Литмир - Электронная Библиотека
A
A

- Это при том, - подхватил командир взвода, - что замполит у нас умнейший человек. Шутите! Два "поплавка". Калининский педагогический институт и Высшее львовское политическое училище, - то ли с завистью, то ли с гордостью произнес старший лейтенант.

- Леночка, а вы рыбу любите? - вдруг спросил капитан.

- Очень. Только у нас ее готовить, честно говоря, не очень-то умеют, обрадовалась перемене темы разговора раскрасневшаяся женщина.

- А мы рыбой объедаемся. Вот товарищ старший лейтенант напомнил, что народ у нас разный. У нас даже великие люди есть в полку. У нас на кухне в офицерской столовой срочную проходит парень из ленинградского лучшего ресторана "Метрополь". Рыбу делает как бог! А почему старается? Мне, говорит, нельзя квалификацию терять. Если, говорит, я здесь себе руку испорчу, меня обратно не возьмут. А в столовую идти, по третьесортным ресторанам - это он никогда не согласится. Я, говорит, лучше с голоду умру, чем буду в каком-нибудь ресторане третьего разряда треску майонезом украшать. Повар с большой буквы, можно сказать. Мастер. И во фритюре делает, и на вертеле. Это на нашей-то кухне, где кашу-то толком сварить не могут, а он держит свой фасон.

- Вот закончите позировать, - подхватил старший лейтенант, - и прав товарищ капитан: Ленинград далеко, в рестораны там очередь... А у нас свой "Метрополь". Как до танкистов на автобусе доехать, наверняка знаете, а там встретим. Это серьезно. И Юрий вас поймет. Это я же открытие сделал, что в полку на кухне настоящий мастер появился. Они ж ели и ели, даже не понимая, что им подают. Вот товарищ капитан не даст соврать. А я как первый раз за ужином попробовал - и за второй порцией, и за третьей. Ты кто, спрашиваю повара, ты ж гений! Вот он и признался тогда. Если б вы знали, как ему нужны люди понимающие! Пианист может в одиночку днями и ночами тренироваться, но ему надо хоть раз в месяц, чтобы зал ахнул, чтобы люди заплакали. Мы воины, мы не художники, но понимаем, что каждый мастер - это личность. А в армии как раз личность попридерживать надо. Устав. Дисциплина. Котловое довольствие. У художников этого нет. Художнику где развернуться?

- Юрий, а вы в какой школе работаете? - спросил капитан.

- В школе я ни в какой не работаю, а если вы имеете в виду направление, манеру, то вопрос поставлен, извините уж меня, не очень правильно, неграмотно. Грамотно было бы: к какой школе принадлежите. Правда, это немножко торжественно.

- А к корзуновской школе вы не принадлежите? - Анатолий попробовал было обжигающую солянку и отложил ложку.

Лена, отлавливавшая в тарелке ускользающий каперс, подняла глаза на художника, но уже с любопытством, во взгляде не было той тревоги, того подчас едва уловимого напряжения, с каким женщина невольно обнаруживает свою душевную солидарность. Ученые спорят до сих пор, отчего это люди краснеют. Но отчего покраснел Юрий, капитан Вальтер не то чтобы догадывался, а просто знал наверняка. Речь шла о школе в поселке Корзуново.

- Да, в корзуновской школе моя работа, я им там делал...

- Налейте, пожалуйста, товарищ старший лейтенант. Тесен мир, черт возьми!

Старший лейтенант с готовностью исполнил приказание командира и снова предложил Юрию:

- Может быть, под соляночку?

- А-а, давайте, - махнул рукой мастер. - Вы так аппетитно пьете.

- Леночка, может быть, и вам? Мы еще закажем.

- Нет, нет, нет... - Предчувствие какой-то важной перемены насторожило женщину.

- Я почему говорю "мир тесен", - пояснил капитан Вальтер. - Я же с вашей корзуновской фреской, или панно, знаком. У нас там 23 февраля встреча была со школьниками. А я смотрю на этих ребят, и в малице, и в каске с фонариком, думаю-думаю, где я их видел, до боли знакомые лица... Только там, в школе, этот, в малице, нарисован летчиком. Верно? А тот, что здесь в шахтерской каске с фонариком, там вроде ученый, что-то, не помню, у него в руках, что-то умное. А вот девушка там как раз другая!

