Я стоял перед ними, держа в левой руке косу, уперев её рукоятью в землю, правой сжимал знамя, переминаясь с ноги на ногу, с одним желанием - побыстрее смыться. Ситуацию разрешил подошедший любопытный - пожилой мужчина небольшого роста в голубой сорочке и серых брюках. Восторженный взгляд, бледная кожа и аккуратно зачёсанные седые волосы придавали лицу сияющий вид.
С волнением, мягким голосом произнёс: "Я из Ленинграда. Жизнь прожил, но такое вижу впервые!". На что, выпятив грудь, я с гордостью выпалил: "Это ж вам, товарищ профессор, не Государственный университет, а механка, Тракторно-Балетная Академия. У нас и не такое можно увидеть". Но ничего этого не было. С лицом цвета помидора буркнул им что-то благодарственное и, сославшись на простой машины, приподняв занятые руки, крутнулся на пятках и побежал к "Ниве". Комбайн вздрогнул, напрягся и ожил.
"Интересно устроен человек, - внимательно наблюдая за работой жатки, поскрипывая водительским сиденьем, думал я. - Подавляющее большинство сельчан мечтают уехать и стать городскими". Впереди, за стеклом, спасаясь от грохочущей на всю округу уборочной, по свежескошенной делянке удирали любители злаковых - куропатки. Потешно переваливаясь из стороны в сторону, куцехвостые рябовато-коричневые комочки, проворно перебирая лапками, бежали гуськом в лесополосу. Заботливая мамочка, чуя надвигающуюся опасность, вертя на ходу головой, словно поторапливала и одновременно контролировала "игрушечных" цыпляток. "Вот такую картинку горожане могут увидеть в лучшем случае по телевизору". Новенькая "Нива" продолжала исправно делать своё дело, а мысли исправно текли своим чередом.
"Интересно, какие почести, - вспомнил лица комсорга и агронома, - были б мне оказаны, если бы узнали о том, что позавчерашней ночью по моей инициативе с кульстана угнали трактор?".
Очень уж мне хотелось поработать в ночное время суток. Чтобы всё было как в теленовостях: золотистая пшеничная нива в свете ярких фар словно сама идет и послушно ложится в жатку комбайна, чтобы в следующем кадре чудесным образом превратиться в свежевыпеченный хлебный каравай, лежащий на вышитом рушнике в пышных женских руках пекаря...
С молчаливого согласия наставника в конце рабочего дня машина не вернулась на базу. Оставшись без ужина, двигаясь по полю из края в край, продолжал работать. Южная ночь наступила, как всегда, рано и быстро. Комбайн, повинуясь щелчку тумблера, засветился разноцветными огнями. Панель приборов - тусклый приятный фон - позволяла следить за контрольными стрелками. Прошёл час, однако всё было не так, как в кино. Напряжение усиливалось, окружающая темнота требовала комбайнеру помощника. Приборы, конечно, это неплохо, но живого человека не заменить. И случилось...
Жатка, отказавшись косить, валила сухую ровненькую пшеницу на землю. Чуя неладное, я остановился и, придерживаясь за поручни, сбежал вниз по железному трапу. Щурясь в ярких лучах четырёх осветительных фар, окинул взглядом застывший агрегат и сделал совсем не радужный вывод: "Баста, карапузики... Сушим вёсла, разворачиваем оглобли и прямиком в стойло...". Гремя металлической лестницей, невесело взобрался в кабину. Приподнял жатку, выжал муфту сцепления и, положив руку на рычаг, приготовился включить заднюю передачу, да так и замер. Замер не только я, но и всё вокруг.
"Кина не будет! Электричество кончилось!". Выстрелил афоризмом, украденным из популярной советской кинокомедии. В воздухе повисла полная темнота и тишина, лишь глухо и часто стучало сердце. Кончилось не только электричество, но и заглох движок. На погасшей приборной доске нащупал ключ зажигания. Затаив дыхание, провернул замок. Ситуация в лучшую сторону меняться не захотела.
"Уж если непруха, то во всём...".
