Он положил огромную руку на голову мальчика. Положение становилось все более затруднительным.

– Спасибо, – сказал Седрик, – я вполне здоров. С моей головой все в порядке. Мне очень неприятно вам говорить, но это правда. Поэтому Мэри и пришла тогда за мной. Мистер Хэвишем все рассказал маме, а он – адвокат…

– Одного из нас точно хватил солнечный удар! – перебил его бакалейщик.

– Нет, – возразил Седрик, – нет, лучше нам примириться с этим, мистер Хоббс. Мистер Хэвишем приехал издалека, из Англии. Его прислал мой дедушка.

Торговец изумленно посмотрел на серьезное детское лицо.

– И кто же твой дедушка?

Седрик опустил руку в карман и осторожно вытащил листок бумаги, на котором было что-то написано его собственным круглым, еще не вполне устоявшимся почерком.

– Я не смог сразу запомнить и записал вот тут, – сказал мальчик, а затем медленно прочел вслух: «Джон Артур Молинекс Эррол, граф Доринкорт». – Так зовут дедушку, и он живет в одном замке… нет, кажется, даже в двух или в трех замках. И мой папа был его младшим сыном… Я не был бы лордом или графом, если бы он был жив! Да и папа не мог бы стать графом, если бы два его старших брата не умерли. Но они все умерли, и там больше нет никого… ни одного мальчика… Так что я должен стать графом, и мой дедушка прислал за мной, чтобы я ехал в Англию…

Мистера Хоббса действительно бросило в жар. Он вытирал вспотевший лоб, мокрую лысину и часто дышал. Бакалейщик начал понимать, что случилось нечто необыкновенное. Он смотрел на своего маленького друга, сидевшего на ящике с невинным, хотя и взволнованным выражением лица, и не видел в нем никаких перемен: Седрик оставался все тем же простым, красивым, милым, приветливым мальчиком в черном костюме с красным кушаком. И это рушило привычные представления мистера Хоббса об аристократах…

В особенности торговца смущала простота и искренность, с которой Седрик говорил о новостях. Было ясно, что малыш совершенно не отдает себе отчета в том, как удивительно все происходящее.

– Как ты сказал, тебя теперь зовут? – переспросил мистер Хоббс.

– Седрик Эррол, лорд Фаунтлерой, – ответил Седрик. – Так назвал меня мистер Хэвишем. Когда я вошел в комнату, он сказал: «Итак, вот маленький лорд Фаунтлерой».

– Так!.. – протянул бакалейщик. – Будь я проклят!.. – это восклицание всегда раздавалось, когда он был чем-нибудь удивлен или взволнован. Ничего другого в этот момент ему не пришло в голову.

Седрик нашел восклицание своего друга совершенно уместным: его уважение и привязанность к мистеру Хоббсу были так велики, что он одобрял все его замечания. За свою жизнь мальчик видел не так много людей и поэтому не понимал, что мистер Хоббс не отличался благовоспитанностью. Конечно, Седрик понимал, что мистер Хоббс не похож на маму, но его мама была леди, и мальчик простодушно полагал, что леди отличаются от джентльменов большей сдержанностью.

Он пристально посмотрел на бакалейщика.

– Ведь до Англии далеко, не так ли? – спросил он.

– Придется пересечь Атлантический океан, – ответил мистер Хоббс.

– Весьма огорчительно, – вздохнул Седрик, – значит, я вас долго не увижу. Мне не хочется даже думать об этом, мистер Хоббс!

– И самые лучшие друзья порой вынуждены расставаться, – заметил бакалейщик.

– Да, – сказал Седрик, – но мы столько лет были друзьями, не правда ли?

– С тех пор, как ты родился, – кивнул мистер Хоббс. – Тебе было около шести недель, когда тебя в первый раз вынесли гулять на эту улицу.

– Ох, – вздохнул мальчик, – вот уж никогда не думал, что буду графом!

– Ты полагаешь, что этого нельзя избежать? – поинтересовался мистер Хоббс.

