Алый солнечный свет коснулся вершин воздушных куполов в сотнях метров от помоста, на относительно пологом участке откоса; несколько ветрокрылов уже умчались вниз по едва различимым лесным тропам. С другой стороны площадки, на сколько хватало глаз, вдаль уходили скалы, каменистые склоны и леса, утопавшие в тени широкой долины; за лениво рассеивающимися клочьями тумана уже угадывались излучины реки Тулуме и пойменные озера.

– Кабе?

– А, Циллер!

Подогнанный по фигуре темный костюм Циллера оставлял обнаженными лишь голову, руки и ноги. Ткань, прикрывавшая срединную конечность, была подбита лоскутом кожи. По приглашению Циллера Кабе пришел познакомиться с ветрокрылами. Прежде это развлечение он видел лишь издалека, несколько лет назад, вскоре после прибытия на Масак, когда плыл на длинной сочлененной барке по Тулуме к Ленточным озерам, Великой Реке и городу Аквиме; с палубы были заметны темные точки ветрокрылов.

Спустя пять дней после концерта на барке «Солитон» Кабе снова встретился с Циллером. Хомомданин закончил или довел до промежуточной готовности работу над рядом статей и проектов и погрузился в изучение материалов о Челе и челгрианской расе, предоставленных автономником Контакта Э. Х. Терсоно. Он полагал, что Циллер больше не захочет с ним общаться, и очень удивился, получив от композитора просьбу об утренней встрече у помоста ветрокрылов.

Челгрианин запрыгнул на помост между Кабе и Фели, присел на корточки.

– Ах, композитор Циллер, – сказала Фели Витрув, приветственно взмахнув рукой. Ветровая мембрана – полупрозрачная, отливавшая синевой и зеленью – с хлопком раскрылась на несколько метров и сложилась обратно. Фели довольно прищелкнула языком. – Вас еще не уговорили с нами полетать?

– Нет. А Кабе?

– Я слишком тяжелый.

– Увы, да, – согласилась Фели. – Вам будет трудно управиться со сбруей. Конечно, можно воспользоваться антигравом, но это обман.

– По-моему, вся эта забава – отчасти обман.

Фели, затягивая ремешок на бедре, с улыбкой взглянула на челгрианина:

– С чего вы взяли?

– Ведь это попытка обмануть смерть.

– А, вот вы о чем. Ну, это фигура речи.

– Неужели?

– Конечно. Здесь обман заключается… в недопущении. А настоящий обман – это когда кто-то, согласившись следовать определенным правилам, втайне их нарушает, хотя остальные играют честно.

Помолчав, челгрианин хмыкнул:

– Ага.

Фели выпрямилась и снова улыбнулась ему:

– Композитор Циллер, вы когда-нибудь согласитесь хоть с одним моим заявлением?

– Не знаю. – Он окинул взглядом помост: ветрокрылы заканчивали приготовления, а зрители, подхватив корзины для пикника, усаживались в небольшие летательные аппараты, бесшумно парившие над помостом. – Разве все это не обман?

Фели поздоровалась с приятелями-ветрокрылами и, вернувшись к Циллеру с Кабе, кивнула на один из летательных аппаратов:

– Ну что, обманем всех и выберем легкий путь?

По мнению Кабе, аэролет с открытым кокпитом, напоминавший серебристый наконечник стрелы, больше походил на моторную лодку. Летательный аппарат был рассчитан на восемь человек. Кабе весил втрое больше среднего двуногого, а Циллер – вдвое, так что они с запасом вписывались в спецификации, однако хлипкая с виду конструкция не внушала особого доверия. Хомомданин ступил на борт, и аэролет слегка покачнулся. Два сиденья переконфигурировались соответственно расам пассажиров. Фели Витрув, с клацаньем откинув сложенные лопасти ветрокрыльев, скользнула на сиденье пилота, выдвинула из приборной панели кокпита рычаг управления и сказала:

– Концентратор, ручной режим.

– Передаю управление, – ответила машина.

Фели зафиксировала рычаг перед собой и, оглядевшись, потянула, повернула и надавила на него; аэролет медленно скатился с помоста и понесся над верхушками укорененных деревьев. Пассажирский отсек обдувало легким ветерком, – очевидно, потоки воздуха сдерживало какое-то поле. Кабе потянулся, ткнул пальцем вверх, ощутив упругое сопротивление невидимой оболочки.

– Ну и как вам обман? – полюбопытствовала Фели.

