На стук Шарлотты из кабинета послышался голос миссис Ватсон:
– Войдите!
Молодая девушка тихо, нерешительно отворила дверь и вошла. Содержательница пансиона сидела в кресле у камина, в котором ярко пылал огонь. Очевидно, по отношению к себе она придерживалась других правил и не приучала себя к холоду, как своих воспитанниц. В руках у нее было письмо.
На поклон Шарлотты она сухо, сквозь зубы произнесла «здравствуйте» и знаком пригласила молодую девушку сесть против себя по другую сторону камина.
Миссис Ватсон обладала далеко не располагающей к себе наружностью: ее желтое, все в морщинах лицо с седыми волосами и нависшей над бровями челкой, тонкие губы и маленькие косые хитрые глаза производили крайне неприятное, даже отталкивающее впечатление.
– Я должна сообщить вам, милая моя, очень неприятное известие! – сказала она.
Другая на месте миссис Ватсон сжалилась бы над молодой девушкой, которая при этих словах побледнела как полотно, сказала бы ей что-нибудь приятное и постаралась бы исподволь подготовить ее к ужасному известию. Но этой черствой женщине незнакомо было чувство жалости; собственные несчастья не только не сделали ее более сострадательной к другим, но и, наоборот, озлобили. Единственно кого, по мнению миссис Ватсон, можно было пожалеть, так это только ее, некогда богатую, избалованную леди, вынужденную на старости лет, чтобы прокормиться, держать пансион для девиц. Но все-таки теперь при взгляде на Шарлотту миссис Ватсон стало жаль ее, и, не решаясь сказать несчастной девушке сразу всей правды, содержательница пансиона сухо прибавила:
– Приготовьтесь услышать очень печальную весть!..
– Пожалуйста, скажите скорее, в чем дело! – умоляющим тоном обратилась к ней Шарлотта.
Какое еще несчастье могло ожидать ее, и так всеми покинутую? Не хочет ли миссис Ватсон отказать ей в месте и лишить ее таким образом и тех грошей, которые девушка зарабатывала с таким трудом? Не случилось ли чего-нибудь с братом… с матерью, с которыми она так мечтала увидеться? Господи, да что же такое могло случиться? И так уж, кажется, ей пришлось немало перенести на своем веку!..
Миссис Ватсон поспешила избавить ее от неизвестности.
– Я только что получила письмо от нотариуса, который заведует делами ваших родителей, – сказала она. – Он просит меня сообщить вам, что ваша мать и отчим умерли от желтой лихорадки, через два дня один после другого.
У Шарлотты потемнело в глазах; она не в состоянии была произнести ни слова, только громкий, отчаянный крик вырвался у нее из груди. Миссис Ватсон между тем встала со своего места, чтобы поднять головешку, выпавшую из камина, взяла щипцы и стала спокойно поправлять дрова. Она даже не взглянула на молодую учительницу, которая, побледнев от ужаса, молча и неподвижно стояла, словно окаменелая; она не могла даже плакать. Затем, снова усевшись в кресло, миссис Ватсон стала передавать Шарлотте, что еще сообщил нотариус. Родители ее уже похоронены на кладбище в Сан-Пабло, а детей – их теперь трое, так как третий родился там, в Америке, – один инженер, бывший помощник их отца, взялся привезти в Европу. В настоящее время они уже в дороге и, вероятно, через несколько дней прибудут во Францию.
Но Шарлотта не слушала, что ей говорили: ее мысли были далеко, там, за океаном… Ей казалось, будто она на могиле матери… А давно ли девушка мечтала о том, как они с братом поедут в Америку, как мать и маленькие сестренки встретят их, и при этом старалась представить себе их домик, утопавший в зелени! Как там тепло, хорошо, уютно!.. Как часто, бывало, ночью, не в состоянии заснуть от разных неприятностей, Шарлотта, дрожа под одеялом от холода, мечтала об этой поездке в Америку. Правда, мать никогда не была особенно нежна к ней, но время и разлука сильно меняют людей… С какою любовью, с какою нежностью обнимет, вероятно, мать свою дочь, с которой она так давно не виделась! Какое это будет блаженство!.. Как счастливы те дети, о которых заботятся, которых холят, берегут и которые никогда не расстаются со своими родителями! Как Шарлотта завидует таким детям и как она была бы бесконечно счастлива на их месте!..
