Литмир - Электронная Библиотека

...Я быстро взмахнул на спину ишака. Используя все хитрости кроме ударов, пытался тронуться с места. Пришпоривал пятками, чухал по жёсткой шерстке меж нервно подрагивающих ушей. Сулил за послушание сахар. Он стоял памятником, не сдвинувшись даже на шаг. Хоть мне иногда говорили, что я упёртый, как осёл, однако на практике он оказался упрямей. Несмотря на осечку, думать о меньшей своей упертости было приятно.

Не тая обиды, спешившись, уступил транспортное средство следующему жокею-любителю. Водитель-механик любил сгущёнку, как верблюд колючку. Но восток, как известно, - дело тонкое.

Почувствовав на себе чужую толстую задницу, ослик рухнул на землю. Вместе с ним мы рухнули рядом от смеха. Смущённый и от стыда покрасневший пухляк остался стоять, а меж его ног с безмятежным видом лежало животное. (Ну и хитрец, тоже настоящий житель востока!).

Прежде, чем отпустить мальчишек, крепко сжимавших в руках банку говяжьей тушёнки и рафинированный сахар, комроты указал им на односельчанина. Мужчина в сером халате и чалме, со связанными за спиной руками, сидел на земле, прислонившись спиной к гусеничным каткам БМП. Надо ж было оказаться бедолаге в ненужном месте в ненужный час. Подозрительных предметов при нём не нашлось, поэтому из гостей домой вернётся, но лишь когда мы уйдём. (Ему же лучше, целее будет).

Бачата, быстро всё уразумев, шаря глазками, что бы можно украсть, отправились восвояси.

Дневной зной постепенно спадал, наступали сумерки. Костры жечь было запрещено. То тут, то там взлетали осветительные ракеты. Несколько раз за ночь, раскатываясь гулом над местностью, меж гор появлялась винтокрылая огневая поддержка. Заходя над позициями, из небесной темноты выбрасывали осветительные гирлянды. Фонарики висели на парашютах, озаряя местность желтоватым сиянием, позволяющим читать даже газету. Которая чаще использовалась далеко не по своему прямому назначению. До самого утра темнота то и дело рассекалась огоньками трассирующих пуль. Небо постепенно избавлялось от темноты, и вскоре занялась зорька.

Вдруг предутреннюю тишину пронзил возмущенный ослиный рёв. Я, спавший на матрасе, развернутом прямо в земляном окопе, настороженно приподнял голову. Рядом, на брезентовой плащ-палатке, устроилась свернувшаяся калачиком и заволновавшаяся от истеричного звука Энди. Мы встретились вопросительными взглядами. Два взгляда, две жизни, две судьбы. Из её янтарных глаз струилась преданность. Мои, карие, отвечали уважением, заботой и чем-то необъяснимым. Никто не лучше и не хуже. Не выше и не ниже. В одной упряжке мы с тобой. А впрочем, как и все на тысячи миль вокруг. В любой момент накроет смерть своим холодным саваном и уравняет всё и вся...

Мысленно поблагодарив "осла-будильника" за пронзительное "иа-иа", отбросив шелестящую плащ-палатку, присел на ватном матрасе. Овчарка, твердо зная, что это время принадлежит ей, зевнула и грациозно потянулась. Сделав из фляжки пару прохладительных глотков, на мгновенье задумался. Уж очень хотелось смыть остатки сна и пыль с лица. Взвесив на руке непрозрачную пластиковую емкость, решил, что нынче такая роскошь непозволительна. Не тратя времени на одевание, ведь в данных конкретно условиях спали все в обмундировке, продолжил сборы. Подхватил лежащий на бронежилете широкий кожаный ремень, щелкнув медной бляхой с выдавленной пятиконечной звездой, поправил подсумок с четырьмя магазинами. Отложив в сторону зеленую каску, слегка грякнув карабинами, набросил на правое плечо автомат. Левой рукой подцепил броник и зашагал поближе к обрыву, где находился ночной дозорный. Энди, сбрасывая желтоватую пыль с темной шерсти, весело встряхнулась от кончика носа и до хвоста.

