Невесту не покупают! Тем более за дюжину шляпок! Какое вообще он имел право обсуждать её с синьором Грассо?
Но чего ожидать от того, кто продаёт овец? Наверное, он и женщин воспринимает так же. Для него что жениться – что купить очередную овцу! Отвратительно!
– Интересно, а как будет зваться жена «овечьего короля»? – шепнула Габриэль. – И как к нему обращаться? Ваше овечество?
Франческа, которая увидела приближающихся к ним синьора Грассо и его друга, чуть не лопнула от натуги, пытаясь не рассмеяться.
– Элла, умоляю тебя – молчи!
– Синьора Арджилли? – Винсент склонился и поцеловал морщинистую руку, унизанную рубиновыми перстнями. – Вижу, вы вернулись из Мармиеры? У вас цветущий вид, моя синьора, и я рад видеть вас здесь в добром здравии. Позвольте представить вам моего друга – мессира Александра Форстера из Трамантии. Я рассказывал как-то о нём. Мы служили вместе в Бурдасе и, поверьте, я не знаю более бесстрашного человека, когда-либо носившего мундир королевских войск.
Грация Арджилли приложила к глазам пенсне, прищурилась, рассматривая Форстера, и, закончив осмотр, царственно протянула руку для поцелуя со словами:
– Почему у вашего друга, Винсент, такое суровое выражение лица?
В её голосе прозвучала лёгкая насмешка.
– Он же горец, миледи, – улыбнулся Винсент, – скажите спасибо, что я заставил его надеть фрак и оставить дома кинжал.
– Надеюсь, наше южное солнце растопит лёд в вашем сердце, мессир Форстер, – произнесла синьора Арджилли и указала на плетёное кресло, стоящее рядом, – присядьте и расскажите мне что-нибудь любопытное. Развлеките старушку, а то наши юные прелестницы только и делают, что поддакивают мне, а когда все вокруг с тобой согласны – это утомляет. А потом я познакомлю вас с этим прекрасным цветником.
Она указала веером в сторону девушек.
Мессир Форстер отодвинул немного кресло и поставил его так, чтобы сидеть напротив собеседницы, закинул ногу на ногу, и девушки, окружающие старую синьору, расступились, образовав широкий круг, но никто из них не ушёл, потому что разговор обещал быть любопытным.
Франческа нащупала руку Габриэль и сжала ледяными пальцами. Как-то внезапно мессир Форстер оказался прямо напротив них, прячущихся за спиной синьоры Грации. И, наверное, им лучше было уйти, чтобы не находиться на линии его взгляда, но делать это нужно было раньше, а сейчас это выглядело бы слишком уж бестактно.
– Синьора Арджилли, – произнёс Винсент, кладя руку на спинку кресла, – мой друг знает много историй, а одну я даже рассказывал вам, о…
– …о стычке со львом? Как же, я помню, – перебила его синьора Арджилли и добавила с усмешкой, – но ведь в той стычке язык вашего друга не пострадал, верно? Думаю, он и сам может всё рассказать. А мы проверим, много ли вы, наш любезный Винсент, приукрасили в том рассказе, – она перевела взгляд на горца и спросила пытливо: – Так вы и правда дрались со львом голыми руками, мессир Форстер? Или это обычные мужские рассказы, которые с годами превращают котёнка во льва, а прогулку к реке – в пятидневный переход через снежные Трамантийские пики?
– Синьора, я бы снял рубашку, чтобы показать вам шрамы от его когтей, но, боюсь, в этом изысканном обществе такой искренний порыв будет слишком дурно истолкован. А у меня и так здесь … не слишком хорошая репутация, – улыбнулся ей в ответ Форстер.
Синьора Арджилли расхохоталась, прикрывшись веером и ответила, приложив надушенный платочек к уголкам глаз:
– Я бы не отказалась на это посмотреть. Но вы правы, боюсь, юные синьорины ещё слишком неопытны, чтобы понять всю прелесть такого зрелища. Так что не будем смущать этим их нежные взоры.
– И поверьте, синьора, – добавил Форстер со всей возможной учтивостью, – если с годами в рассказах мужчин котёнок превращается во льва, то этот лев за прошедшие с того дня пятнадцать лет смог бы перерасти даже колокольню кастиерского храма.