В настежь распахнутую дверь, прямо мне в спину, сквознячок приносил волнами тёплый дух дизеля. Из открытой форточки пахло выпавшей росой и свежескошенной пшеницей. Крепко сжимая руками штурвал крейсера, я выжидал, пока зрение и слух привыкнут к новой обстановке и обмозговывал сложившуюся ситуацию. "Ждать до утра нельзя, с началом рабочего дня комбайн просто обязан быть в поле. В противном случае позволивший выйти в ночь мастер неприятностей не оберётся. Остаётся идти на кульстан, за трактором, и завести с толкача...".
Шурша колючей стернёй свежескошенного поля, бежал на огни учхоза. На звёздном небе слабо светился месяц. Задрав голову, определил, что луна - "растущая". (Делается это довольно просто: если на небе сияет месяц буквой "с", то он "старый". Если же к "дольке" приставить палочку и получится буква "р", то луна "растущая").
Пшеничное поле вскоре закончилось, и пришлось, сбавив шаг, пробиваться сквозь высокую траву через овраг. Сбитая роса быстро пропитывала хэбэшные штаны спецовки.
"Влага высохнет, главное, копыто не подвернуть". Благополучно преодолев препятствие, пытаясь восстановить дыхание, отряхнул с ног остатки прилипшей травы. Маневрируя меж спящими сельхозмашинами, отбрасывающими лунную тень, направился к сторожке. Одноэтажное кирпичное здание охраны под одной крышей сожительствовало со складом. Времени на переговоры много не понадобилось. Получив вполне ожидаемый, не обсуждаемый отказ, отправился прямиком к более лояльно настроенным "юным труженикам". Выйдя не солоно хлебавши из одной двери, пять шагов - и ворвался в летний приют для неместных. В довольно просторном помещении стояло полтора десятка сетчатых кроватей, большинство из которых были укомплектованы мирно сопящими практикантами. Слева, за фанерной стеной, в камбузе для наставников, должна была находиться тёплая компашка и моё законное лежачее место. Не зажигая света, которого в "летнике" отродясь не было, заглянул в закуток. Кровати по-прежнему стояли на своих местах, однако без матрасов и постояльцев. Из открытой задней двери, ведущей в небольшой сад, доносились весёлые возгласы и звук моей шестиструнки. Спальные места в хаотичном порядке расположились на траве под низкорослыми вишнями. Знакомые жизнерадостные голоса, разомлевшие, естественно, не от столовского компота на ужин, с оживлением встретили запоздавшего.
"Соловей, ты что, решил в одиночку весь механский хлеб убрать?!". Стараясь не зацепиться за раскидистые ветви вишника, подошел к дружкам.
"Ага, но подвиг не удался, однако". Увидев у ствола свою аккуратно поставленную спортивную коричневую сумку, прямиком направился к ней.
"Тихо, тихо! - заволновались голоса: - У нас там винчишко. Бери свой ужин, вон стоит на твоей подушке, и присоединяйся". (Физическую усталость или сильное нервное напряжение лучше всего снять небольшой дозой спиртного. Главное, чтобы нетрадиционное лечение не перерастало в грандиозную пьянку. Вот ещё одна неувязочка в законодательстве нашего государства - на войну забирали с восемнадцати лет, на уборочные работы и того раньше, но в винно-водочный магазин разрешалось входить только с двадцати одного).
Отыскав в сумке, что хотел, сел на матрас, заправленный одеялом, и принялся за еду.
(В боковом кармане с надписью "Хоккей" лежал самодельный нательный крестик. Из никелированного корпуса старого утюга вырезал крест. В эпоксидный клей подмешал чернила, взятые из авторучки. Эту смесь быстро залил в заранее приготовленную форму в виде распятия. Дав время высохнуть смеси, соединил металлический крест с более узким распятием. Братан, по-зоновскому методу, позаимствованному у освободившихся, смастерил из новой спирали для электроплитки тоненькую цепочку).
Шустро жуя холодную котлету с хлебом, одновременно рассказывал о
случившемся и здесь же изложил свой план. Ребята слушали молча, ни разу не перебив. Несколько минут спустя, под ночным покровом, десяток молодых удальцов, похихикивая, толкали по просёлочной дороге трактор Т-40. Добравшись до спуска в овраг, разогнали машину и завели. В маленькую кабину, включая Захара-водителя, вместились трое, остальные с чувством выполненного секретного задания отправились назад. Света у трактарёнка не было, поэтому я бежал впереди, сжимая губами крестик и маяча светло-серой майкой, указывал дорогу.