"Мне бы тоже не помешало повторить её упражнение, - подумал я. - Жаль, что не получается, пару раз пробовал, не вышло". Отпустив борющегося со сном часового, расположился у обрыва, лёжа на земле. Из-за нагрузки в световой день, от ночных дежурств меня зачастую освобождали. Что позволяло без особых трудностей оторваться ото сна.

Зная крутой нрав Энди, на прогулку мы вставали пораньше. Как-то водитель-киргиз решил угостить собаку сахарком, протягивая смуглую руку с лежащим в ладони белым брусочком лакомства из сухпая, при этом произнося дворовые призывы: "Кутю, кутю, на, на...". Выпрямив чёрную спину, изредка нервно подрагивая, овчарка сидела рядом со мной на броне, словно не замечая угощения, с невозмутимым видом рассматривала лежащий перед нами пейзаж. "Добродел", осмелев, вылез наполовину из водительского люка, придвинулся на опасное расстояние. Энди слегка напряглась и, не поворачивая головы, вибрируя рыжими подпалинами на морде и глотке, издала угрожающий внутренний рык. Водитель провалился в люк и, оказавшись вне досягаемости собаки, произнёс недовольным голосом:

"Она у тебя дура".

"Сама ты дура... Давай сюда свой сахар".

Из открытого люка показались лишь пальцы, сжимающие белый кубик. Забрав его, предложил Энди. Она с удовольствием сахар схрумала и облизнулась.

Пока все спали, собака свободно прогуливалась. Я же с детства любил наблюдать за рассветом. Подстелив бронежилет, лежа на земле, смотрел вниз, в кишлак.

Где-то там несмело прокричал петух. Кутаясь в прозрачную дымку, куда-то спешила река. Прохлада ползла по низине, наполняя воздух утренней свежестью. Мне казалось, что вместе со мной всё вокруг, затаив дыхание, ждёт солнышка. Стало тихо. Ничто не спало, вся земля лежала в сияющем ожидании. Смолкли даже самые весёлые птицы. Мир замер в священном молчании.

Во всём звучала своя музыка. Возможно, то, что мы называем предрассветным затишьем, и есть великая музыка, Гимн восходящего солнца.

Неосознанно цепляясь за звенящую тишину, я старался впитать каждой клеточкой мирное спокойствие земли. Всеми силами хотелось продлить эту паузу. Только бы не прозвучал шальной взрыв или выстрел.

Но произошло неожиданное, отчего на загривке волосы встали дыбом.

Из мечети запел муэдзин. Хрипловато-прерывистый голос, эхом отражаясь от гор, повис над землёй. Рука машинально потянулась к автомату. В один миг всё стало чужим.

Зачем человек на протяжении тысячелетнего существования доказывает своё превосходство над другими людьми? Кулаками выбивает у слабого и нищего уважение и доброе отношение к себе. Почему? Разумное человечество живёт по принципу - пихни ближнего, наплюй на нижнего и лезь выше.

Появилось дикое желание поднять с земли каждую стреляную гильзу, забрать с собой погибший танк и уйти навсегда.

Налетит пылью афганец, залечит окопные раны земли. Время успокоит людей...

К расположению дивизии подходили ночью. Пройдя долгожданную эвкалиптовую аллею и КПП, поднимались по финишной дуге. Узкие лучи замаскированных фар резали пыльную темноту.

Сквозь хруст щебенки под колёсами и двигательный рёв послышалась музыка.

"Ну да, - думал я. - В контуженной голове то шумит, то звенит, то что-то играет".

Однако "Марш славянки" всё нарастал и нарастал.

Справа на возвышенности, в запылённом мраке, закрепился музвзвод. Где-то среди них стоял с дудкой и мой сокамерник по гауптвахте.

От неожиданной встречи сердце сорвалось с места и глаза взялись влагой.

Живая музыка зеленовато-голубым цветом плыла над землёй и ярким фиолетом поднималась в ночное небо.

"Спасибо братишки, за душевную встречу".

Глава 5

...День, когда мы вывели войска,

день победы разума над смыслом...

В конце лета на территории 149-го формировался условный полк. Собрали отслуживших свой срок осенников и поставили "дембельский аккорд". Старую технику, мал-мало двигающуюся, надо было отремонтировать, подкрасить и - своим ходом в Союз.

19
{"b":"616735","o":1}