Сообщение об этом случае впервые появилось в итальянском журнале Ultra в 1911 году (Battista, 1911). Данное сообщение представляло собой письмо, написанное отцом исследуемой, Флориндой Баттистой, который был капитаном итальянской армии. Делан (1924 г.) перепечатал это письмо на французском языке. А я сделал нижеследующий перевод на английский язык.

В августе 1905 года моя жена, находившаяся на четвёртом месяце беременности, лёжа в кровати в состоянии ясного сознания, пережила видение, глубоко поразившее её. Наша маленькая дочь, умершая тремя годами ранее, неожиданно появилась перед ней, светясь простодушной радостью, и тихо произнесла следующие слова: «Мама, я возвращаюсь!» И ещё прежде, чем жена успела отойти от изумления, эта фигура исчезла.

Когда я вернулся домой и моя жена, всё ещё глубоко взволнованная своим переживанием, рассказала мне о нём, я сначала решил, что всё это ей померещилось. В то же время я не хотел лишать её убеждения в том, что она получила своего рода послание с небес, поэтому я сразу согласился с её предложением дать малышке, которая должна была родиться, имя её умершей старшей сестры, Бьянки. Тогда я разбирался в теософии ещё не так хорошо, как позднее, когда изучил её, и счёл бы сумасшедшим любого, кто заговорил бы со мной о перевоплощении. Я был глубоко убеждён в том, что человек умирает один раз и уже не возвращается.

Прошло шесть месяцев, и в феврале 1906 года моя жена родила девочку, которая во всём походила на свою старшую сестру. У неё были те же большие тёмные глаза и густые вьющиеся волосы. Сходства эти не поколебали мои материалистические установки, но моя жена, восхищённая обретённым покровительством небес, уверовала в то, что произошло чудо и что она повторно родила того же самого ребёнка. Сейчас нашей дочери около шести лет, и она, как и её умершая сестра, не по годам эмоционально и интеллектуально развита. Обе девочки могли чётко выговорить слово «мама» в семь месяцев, в отличие от других наших дочерей, которые, хотя они и не уступали им в интеллектуальном развитии, тем не менее смогли произнести это слово только в двенадцать месяцев.

Для лучшего понимания того, что я собираюсь описать далее, я должен упомянуть о том, что при жизни первой Бьянки у нас была служанка-швейцарка по имени Мари, которая говорила только по-французски. Из своего родного горного края она принесла так называемую кантилену, своего рода колыбельную песню. Она действовала так, словно слетала с уст самого Морфея, настолько сильным было её усыпляющее воздействие, когда она пела её нашей маленькой дочери. После смерти нашего ребёнка Мари вернулась в свою страну, и мы не хотели вспоминать ту колыбельную песню, которая могла направить наши мысли к дочери, которую мы потеряли. Прошло девять лет, и мы полностью забыли об этой колыбельной песне, а затем один странный случай напомнил нам о ней. Неделю назад мы с женой находились в моём рабочем кабинете, соседствующем со спальней, как вдруг оба мы отчётливо услышали ту самую колыбельную песню, звучавшую как отдалённое эхо. Звук исходил из расположенной рядом спальни. В первый момент мы, оба потрясённые и озадаченные, не поняли, что эту песню поёт наш ребёнок. Однако, заглянув в спальню, мы увидели, что наша дочь, вторая Бьянка, сидит на кровати и поёт эту колыбельную песню на французском языке без акцента. Разумеется, мы никогда не учили её этой песне. Моя жена, стараясь не выказать своего удивления, спросила её, что она пела. Бьянка ответила, что она пела французскую песню. Она не знала ничего по-французски, если не считать несколько слов, которым научили её сёстры. Тогда я спросил её: «Кто научил тебя этой песне?» Бьянка ответила: «Никто. Я просто знаю её». Затем она продолжила петь так, как будто ничего другого в своей жизни не пела.

Тому, что я здесь скрупулёзно изложил, читатели могут подобрать любое объяснение, которое их устроит. Но что касается меня, то я пришёл к следующему выводу: мёртвые возвращаются.

