– Действуем следующим образом, – Сыскова охватил азарт от новых открывающихся возможностей и вариантов спасти дело и прикрыть свою задницу и задницу подчинённого. Теперь за столом сидел не просто военный атташе, а ГРУшный генерал с железной волей и твёрдым, приказным голосом, которому невольно и подчинился полковник, – Первое: твоя группа остаётся поблизости с погран постом, себя естественно пока не проявляет, но всё находится у неё под контролем. Ты там говорил, что они и ту сторону видят на три километра. Пусть наблюдают ещё сутки. Об изменении ситуации – доклад мне…., то есть тебе немедленно, а ты сразу мне. Второе: надо сделать всё, чтобы ну… примерно часа через четыре расследование перекинулось сюда. К тебе на базу. Не делай, полковник, удивлённого лица и не беспокойся – все переговоры беру на себя, но в подробности вдаваться пока не буду. Как насчёт группы?
– Группе приказ будет отдан, – полковник не дёргался и охотно подчинился советскому генералу. Подчиняясь, он нёс минимальнейшую ответственность, но вот в случаи удачи он сумеет повернуть ситуацию в свою сторону и примазаться к успеху. А если неудача у русских и всплывёт какая-то его там причастность, он всё спихнёт на русских. Ну, максимум что ему скажут: – Коронель, ну ты что дурак что ли? – С такими мыслями он удалился из помещения, куда невольно переместился неформальный штаб операции.
– Сергей Иванович, что вы там надумали? – Нетерпеливо задал вопрос Загорский, – я тут голову сломал над извечным вопросом – Что делать? А у вас, я вижу, всё уже сложилось…
Генерал не без доли самодовольства поглядел на зама: – Да, Геннадий Петрович, учись пока я живой. Вот она мозаика и сложилась. Объёмная мозаика и ключевым моментом здесь является как раз разгромленный нашими парнями пограничный пост…, – Сысков торжествующе поднял указательный палец вверх и даже сам невольно его внимательно осмотрел, вдруг испугавшись – А не выдаст ли этот палец все козыри кубинцам? Нет, там всё было в порядке и даже его «правая рука» Загорский не понимающим взглядом смотрел на палец.
– Сергей Иванович, не томите. Я сейчас себя чувствую Шурой Балагановым перед Остапом Бендером.
– Вот и чувствуй… «Пилите Шура…, пилите. Только вдоль, а не поперёк». – Довольно хохотнул генерал, – Дай повеселиться старику… Хотя тут есть и ложка дёгтя. Хреновая, но есть. Она морального свойства и она нам даст просраться, просраться душевно потом…, когда всё закончится, но вот на саму операцию, эта ложка, не скажется.
Изрядно потомив Загорского, генерал не без хвастовства стал растолковывать новые вектора развития ситуации.
– Вот ты, Геннадий Петрович, всю эту картинку видишь плоско оттого, что у тебя не хватает опыта. Я, помимо того, что вижу объёмно, включаю сюда и ещё одно измерение – Время. И теперь эту картинку можно крутить, как хочешь. Не понимаешь?
– Нет пока…, – честно признался майор.
– Когда полковник сказал что на разгромленном посту трое убитых и двое тяжело раненых и без сознания, я тогда пожалел и подумал – надо было и этих двоих кончать. Как ни жалко, но полностью обрубать концы. А сейчас радуюсь, что есть живые свидетели нападения. И теперь при любом исходе операции мы прикрыты со всех сторон. Действуем следующим образом. На всякий пожарный случай выжидаем часа четыре. За это время наверняка появится дополнительная информация, на которую можно будет опереться. Через четыре часа вытягиваем сюда никарагуанские власти, проводящие расследование пограничного инцидента и я, как военный атташе Советского Союза, как компетентное лицо с определёнными полномочиями, довожу до них следующее. Примерно такое, потом чуть получше ещё продумаю.
Генерал прокашлялся: – Со всей авторитетностью заявляю…. Нет. Погоди. Ладно, говорю следующее. Что нам стала известна информация о предстоящем нападении американских коммандос, под видом кубинских военных, на данный пограничный пост. А мы прибыли сюда на базу, чтобы отсюда выслать группу кубинцев и защитить пост, но не успели. Группа кубинского спецназа находится около поста. Цель нападения – Создание условий для проникновения американских диверсантов для уничтожения ряда представителей власти, как Никарагуа, так и других дружеских стран. И под этой маркой, под наше заявление мы подымаем все местные спецслужбы, уже открыто, меняем весь протокол встреч и переговоров и уже в более безопасном режиме проводим вот эти переговоры. Ну, это вот так. Пока вот так простенько и сыровато. Чуть позже подшлифую. А теперь готов с тобой поспорить. Давай ломай всю эту мою конструкцию. – Сысков азартно потёр руки.