– Боюсь, что нет, – развел руками Седрик. – Мама говорит, что папа желал бы этого. Но если уж я должен стать графом, я постараюсь быть хорошим графом. И не буду тираном. А если когда-нибудь начнется война с Америкой, я постараюсь остановить ее…

Его разговор с мистером Хоббсом был долгим и серьезным. Когда первый шок прошел, бакалейщик вовсе не выказал вражды к мальчику, как ожидал Седрик. Он покорился неизбежному и принялся расспрашивать своего маленького друга о подробностях. Так как Седрик мог ответить далеко не на все вопросы, то мистер Хоббс пытался сам отвечать на остальные. Мистер Хэвишем был бы очень удивлен, если бы мог услышать рассуждения торговца о графах, маркизах и лордах.

Впрочем, мистер Хэвишем и без того многому удивлялся в эти дни. Всю свою жизнь он провел в Англии, американцы и их обычаи были ему чужды. Почти сорок лет он был адвокатом графа Доринкорта и хорошо представлял себе размеры его богатства и могущества. Сейчас он деловито и беспристрастно наблюдал за маленьким мальчиком, который должен был стать наследником графа Доринкорта. Адвокат знал, сколько надежд старый граф возлагал на своих старших сыновей, слышал о его бешеной ярости при известии о женитьбе капитана Седрика и сам наблюдал ненависть старика: граф с презрением отзывался о вдове младшего сына и утверждал, что она, необразованная американская девица, вышла за его сына только потому, что тот был сыном графа.

Старый адвокат тоже был склонен так думать. В своей жизни он видел немало себялюбивых, корыстных людей и к тому же был не слишком хорошего мнения об американцах. Когда его экипаж въехал на невзрачную улицу и остановился перед простым маленьким домиком, ему стало досадно. Ему показалось ужасным, что будущий владелец замков Доринкорт, Уиндем-Тауэрс, Чорлуорт и прочих великолепных поместий родился и воспитывался в таком убогом месте. Мистер Хэвишем гордился знатным семейством, судебные дела которого он вел столько лет, и ему претила перспектива вести дела с вульгарной, корыстной женщиной, не уважающей родину своего умершего мужа и его дворянское достоинство. Это было действительно старинное и славное имя, и мистер Хэвишем был проникнут глубочайшим уважением к нему.

Когда Мэри ввела старого адвоката в маленькую гостиную, он зорко осмотрелся кругом. Комната была убрана просто, но выглядела уютной, в ней не было дешевых мещанских безделушек и пестрых картин. Немногие украшения на стенах свидетельствовали о хорошем вкусе хозяев, прелестные вещицы были явно сделаны умелыми женскими руками. «Не так уж плохо, – сказал он сам себе, – впрочем, может быть, в этом проявился вкус капитана».

Но когда в комнату вошла миссис Эррол, мистер Хэвишем подумал, что и она сама наверняка тоже участвовала в создании домашнего уюта. Не будь он сдержанным, холодным старым джентльменом, адвокат, вероятно, выразил бы удивление, увидев ее. В своем простом черном платье, плотно облегающем ее стройную фигуру, вдова младшего сына графа больше походила на юную девушку, чем на мать семилетнего мальчика. Ее молодое лицо было красиво, но грустно, а в больших глазах светилось нежное, задумчивое выражение, которое не покидало ее после смерти мужа. Седрик привык к нему; оно исчезало только, когда мальчик с ней играл или разговаривал или когда он, рассуждая о чем-нибудь серьезно, вдруг употреблял новые для него слова, которые почерпнул из газет или из разговоров с мистером Хоббсом. Мальчик любил замысловатые выражения и всегда радовался, если они заставляли маму смеяться, хотя сам не видел в них ничего смешного.

Адвокат был опытным человеком и хорошо разбирался в людях. Едва увидев мать Седрика, он сразу же понял, что старый граф глубоко ошибся, предположив, что она – необразованная, корыстолюбивая женщина. Мистер Хэвишем сам никогда не был женат, никогда не любил, но сразу почувствовал, что эта маленькая молодая женщина, с ласковым голосом и грустными глазами, вышла замуж за капитана Эррола только потому, что любила его всей душой, и что ее нисколько не интересовала родословная мужа. Адвокат понял, что с ней у него не будет никаких затруднений и что, может быть, маленький лорд Фаунтлерой не запятнает честь своего благородного семейства.