Первое сообщение об этом случае опубликовал отец исследуемой (Samona, 1911). Он также был отцом старшей дочери, которая, по его мнению, переродилась в его младшую дочь. Его отчёт стал предметом дискуссий у тех, кто прочёл его, из-за короткого промежутка времени, около восьми месяцев, между смертью старшей дочери и рождением младшей, исследуемой. Кармело Самона обнародовал дополнительные сведения об этом случае, когда исследуемой было около двух лет (Samona, 1913a). Он также ответил на критические замечания о коротком отрезке времени между смертью и предполагаемым перерождением (Samona, 1913b, 1914). Позднее он послал отчёт о дальнейшем развитии исследуемой Чарльзу Ланселину, который впоследствии включил эти сведения в свою книгу (Lancelin, 1922). Эта книга лишь информация о том, что было запечатлено в памяти исследуемой и рассказано ею.

Оба ребёнка, главные действующие лица в этой истории, получили имя Алессандрина. Для того чтобы нам было удобно различать их, я буду называть их Алессандрина I и Алессандрина II. Их родителями были Кармело Самона, врач из Палермо, в Италии, и его жена Адель. Помимо дочерей у них было ещё трое сыновей.

Алессандрина I умерла от менингита примерно в 5 лет, 15 марта 1910 года. Через три дня после смерти ребёнка её убитая горем мать увидела свою умершую дочь во сне, в котором та сказала ей: «Мама, не плачь. Я покинула тебя не навсегда, а лишь на время. Гляди! Скоро я буду вот такой маленькой». Говоря это, она развела руки, показывая размер малыша. Потом она добавила: «Вы снова будете страдать из-за меня». Через три дня Адель Самона увидела тот же самый сон[17]. Одна из её подруг предположила, что этот сон предвещает перевоплощение Алессандрины I. В то время Адель ничего не знала о перевоплощении, и даже после того, как она прочла книгу на эту тему, принесённую ей подругой, в ней оставалось ещё довольно скепсиса в отношении такой возможности. В 1909 году у неё случился выкидыш, за которым последовало хирургическое вмешательство, вследствие чего у неё всё ещё сохранялось небольшое маточное кровотечение. Эти события заставили её усомниться в том, что ей когда-либо удастся снова забеременеть.

После тех двух снов прошло уже несколько дней, в течение которых Кармело Самона пытался осушить слезы своей безутешной жены. Вдруг они услышали три громких стука, как будто кто-то стоял за парадной дверью. Трое их сыновей, бывших в тот момент с ними, также слышали эти удары. Они подумали, что пришла тётя Катерина (сестра Кармело Самоны), часто навещавшая их в этот час, и открыли дверь, ожидая увидеть её, однако за дверью никого не было.

Этот эпизод со стуком в дверь побудил всех в семье устроить любительский спиритический сеанс[18]. В сообщении Самоны не говорится о том, как прошёл их сеанс и кто из участвовавших в нём родственников был избран главным медиумом. Они получили сообщения, пришедшие, как они решили, от Алессандрины I, а также от покойной сестры Кармело Самоны Джианнины, умершей много лет назад в возрасте 15 лет. В этих сообщениях условная Алессандрина I сказала, что именно она издавала стук, услышанный её семьёй в тот день, чтобы привлечь к себе внимание. Она ещё раз заверила мать в том, что собирается вернуться, и сообщила, что произойдёт это перед Рождеством. Она хотела, чтобы все в её семье и друзья узнали о её возвращении. Она так часто повторяла это, что Кармело Самону начали утомлять спиритические сеансы. На его взгляд, Алессандрина, установившая с ними связь, была одержима идеей донести до всех весть о своём скором возвращении.

10 апреля Адель Самона узнала о том, что она беременна. (В сообщении не говорится о том, как она узнала об этом.) Во время спиритического сеанса 4 мая душа Алессандрины I несколько растерянно заметила, что рядом с её матерью есть кто-то. В её семье смогли понять, о чём идёт речь, только когда другая душа, Джианнины, объяснила, что есть и другая сущность, пожелавшая переродиться их ребёнком. Во время дальнейших сеансов душа Алессандрины I сказала, что ей предстоит родиться вместе с сестрой, а душа Джианнины рассказала семье о том, что переродившаяся Алессандрина будет очень похожа на Алессандрину I.