Внутри правила классического цирка-шапито почти соблюдались: огражденный манеж присутствовал, но посередине него были сложены паленья для предстоящего костра; трибуны отсутствовали, но их место занимали десятка два столов, за которыми пировала публика, ожидая представления, тематика которого для Василия была пока не понятна.

Он направился к крайнему правому столику, отличающемуся от других столов отсутствием изобилия съестного и питейного – на столе стояли графин, шесть рюмок, широкая тарелка с нарезанным тонким слоем мясистым салом и плетенной корзинкой, наполненной душистым черным хлебом. Василий, у которого с утра маковой росинки во рту не было, почувствовал жуткий голод, прятавшийся под покровом нервного ожиданием от предстоящей встречи и надеждой на исцеление.

– Нисим Рокитянский, – представился вышедший из-за стола мужчина, чем-то внешне напоминающий его друга тракториста Степана – хорошо сложенный, одетый расхлябанно свободно и ничего не боявшийся.

– Вася, – вытянул из себя Василий и протянул свёрток.

– Спасибо. Давно баба Дуся меня не баловала. Редко теперь печет. Старость – не радость. – Нисим Рокитянский принял свёрток и бережно его положил на край стола. – Вася, слышал про твою беду. Давай пройдёмся.

Рокитянский повёл Василия, обходя столы с публикой так, что стенка цирка шла впритык к правому плечу. Шагали медленно, и Василий стал замечать, что к верхнему каркасу, служившему элементом опорной конструкцией, через каждые два метра на веревках развешаны тряпочные куклы. Ещё лучше вглядевшись в них, он признал в них пса Филю, зайку Степашку, поросёнка Хрюшу и ворону Каркушу из телепередачи «Спокойной ночи, малыши». Куклы повторялись, но одеты были по-разному.

– Обратил внимание на кукольные персонажи детской передачи? – Рокитянский явно отвлекался от того, о чем хотел говорить, – эти оригинальные куклы все списаны в разное время по причине износа, мной позаимствованы, спасены от уничтожения. Люблю свои причуды удовлетворять, помогает на плаву держаться уверенней. Вот о чём мне хотелось с тобой говорить. Ты уверен, что действительно хочешь вспомнить, кто ты и откуда?

– Да.

– Сколько же времени прошло с тех пор, как позабыл?

– Почти три года.

– За это время пробовал лечиться?

– Нет.

– Почему?

– Руки не доходили. Сначала подумывал к врачу сходить, но как-то всё не складывалось.

– А ты не задавал себе вопрос: почему на протяжении трех лет ни разу не посетил врача, живя в незнакомом мире, возможно некомфортном. Всё же чужое: быт, работа, еда, друзья, местность, погода, воздух, стульчак, в конце концов…

– Я понял, к чему вы ведёте. Уже то, что я здесь, свидетельствует о том, что время пришло навести порядок в моей голове.

– А может ошибка? Сбой. Мимолетное влечение мозга, влечение готовое пройти завтра поутру, а к обеду насовсем исчезнуть, не оставив и следа.

– Если сбой, я воспринимаю сбой как подарок, не воспользоваться им глупо.

– А если после придёт сожаление, ты допускаешь, что жизнь до, назовем её с амнезией, могла быть хуже?

– Допускаю, что могла быть хуже, но как хуже? Меня кто-то обидел, разлюбил или предал? Скажу так, приобретя воспоминая о прошлом, рассчитываю, что опыт последних лет не исчезнет и поможет мне справиться с тем, что для меня в той жизни казалось погибельным. В теперешней жизни у меня нет любви, значит отсутствие её, вернувшись в прошлую жизнь, я переживу. Обида и предательство так же естественны как воздух, которым мы дышим, выходит – тоже по-своему полезны, так как их появление учит им противостоять, вырабатывая антитела. Ещё меня привлекает то, что в прошлой жизни достаток был выше, посмотрите на мою одежду, она кажется богатой. – Здесь Василий недоговаривал. При встрече с Рокитянским он обратил внимание на его наручные часы, они были значительно беднее, чем те, что он оставил в трактире. Выходило, что он значительно богаче Рокитянского, что не могло не привлекать пуститься бегом в прошлый образ жизни.

