— Гарри, Гарри, как же я рад. Вот, возьми конфетку, знаю, вас там держат в черном теле. Что поделать. Обязательства, Гарри! Сплошные обязательства. Ты скоро поймешь, что Шмогвартс — это не…

— …жук чихнул, — машинально повторил Гарри.

— Вот молодец, уже выучил! Как же быстро вы, молодежь, осваиваетесь. Я всегда верил в эту способность адаптироваться. Знаешь, в плохие времена молодым людям вроде тебя приходится воевать, защищать родину, отстаивать свои интересы, свободу, свою и своих близких. Но в хорошие все по-другому. Нет дисциплины. Нет мотивации! Нет даже элементарных представлений о ценностях! — неожиданно Дамблдор стал выкрикивать фразы, сопровождая их ударами по столу. — Никакой дисциплины! Ни малейшего уважения к старости! Только ноете, ноете, ноете, все вам подай на блюдечке. Вы совершенно не умеете терпеть! Даже мысль о боли приводит вас в ужас! Ох, что-то я погорячился, — он улыбнулся и аккуратно пододвинул к Гарри блюдце с чашкой чая.

Гарри приподнял кружку, сделал глоток и поставил кружку на место.

— Не бери в голову, Гарри, это просто тяжелая работа, она изматывает меня. Я уже немолод, Гарри, я немолод. Ты сам видишь, до чего доводит трудоголизм. Попомните мои слова, юноша, трудоголизм не доводит до добра. Всего нужно в меру, работы и отдыха, часов усердного обучения и приятных минут, лишенных этого тяжкого груза. Не так ли, Гарри?

Гарри неуверенно кивнул.

— Пей-пей, что же ты. Вам там несладко приходится, да, уж я-то знаю. МакГонагалл может быть очень строгой, тут уж ничего не поделать. Она о вас заботится, готовит вас к настоящей жизни. К тому, что вас ждет там, за пределами школы. К постоянным спорам, к немыслимому темпу этого безумного мира. К боли, унижениям, взаимным обидам, потерям, смертям. Ненависти! — он прокричал последнее слово, перегнувшись через стол, хлопнул по нему, и чашка с чаем прыгнула прямо на колени Гарри. Его обожгло горячей водой. Он сцепил зубы и стал подбирать осколки разбившейся чашки.

— Не бери в голову, Гарри, все это уберут, — Дамблдор оказался рядом, стал выхватывать осколки, неловко дергая руками, и несколько раз задел Гарри. На ладонях выступила кровь. — Гарри, посмотри на меня, — Дамблдор присел на колени и заглянул в лицо Гарри — в глазах старика стояли слезы. — Гарри, я так стараюсь, чтобы это место процветало. Я прикладываю для этого все усилия. Но подобные выходки, — голос директора стал ледяным и легко переплюнул по градусу холода даже руководителя факультета подчинения. — Подобные выходки, Гарри, ставят крест на всех моих усилиях. Из-за подобных споров, которые ты решил затеять с уважаемой мадам МакГонагалл, наша академия подвергается нападкам журналистов. Из-за таких вот действий страдают, — Дамблдор сжал руки Гарри так, что тот едва удерживал себя от крика. — Страдают все! Тебе понятно?!

Не дожидаясь ответа, Дамблдор вскочил на ноги, обежал стол, сел в кресло, уронил голову на руки и затрясся. Гарри понял, что он плачет.

«Шизофреник — это еще слабо сказано», — подумал Гарри.

— Как меня все это расстраивает, Гарри, как расстраивает. Знаешь, ведь Хагрид сказал мне, что ты очень талантливый молодой человек. Представляешь? Уж если Хагрид говорит подобное… я не сомневался, что ты попадешь под опеку МакГонагалл, но врачи! Ах, эти врачи, мое проклятье. Как было бы хорошо, если бы студенты сами выбирали свой факультет, не правда ли, Гарри? — он впился взглядом в Гарри, и тот понял, что Дамблдору прекрасно известно, как он попал «не на тот» факультет.

— Наверное, г-господин директор, — выдавил Гарри.

— Сомнения — это хорошо, — широко улыбнулся Дамблдор, снова вскочил со своего места и стал обходить кабинет. Пока он шел вдоль стен, Гарри рассматривал их. Сверху донизу они были увешаны разнообразными устройствами, основным назначением которых было причинение боли. — Сомнения открывают дорожку к истине, Гарри. Когда мы сомневаемся, мы открыты, понимаешь? Я часто думаю об этом, если выдается минутка. Правильно ли я поступаю? Приносит ли пользу существование Шмогвартса или лучше было бы распустить всех к чертовой матери и отойти от дел? Что, Гарри, как ты думаешь?

