Размещаясь в Влахернском дворце, наши воины наткнулись на небольшую темницу, где томилось несколько десятков несчастных, чем-то не угодивших предыдущим хозяевам города. Я приказал их выпустить, так как все они были представителями состоятельных городских кланов, замышлявших против латинян. То есть наши потенциальные союзники. Все, кроме, пожалуй, вот этого…

Человек привлек внимание тем, что был замотан в потертый монашеский плащ с капюшоном, а не в рваные замызганные туники, как остальные сидельцы. Католический монах в застенках католического же императора? Любопытно! Подошел вплотную и откинул капюшон. На меня с ужасом воззрились два подслеповатых глаза, а их обладатель с визгом вжался в угол темницы. Казалось, он бы не прочь просочиться сквозь толстые каменные стены. Впрочем, меня его поведение уже не удивляло, так как я несчастного тоже узнал. Это был сильно сдавший с момента нашей последней встречи бывший мюнхенский епископ!

– Т-ты!!! – захрипел он в ужасе. – Ты пришел за мной!

Три с половиной года назад я, с помощью хорошо сыгравшей свою роль Анны, подсунул надоедливому, как муха, епископу, все время вставлявшему мне палки в колеса, якобы подлинный документ, указывающий, где именно сокрыта пресловутая чаша Грааля. И обезумевший от открывающихся перспектив священник ринулся в Иерусалим, наплевав на все. Недалеко уехал, оказывается! А сейчас, видимо, решил, что я пришел его добить.

Отчаянно брыкающегося священника вытащили из темницы, отмыли от накопившейся за годы заключения грязи и, напоив вином, немного успокоили. Только тогда удалось узнать подробности его личного «крестового похода». Оказывается, бывший епископ Отто не нашел ничего лучшего, как, убедившись, что захватившие Константинополь рыцари ни в какой Иерусалим больше не собираются, обрушиться с критикой на новоиспеченного императора Болдуина. Не имея, естественно, никаких, подтверждающих собственную значимость документов. Неудивительно, что подозрительного монаха тотчас же посадили под замок, да, видно, так и забыли.

Я предполагал поначалу отпустить нежданного пленника на все четыре стороны, но затем задумался. Идти ему, с такой-то репутацией, некуда, а в фальшивку, судя по всему, до сих пор верит. Так почему бы бывшему епископу не поспособствовать захвату Иерусалима? Харизма у него имеется, а в предполагаемом походе часть союзников будут католиками. Вот пусть их и мотивирует!

Церемония помазания нового императора Византии прошла на редкость буднично. И без эксцессов, чего мы поначалу побаивались. Ведь далеко не все греки радостно восприняли новость об очередной смене власти. Некоторые уже приспособились жить под латинянами, другие же вовсе не желали видеть никаких чужаков на Константинопольском троне. И даже спешно высосанное из пальца «родство» князя Владимира с династией Палеологов и его православная вера успокоили не всех.

Однако самых буйных повязала городская администрация, уже уразумевшая, кто станет лучшим гарантом ее будущего благополучия, остальные затаились. Со стороны последнего отряда латинян тоже неприятностей не последовало. Через неделю после взятия города они явились под его стены с намерением присягнуть его новому хозяину. Видимо, слухи о страшном оружии и измене гарнизона произвели на них нужное впечатление. Сам регент Анри, правда, вместе с небольшим отрядом верных людей успел ускользнуть, однако уже вскоре от разведчиков хана Котяна пришло сообщение, что несчастный был пойман болгарами и немедленно казнен. Король Калоян не признавал полумер в отношении врагов!

На подготовку к церемонии ушел почти месяц. Ведь сначала надо было, разобравшись с внутрицерковными интригами, назначить патриарха. Ну и укрепиться в городе. Все это отняло столько сил, что на собственно помазание их уже не оставалось. Поэтому все и прошло скромно, всего три дня празднества. По местным меркам – непозволительно мало, однако события неслись вскачь, и расслабляться было некогда.