– А вы очень милы, Александр. Вы же не против, если я буду называть вас по имени? – спросила синьора Арджилли, убирая веер. – Слава Богам, возраст даёт женщине так много привилегий… Расскажите что-нибудь о ваших приключениях в Бурдасе – обожаю такие истории. Но из Винсента, знаете ли, рассказчик такой же пресный, как утренняя каша. Он пропускает всё самое пикантное и острое. А вы, надеюсь, можете порадовать меня какой-нибудь душераздирающей историей без прикрас?
Форстер откинулся на спинку кресла и посмотрел куда-то вдаль, за голову старой синьоры, словно вспоминая далёкие события, и встретился взглядом со стоящей поодаль Габриэль. Она беззвучно похлопала веером по руке и взглянула на него так, как в цирке смотря на танцующего медведя…
Кажется, даже лейтенанту Корнелли не удавалось вложить в усмешку столько презрительной снисходительности, какую Форстер увидел на лице этой девушки. Словно его появление, это приветствие и предстоящий рассказ были чем-то очень банальным и пошлым, недостойным приличного общества. И ему сразу же вспомнились слова Винсента:
«Они никогда тебя не полюбят. Они не будут считать тебя ровней. Для них ты только дерзкий выскочка с севера. Второй сорт. Поэтому запомни, главное – они должны видеть то, что ты знаешь своё место. Здесь даже их болонки будут смотреть на тебя с презрением, если у тебя не двадцатиколенное родовое древо, состоящее из одних бари».
И если поведение лейтенанта Корнелли было ему понятно – он был победителем, а Форстер – побеждённым, то эти юные синьорины, которые смотрели на него сейчас как на неведомое насекомое, смогли затронуть ту самую струну в его душе, которой так боялся Винсент.
Наверное, именно поэтому Форстер рассказал самую жуткую и кровавую историю, какую смог вспомнить из тех времён, когда они с Винсом служили в Бурдасе. Историю о том, как туземцы принесли в жертву одного из их сослуживцев, и как их отряд не успел его спасти. Винсент пытался его остановить, но Форстера словно прорвало, и рассказ вышел настолько красочным и живым, что когда он закончился, позади в гробовой тишине одна из синьорин внезапно упала в обморок.
Пока все хлопотали над бедняжкой, обмахивая её веерами и предлагая нюхательные соли, синьора Арджилли наклонилась к Форстеру и сказала тихо:
– Спасибо, Александр. Это было сильно. Пожалуй, мне потребуется что-то покрепче этого пунша.
– Я принесу, – он встал и снова встретился взглядом с Габриэль.
Та стояла бледная, и глаза её сделались совсем тёмными.
– Вам понравился мой рассказ, синьорины? – спросил Форстер с усмешкой.
На что Габриэль искривила губы в ответной усмешке, прищурилась и произнесла достаточно громко, чтобы он точно расслышал:
– О, разумеется, это был достойный рассказ для подобного события. Что же, мессир Форстер, вы не приберегли его для свадебного тоста? Думаю, невеста бы его оценила! Хотя, если это был только аперитив, кто знает, какие ужасы вы ещё припасли на десерт!
Она с шумом сложила веер, развернулась и направилась прочь, а Франческа бросилась следом.
– Алекс! Какая муха тебя укусила? – спросил Винсент, догоняя Форстера. – Так-то ты собрался понравиться южным дамам? Рассказывая о том, как бедняге Люку вырезали сердце?
– Ты же сказал, что понравиться я должен милой старушке Арджилли? Ну, так я и понравился ей, медведь меня задери! – резко ответил Форстер. – Или нет?
– Понравился-то да, но ты хоть понимаешь, что эти весёлые пташки всю свадьбу будут щебетать только о том, какой ты невоспитанный и грубый, потому что рассказываешь дамам кровавые ужасы! Я ведь тебя просил!
– Знаешь, Винс, зато ни одна из них меня теперь точно не забудет, – усмехнулся Форстер и, прихватив бокалы с апельсиновым ликёром, направился обратно к синьоре Арджилли.
Единственное, о чём он не догадывался, что в деле светских сплетен у кузины Габриэль – Франчески – не было равных. И если Габриэль предпочла молчать о возмутительном поведении мессира Форстера, то Фрэн молчать, конечно же, не стала. Вскоре история о том, как «этот ужасный гроу» довел до обморока бедняжку Беатриче, пытался соблазнить жуткими рассказами «старую каргу Арджилли» и оценил Габриэль Миранди в дюжину шляпок и туфель, передавалась шёпотом из уст в уста, обрастая по пути всё более пикантными подробностями.