- Естественно, - поспешил подтвердить Юрий.

- Там вам десятиклассница позировала, старшая дочь штурмана полка, стала местной знаменитостью, вы ж ее так прославили...

- Товарищ капитан, - подхватил старший лейтенант, - поскольку это тост, как бы тост, можно, и я скажу? - Капитан кивком передал эстафету. - За почерк мастера! Художник всегда имеет возможность выбора. У нас какой почерк? Куда ткнут, там и кувыркайся. А художник всегда выбирает и остается при этом самим собой. Грубый пример. Все тот же Рембрандт. Вроде, с одной стороны, Саския, а с другой стороны, Хенрике, а все равно - Рембрандт! Так что, как у нас в роте говорят: за флорентийское кватроченто!

Теперь, наверное, следует ответить на вопрос, который давно уже занимает читателя.

Как это в будний день двое офицеров танкового полка, не будучи в отпуске, оказались в городе Заполярном, именуемом для простоты в полку Запольем, днем в ресторане?

Как мы оказались в этот день и в этот час вдали от расположения нашего гвардейского ордена Суворова второй степени и ордена Красной Звезды танкового полка, без санкции моего командира, а инициатива принадлежала ему, я сказать не могу. В конце концов, и у военных должны быть свои тайны, хотя их с каждым днем у нас в стране становится все меньше и меньше.

Старших лейтенантов, естественно, в полку было довольно много, но я был старейшим из старших лейтенантов и лет на десять старше своего командира роты капитана Вальтера, до танкового училища игравшего за дубль в команде мастеров "Крылья Советов" (Куйбышев). Вальтер был полузащитник типа Месхи, легкий, нервный, азартный, хитрый, с отличным рывком. С обводкой у него были проблемы, но он умел открываться и, когда ему выкидывали на выход, мог подхватить мяч чуть не в центральном круге и довести дело, как говорится, до логического конца, то есть пробить в сторону ворот. Блестящее футбольное прошлое укрепляло авторитет Вальтера среди личного состава не меньше, чем звезды на погонах. Он часто на занятиях пользовался футбольной терминологией, что помогало ему сколотить роту в надежную команду.

Думаю, и меня направили именно в седьмую роту, понимая, что все мои неумелости будут хорошо подстрахованы толковым коллективом.

В стоявший у норвежской границы танковый полк отродясь никаких переподготовщиков, резервистов по-европейски или "новгородских ополченцев" по-нашему, не присылали, и потому мое появление было в полку событием если не чрезвычайным, то уж не ординарным во всяком случае.

Прибыв в полк вечером, после ужина, прежде чем лечь спать на принесенную мне в штаб третьего батальона, дежурившего в этот день, раскладушку, я потребовал чай, булку и сахар. Пока я пил чай, рядом стоял солдат и явно караулил чайник, опасаясь, что я рвану с этим полуведерным медным чудом через норвежскую границу.

Причина же моего появления в столь экзотическом месте чрезвычайно проста. Я вызвался написать киносценарий о службе танкистов в мирное время при условии, что меня призовут как бы на переподготовку в наш самый северный танковый полк. Надо думать, и самый северный в мире.

Не скажу, чтобы именно танки вызывали у меня особую нежность, но я не знал иной возможности вот так, бросив все на свете, на два месяца сбежать ото всех и от себя самого, пожить той особенной жизнью, когда о себе не нужно думать ни одной минуты.

Коллеги на "Ленфильме" недоумевали, перемывая мои военные косточки.

Делать им нечего!

Никого же не удивляет то, что множество людей на белом свете кувыркаются в своих армированных трубами джипах по бездорожью, носятся сломя голову по грязи, топям и буеракам, ломают машины, руки, ноги, подвяжутся какой-нибудь палкой-веревкой и несутся дальше.

По сравнению с этой цыганщиной или лазанием по отвесным скалам, да еще с отрицательным уклоном, жизнь танкистов вполне цивилизованна и комфортна даже на Крайнем Севере.

А Север, Заполярье - страна моего детства, по которой тоскую, как по отрезанной руке тоскуют старые воины, и потому я был готов пойти на любые хитрости, чтобы прожить хотя бы месяц под незаходящим солнцем, вдыхая воздух тундры, пропитанной запахом чистой воды, мхов и полярного быстроцветья.

4
{"b":"61711","o":1}