслаблялись ломившие от усталости мышцы. И всё же некоторое чувство горячая вода не могла смыть: отвращение. Подобно брезгливости, оно выпятило грудь и нагло заглушало собой всё остальное. И повисший в молчаливой обшарпанной комнатушке вопрос бил в гонг:
Что я тут делаю?
Хотелось немедленно выскочить из ванной и покинуть гадкое заведение, будто в нём меня принуждали вытворять непристойные вещи. Однако причина обитала не во внешнем мире, а внутреннем. Я чрезмерно расстроилась и излишне перенервничала за последние часы, и сейчас остаток этих эмоций искал выход, а воображение подкидывало нереальные претензии для их выплеска. В душе бурлил и закипал бульон недовольства, и, если подумать, в эту секунду мне не нравился никто и ничто: ни грязные стены, до которых, чудилось, достаточно дотронуться пальцем, чтобы заразиться какой-нибудь дрянью, ни люди с их раздутыми важностями, ни Сайтроми с интригами, ни собственное отражение в воде. Недовольство, возведённое в абсолют, вскоре затопило мою сущность. Я ударила воду кулаком, подняв сноп брызг. Одна из капель угодила в глаз, раздражая ещё больше. На полном серьёзе, как глупый ребёнок, не терпелось дать сдачи воде, даже при осознании и принятии полной абсурдности момента.