Для начала, удалось наладить контакт с распоряжавшимся на восточном берегу Босфора маркизом Бонифацием Монферратским. Тот, выслушав доклады соглядатаев о штурме Константинополя, верно оценил собственные шансы и, когда прибыл посол от Владимира, не стал особо качать права. Свою роль, видимо, сыграло и то, что маркиз, еще до нашего прибытия, уже успел понять – в качестве независимого монарха в Азии ему не удержаться. Никейская империя, образовавшаяся после разгрома Константинополя из самой восточной части бывшей Византии, укрепилась за эти два года и смогла нанести войскам Бонифация несколько чувствительных ударов. А еще южнее маячили страшные сельджуки. Поэтому он, помявшись для приличия, принял предложение о присоединении к возрожденной галицийским князем Византийской империи. В обмен на военную помощь, разумеется.

Более опасным противником оказался болгарский царь Калоян. Как я и опасался, тот, фанатично ненавидящий греков, и не подумал прекращать войну. Расправившись со случайно попавшим в ловушку Анри, царь приказал наступать на Константинополь, решив воспользоваться выпавшим шансом. И теперь нам предстояло решить: принимать бой или…

– Ну что, Котян, возьмешься? – в огромном зале приемов императорского дворца даже мой тихий вопрос отозвался едва слышимым эхом. Отличная акустика! Мои люди тщательно проверили помещение на предмет отсутствия тайных ходов, заделав обнаруженные, так что вражеских ушей можно было не опасаться. Ведь мы обсуждали крайне щекотливую вещь. А именно – организацию покушения на вражеского монарха!

– Погоди! Я так и не понял – каким образом вы планируете устранить Калояна так, чтобы не подумали на нас? – нетерпеливо взмахнул рукой новоявленный император, все еще одетый, после только что состоявшегося приема, в тяжеленные официальные одежды, усыпанные драгоценностями. Я специально, ради интереса, взвешивал – униформа византийского монарха тянула на два десятка килограмм. Нелегко работать императором, ох, нелегко!

Хан вопросительно взглянул на меня. Официальная обстановка роскошного дворца производила этого на сына степей удручающее действие. Складывалось впечатление, что после внезапной трансформации заштатного князька в могущественного императора половец стал последнего слегка побаиваться. Значит, объясняться придется мне:

– Все «просто». У болгарского царя в союзниках куча половецких ханов. В том числе и близкие родственники нашего Котяна. С добычей в текущем походе вышло негусто, а лето заканчивается, скоро возвращаться в Степь на зимовку. Решением Калояна осаждать Константинополь они недовольны – предпочитают грабить маленькие беззащитные поселения. Это быстрее и безопаснее. Люди же Котяна, поддерживающие связь с родичами по ту сторону, дополнительно объяснили землякам, какой именно прием ждет болгар у стен города. Так что ссора между союзниками назрела. А «случайная» смерть Калояна во время этой внезапной ссоры – чисто вопрос цены. Золота же у нас достаточно…

– И в чем наш интерес? Не станет ли наследник царя мстить?

– Нам-то за что? Виноваты половцы, но… Иди, ищи их потом в степях… Я навел справки. Племянник Калояна Борил не очень ладит в последнее время с дядей. Настолько не ладит, что последний даже не взял его в поход. Засиделся тот в царях, а племянник уже тоже не особо молод. Так что, думаю, сильно печалиться и искать виновных не будет. А вот новых союзников – вполне. Тут мы и предложим мир…

– А ты уверен насчет миролюбия Борила? Молодым царям всегда свойственно искать войны, чтобы покрыть себя славой, – засомневался Владимир.

– Нет, не уверен. Но поначалу у него будет достаточно внутренних проблем, а почетную войну, с верным шансом вписать свое имя в летописи, мы ему обеспечим уже в следующем году!

– Покушение… – прокашлялся Котян, напомнив о своем присутствии и, заодно, о ведущей роли в предстоящем действе. – У царя Калояна сильная личная стража. Это будет непросто…

– Неужели тысячи полновесных золотых безантов не хватит? – притворно удивился я.