Загорский тоже загорелся и придвинулся к столу: – Первое чтобы я спросил на месте никарагуанцев – А почему сразу не обратились к нам по поводу нападения на пост? Это только первое. Жду ответа.
– Ерунда. Только так отвечу, – генерал откинулся на спинку стула, – мы направили туда группу спецназа, чтобы не только отразить нападение, но и захватить нападающих в плен. Выяснить всю информацию про диверсантов и показать миру «звериное» лицо американского империализма. Звучит пафосно, но в тему. Выдвигались скрытно, к сожалению не успели… Только так такая версия пройдёт. Вот тут как раз и подойдут показание выживших, что нападавшие были белые и европейской внешности…
Теперь Загорский откинулся на спинку стула и со вздохом сожаления атаковал новым вопросом: – Теперь самое слабое место. Как раз про европейскую внешность. А если наши во время боя матерились по-русски? И следующее. Наши там, в Гондурасе, при атаке на американцев погибли или ещё хуже попали в плен. И заговорили… И американцы. Или наверно власти Гондураса авторитетно предъявят трупы русских диверсантов, убитых на территории чужого государства или ещё хуже покажут пленных русских, да ещё рассказывающих как их военный атташе послал и какую задачу поставил. Каково? Или Какава? Да…, и живые пограничники скажут – Так вот… Это они напали на пост. Мы их узнали….
– Оооо…, вот этого я как раз и не боюсь. Тут кто первый во весь голос заявит свою версию – тому и будет веры больше. А насчёт наших пленных. Тоже ничего страшного. Так и заявим – были выкрадены с территории Никарагуа. Приехали сюда для обмена опыта, а их украли. Ещё такой вони подымем, что их быстренько нам отдадут обратно. И тут будет играть на нас всё: они не спецназовцы, с разных мест и гарнизонов, и так далее и тому подобное. А то, что пограничники узнают – тоже ерунда. Никарагуа ну ни как нельзя из-за смерти нескольких пограничников портить отношения с Кубой и СССР. Как узнали, так и забудут…. Ну, есть ещё вопросы?
Загорский задумчиво покрутил головой: – Будут, я ещё подумаю, какие вопросы нам смогут задать.
Следующие два часа прошли в напряжённом ожидании какого-либо изменения в сложившейся обстановке. От пограничного поста пару раз приходили доклады, что там начальство разъехалось и идёт рутинная работа следственных органов.
А ещё через час в комнату, где сидели Сысков и Загорский, прибежал взволнованный полковник и с порога огорошил неожиданным известием: – Ваши приехали…. Там…, у шлагбаума….
Генерал с майором, ошарашенные таким известием, переглянулись, прочитав в глазах друг друга один и тот же вопрос: – Как так? Они же в Гондурасе должны быть….
Но выскочив к шлагбауму на въезде на базу, у них немного отлегло от сердца. Перед полосатым, средней толщины бревном, стоял джип с открытым верхом, с работающим двигателем и с символикой пограничной службы Никарагуа. За рулем сидел хмурый Поташников с перевязанной в виде высокого тюрбана окровавленным бинтом головой, а в небольшом кузове, под куском брезента виднелись очертания двух тел.
– Запускай, чего тут держите, – нервно крикнул генерал и солдат-кубинец, глянув на кивнувшего полковника, поднял шлагбаум. Джип заехал на территорию базы и, проехав по кругу, остановился у крыльца, куда выходили двери комнаты атташе.
– Пятеро…, их осталось пятеро. Что они сумеют сделать впятером? – Примерно такой круг вопросов крутился в головах офицеров, пока они скорым шагом шли к машине. Поташников вылез из машины и откинул брезент, где глазам Сыскова и Загорского открылись, залитые кровью тела майоров Алёхина и Кривова. У Алёхина перерубленное наполовину горло зияло большой кровавой раной с ровными краями. А Кривов, судя по многочисленным, кровавым бинтам в самых неожиданных местах, тот был весь изрублен и так сразу даже было невозможно сказать – десять или двадцать присутствовало рубленных ран. Видать, он защищался руками от последних ударов: на правой руке отсутствовало четыре пальца, а на левой лишь половина ладони также обмотана бинтом.