– Действительно, по рассуждениям мало у тебя схожего с местными жителями… – Как бы себе говорил Рокитянский. – Достаток, когда он сопровождает, форма приятная, но эта форма не истинного удовольствия.

– Это жертва, на которую я готов пойти. – Твердо ответил Василий.

– Я вижу, ты всё хорошо обдумал. Вопрос больше не имею, вот мы и пришли.

Василий, отдавшись беседе, не отловил реперных точек в передвижении – как они покинули цирк-шапито и вошли в одну из прилегающих к нему палаток.

Их встретил молодой человек, привстав с походного брезентового кресла, комфортно располагающегося напротив телевизора, на экране которого шла прямая трансляция происходящего из цирка-шапито, обтянутые стены которого Василий с Рокитянским только что покинули.

– Игорь, – представился молодой человек, – предлагаю потратить несколько минут перед тем, как начать… трип.

– Трип? – повторил Василий, как бы пытаясь разобраться, что ждёт там впереди и его манило. Слово «трип» смутило, и он подумал, что Исцелитель нечётко произнёс слово «труп» и решил уточнить – … труп?

– Бросьте. Никой не труп. Трип. Трип – на английском, обозначает приключение.

На экране происходила подготовка к разжиганию костра: в неуместных костюмах из меха и плюша волка и зайка переодетые бросили на сваленные в центре купола паленья два факела. Паленья, заранее пропитанные маслом, заполыхали. Волк и заяц ушли и вернулись через минуту, неся на плечах стойки для вертела, и установили их над пламенем костра. Затем они снова ушли.

Исцелитель протянул Василию кусочек розовой бумаги, размером с копейку, держа её на ладони.

– Положите в рот и тщательно разжуйте. – Видя, что Василий не понял сказанного, Исцелитель повторил. – Представьте, что я врач и даю вам лекарство, а лекарство не таблетка – кусочек бумаги, пропитанный полезной настойкой лечебных степных трав. Годится?

– Так годится, – ответил Василий, облизал указательный палец, воткнул его в то место на ладони, где лежал кусочек бумаги, прижал, и бумага прилипла к пальцу.

Василий поднёс указательный палец ко рту и лизнул его, втянув бумагу. Но на него уже никто не смотрел, Рокитянский и Игорь наблюдали за происходящим на экране.

Заяц и волк появились снова, держа по краям вертел с нанизанной на него тушей свиньи. Неголодная публика зааплодировала, подбадривая волка и зайка, надеясь на эффектное продолжение. Они начали крутиться относительно друг друга на фоне разгорающегося костра, занимая публику импровизированным танцем.

Игорь опустил протянутую руку и предложил сесть. Василий разместился на втором походном кресле. Рокитянский молча откланялся и поспешил вернуться в купол за свой столик, за чем мог наблюдать Василий на экране телевизора.

Прошло минут пять, как волк и заяц кружили, балансируя со свиной тушей.

– Собственно, тема нашей встречи мне ясна. – Игорь отвлекся от экрана. – Случай редкий. Я помогу Вам вспомнить забытое в первые два-три часа после того, как начнёт действовать лекарство. По возрасту Вам лет сорок, поэтому помогу воспринять массу из сорока лет воспоминаний легче, подавая их строго дозированно, без болезненного огневого шквала. Из чего следует, что Вам надо расслабиться и слушать мой голос.

– Вы уверенны, что всё получится?

– Когда Вас нашли, или Вы сами нашлись, травма головы была? – Игорь достал из нагрудного кармана рубашки ещё один кусочек розовой бумажки, положил в рот и начал разжёвывать её.

– Нет. – Василий, неудобно державший до этого свою бумажку на языке, тоже стал её разжёвывать, не понимая, почему врач тоже принимает настойку лечебных степных трав.

– Ну, тогда препятствий не вижу. Вы во сколько сегодня последний раз ели?

– Не ел ничего со вчерашнего ужина.

– Прекрасно, – Игорь снова обратил взор на экран.

Волк и заяц продвинулись в импровизированном танце – вертел со свининкой стал подкидываться вверх и подхватываться ими за метр до падения на пол, и теперь волк с зайцем кружили не только вокруг друг друга, а еще вокруг костра настолько быстро, насколько могли позволить одетые на них тёплые костюмы. Тем временем паленья заметно прогорели.