И вот теперь все кончено… Прощай, мечта!.. Она никогда больше не увидит своей матери…
– Да вы, я вижу, не слушаете меня! – сухо заметила миссис Ватсон. – Конечно, я вполне понимаю, как вам должно быть тяжело, но дело в том, что мне некогда, и я могу посвятить вам всего несколько минут.
Как ни была Шарлотта убита горем, но все-таки при этих словах она быстро овладела собой. Обладая в высшей степени любящим сердцем, она в то же время была очень горда. О! Она сумеет взять себя в руки, сумеет скрыть свое горе от равнодушных взоров!
– Продолжайте, пожалуйста, я вас слушаю, – сказала несчастная девушка как можно спокойнее.
– Вот письмо нотариуса, – проговорила миссис Ватсон. – Одновременно с вами он сообщил о постигшем вас горе и вашему брату, Гаспару, который, наверное, через несколько дней приедет в Париж. Что вы думаете делать до его приезда?
– Право, не знаю! – едва слышно ответила Шарлотта.
Из глаз у нее теперь так и текли слезы.
– У вас есть какие-нибудь родственники во Франции? – продолжала расспрашивать миссис Ватсон.
– Нет, никого! – ответила молодая девушка. – У моего покойного отца были двоюродные братья, жившие в Германии, но все отношения с ними у нас ограничивались только тем, что мы, бывало, писали друг другу раз в год. Есть у меня еще крестный отец, но он больше не живет в Париже… К тому же он никогда не питал особенной нежности ко мне… Да, у меня положительно никого нет из близких, теперь я совсем одна-одинешенька! – грустно прибавила она.
– В таком случае вам лучше всего подождать, пока сюда приедет ваш старший брат, и посоветоваться с ним, как быть. Теперь, значит, он – глава семьи. А остались ли после вашей матери и отчима какие-нибудь средства?
Этот щекотливый вопрос, произнесенный так неделикатно, крайне оскорбил самолюбивую девушку.
– Я, право, не знаю, мадам! – довольно резко ответила она. – По этому поводу я действительно не могу дать вам никаких сведений.
– Вероятнее всего, что у них ничего не было! – заметила миссис Ватсон, довольная тем, что ей удалось задеть девушку за живое. – Будь у ваших родителей хоть что-нибудь, они, уж наверное, не бросили бы вас здесь одну!
О, злое создание! Как она умела издеваться над людьми! Как умела растравлять чужие раны! Да уж, действительно, надо было или совсем не любить своей дочери, или настолько нуждаться, чтобы решиться отдать молодую девушку в лапы миссис Ватсон!
– Может быть, они застраховали свою жизнь или, может быть, детям полагается какая-нибудь пенсия после отца? – продолжала допытываться содержательница пансиона. – Впрочем, нотариус вместе с инженером, который везет детей, наверное, прояснят все эти обстоятельства. А скажите, пожалуйста, вы видели детей вашей матери от второго брака?
– Я не видела только последнего, – ответила Шарлотта.
При этих словах на ее заплаканном лице появилась радостная улыбка: молодая девушка живо представила себе этого беспомощного малютку, которому она теперь отдастся всей душой. При одной этой мысли Шарлотта даже просияла.
«Наконец-то я увижу их! Как я рада!.. – думала про себя девушка. – Бедные детки!.. Я готова все для них сделать… Я буду заботиться о них, заниматься с ними, дам им, по возможности, то, чего в детстве так недоставало мне самой!»
– Мне, конечно, очень жаль вас, милая моя, – сказала миссис Ватсон, встав со своего места, – но я должна вас предупредить, что не допущу, чтобы из-за ваших невзгод нарушался порядок в моем учебном заведении. В жизни так много горя, что из-за всякой неприятности не приходится пренебрегать своими обязанностями. Поэтому я вас прошу заниматься своим делом, как всегда: несчастья учителей не должны отражаться на учениках.
Произнеся эту фразу, миссис Ватсон зна́ком показала Шарлотте, что разговор окончен. Молодая учительница молча поклонилась и вышла из комнаты. Она чувствовала, что силы окончательно покидают ее. Слезы душили ее, сердце разрывалось на части…. Как приятно было бы в такую минуту иметь рядом друга, на груди которого она могла бы выплакать свое горе, дав полную волю своим слезам! А между тем у нее не было никого, с кем она могла бы поделиться своим горем, кто пожалел бы и утешил ее…