Гарри подбирал слова, но пока он молчал, Дамблдор продолжил:

— Видишь ли, Гарри, мадам МакГонагалл — удивительная женщина. Я многим ей обязан, Гарри, и я не могу позволить, чтобы она подвергалась таким насмешкам в собственном классе. Нет, Гарри, я не могу позволить этого. И не позволю! — старичок взвизгнул так пронзительно, что у Гарри на миг заложило уши. — С этой минуты ты прекратишь это унизительное издевательство и позволишь мадам МакГонагалл проводить занятия в соответствии с учебным планом!

Гарри зажал уши руками. Ему стало ясно, почему Нервная МакГонагалл стала нервной. И почему она так громко кричит. Возможно, по ее меркам это вовсе не громко.

— Послушай, — ласково продолжил Дамблдор, усаживаясь в кресло, — я знаю, для чего ты здесь, Гарри, и я тебя не виню. Твои родители поступили как настоящие идеалисты, они решили, что даже их смерть не должна встать у тебя на пути, Гарри. Что ж, это их решение. Я уважаю его. И я дам тебе еще один шанс.

— Спасибо, господин директор, — ответил Гарри.

— Ты выйдешь, спустишься и хорошенько подумаешь о своем поведении. На следующем занятии МакГонагалл ты будешь делать все, что она скажет, в противном случае я буду считать, что ты не подходишь для данного учебного заведения. В конце концов, иногда даже в семьях тематиков рождаются… кгхм, «обычные» люди. Нормальные, если хочешь. Адекватные! — он опять перегнулся через стол и закричал. — Все, вон. И чтоб я больше не видел тебя.

Гарри пулей выбежал из кабинета директора и пробежал весь путь вниз по неудобной лестнице.

Возле ступеней его ждал Малфой.

— Что, не повезло? — усмехнулся он, впрочем, без обычной злости.

— Ты куришь? — спросил Гарри.

— Иногда, — Малфой повертел головой, убедился, что никого нет рядом. — Есть заначка в парке.

— Давай, — он никак не мог отдышаться.

— Тебя что, исключили? — по еще неизвестной причине Малфоя это предположение привело в ужас.

— Нет, — помотал головой Гарри. — Не исключили.

Малфой облегченно выдохнул.

— Но обязательно исключат, — добавил он, направляясь к выходу.

***

— Так и сказал? — не поверил Малфой. — Что ты из-за денег?

— Ну о чем еще он мог говорить, сам подумай? — Гарри откашливался, пытаясь привыкнуть к горькому вкусу.

— О чем угодно, — пожал плечами Малфой. — Кому в голову придет идти на такое ради денег?

— Мне! — взорвался Гарри. — Мне, ясно? Я тут ради денег. Отец с матерью написали в завещании, что я получу наследство, если закончу Шмогвартс.

— Ни хрена себе, — протянул Малфой. — Ну а если не получишь?

Гарри промолчал.

— Эй, я с тобой разговариваю, — тон Малфоя стал раздраженным.

— Да не знаю я!

— Ты не узнал, куда уйдут деньги, если тебя вышвырнут?! — Малфой подскочил на ноги. — Ты больной, Поттер, ты точно ненормальный.

— Когда кто-нибудь из ваших говорит мне это, я могу ответить то же самое, — ответил Гарри. — Зависит от точки зрения.

— Гарри, ты хоть понимаешь, что наследство твоих родителей — это гребаные миллионы?

— Ты-то откуда знаешь?

— Потому что это были наши миллионы, Гарри, — зло ответил Малфой. — Потому что, когда Тот-кого-не-знаешь-как-обозвать попытался устроить революцию, мой отец был среди его приверженцев. Но у Дамблдора с давних пор под колпаком все Министерство, так что он отрезал им все источники дохода. Фирмы, земли. Все, что не помещалось в доме, он переписал на собственных сторонников. В том числе на Поттеров. Очень быстро отец потерял все. Конечно, оставались драгоценности, кое-какие акции, оставленные на черный день наличные, но разве это можно сравнить с тем, что было. И теперь ты говоришь, что родители завещали тебе свое состояние…

— Я не знал, — в который раз произнес Гарри.

— Не утруждай себя, я вижу, что ты понятия не имеешь, в какой мир попал. У тебя есть другие родственники?