Циллер, поглядев за борт, невозмутимо спросил:

– А мы можем разбиться?

Она рассмеялась:

– Это просьба?

– Нет, вопрос.

– Сейчас попробуем. Хотите?

– Не то чтобы очень.

– Вот вам и ответ. Разбиться не получится. Да, аэролетом управляю я, но стоит допустить серьезную ошибку – вмешается автоматика и возьмет управление полетом на себя.

– А разве это не обман?

– Как посмотреть. Я бы так не сказала. – Резко накренив суденышко, Фели направила его на широкую лесную поляну близ купы воздухоплавающих деревьев. – По-моему, это весьма разумная комбинация острых ощущений и безопасности. – Она обернулась к Кабе и Циллеру, аэролет дернулся, беря курс на просвет между двумя укорененными деревьями. – Настоящий ценитель возразил бы, что к воздухоплавающему дереву негоже добираться с помощью летательного аппарата.

За бортами одновременно промелькнули деревья – так близко, что Кабе инстинктивно пригнулся. Что-то чуть слышно хлопнуло, в потоке воздуха за самолетиком взвихрились прутики и листья. Аэролет пошел на снижение к ближайшему воздухоплавающему дереву, направляясь в подбрюшье газового мешка, где огромные корнещупальца сплетались в темно-коричневый клубень стяжного резервуара.

– Настоящий ценитель отправился бы пешком? – уточнил Циллер.

– Ага. – Она стукнула по рычагу, и суденышко опустилось на сплетенные корни воздухоплавающего дерева. Задвинув рычаг управления в приборную панель, Фели мотнула головой в сторону огромного черно-зеленого шара, закрывавшего утренний небосвод. – А вот и наш красавец.

Воздухоплавающее дерево, уходившее ввысь метров на пятнадцать, отбрасывало густую тень. Грубая, покрытая сетью прожилок поверхность газового мешка казалась тонкой и непрочной, напоминая огромные, небрежно скрепленные листы бумаги. Кабе решил, что газовый мешок похож на грозовую тучу.

– И как сюда добираются? – спросил он. – Как в этот лес попадают в самый первый раз?

– А, понимаю, к чему вы клоните. – Фели выпрыгнула из кабины на широкий корень и, сощурившись в полумраке, еще раз проверила страховочные ремни. – Большинство пользуются подземкой, – пояснила она, глядя на воздушный купол и укорененные деревья неподалеку; через кроны пробивался рубиновый свет утра. – Или глайдерами. – Она, сдвинув брови, снова посмотрела на газовый мешок, который будто потягивался или разминался. Из недр стяжного резервуара еле слышно доносились какие-то звуки. – А некоторые прибывают на летательных аппаратах. Ну, мне пора. – Фели сверкнула мимолетной улыбкой и надела пару длинных перчаток, извлеченных из поясной сумки.

На кончиках перчаток выступили изогнутые черные когти в полпальца длиной. Фели стала взбираться по стенке резервуара, пока не достигла края, где упругие складки пружинистой ткани подпирали воздушный купол. Дерево скрипело все громче, газовый мешок, надуваясь, растягивался.

– Некоторые прибывают наземным транспортом, на мотоцикле, или на лодке, или пешком, – вернулась к разговору Фели, присев на корточки у самого края резервуара. – А вот истинные ценители, те, кто одурманен небом, так здесь и живут, в палатках и в шалашах, охотятся, собирают в лесу ягоды, ходят исключительно пешком либо летают на ветрокрылах, а в городе не показываются. Полет стал для них смыслом жизни, ритуалом, своего рода… как бы это получше назвать? Ах да, таинством, чуть ли не религией. Они презирают тех, кто, как вот я, летают ради забавы. Даже разговаривать с нами гнушаются. Впрочем, они и друг с другом не разговаривают – наверное, дар речи потеря… Ух ты!

Газовый мешок, внезапно оторвавшись от стяжного резервуара, взмыл ввысь, будто исполинский черный пузырь, выдутый огромным коричневым ртом.

Из спутанного клубка волокон под газовым мешком свесилась зеленая лента восьмиметровой ширины, пронизанная темными прожилками. Фели Витрув, выпустив когти перчаток, вспрыгнула на пучок волокон под куполом и с силой забарабанила по тонкому лиственному полотнищу, которое вздрогнуло и заполоскало на ветру. Фели лягнула полотно, проткнув его когтями ботинок. Газовый мешок, несколько сбавив темп, продолжал подъем.