— Да. Они пригодятся мне для… ритуала.

Мы заночевали у Ревуса — старик, кажется, снова был рад нашей компании. Утром, когда мы собирались выходить, я заметил, как из центральной башни Тель-Митрина выбежала управительница, переодевшаяся в дорожный наряд, и направилась в сторону Вороньей Скалы. Нам с ней было по пути, потому мы решили проводить её.

— А что случилось? — невинно спросила Фрея. — Ты выглядишь… обеспокоенной.

— Нелот помер, — без тени печали ответила данмерка. — К даэдротам ему и дорога, хрычу старому! А лорд Талвас будет добрым господином, я уверена!

Я не сдержал усмешки: малыш Талвас всё же нашёл в себе сил и ума избавиться от своего учителя. Осталось только узнать, как он оправдает его смерть перед властями Вороньей Скалы. С другой стороны, я слышал, что по телваннийским обычаям убийство расценивается лишь как способ избавления от слабых и глупых. Убийца получает свои трофеи в случае успеха, либо же погибает от рук своей неудавшейся жертвы в случае поражения.

— Он выглядел таким здоровым, — недоумевала шаманка.

— Кто? Нелот? — управительница презрительно ухмыльнулась. — Он только казался здоровым, на самом деле без зелий сэры Мотрен он едва на ногах стоял! А ещё её выгнать хотел, скампов выродок!

Управительница первым делом направилась в Храм Истребований — договариваться о похоронах; мы с Фреей предпочли немного потерпеть и пройтись до стоянки в роще Бродира, недавно зачищенную редоранскими стражниками от бандитов. Пока новые разбойники не сделали её своим лагерем, мы остановились там. Я разжёг огонь, скаалка нанизала на длинную палку тушку пойманного по дороге пепельного прыгуна и принялась за готовку. Зажаренное мясо этих насекомых показалось мне приятнее на вкус, совсем как жареный картофель. После ужина у меня не было никаких сил, я лёг на одно из длинных брёвен, которое разбойники использовали в качестве лавок и уснул.

Мне снова снился Мирак, куда-то звавший меня. Я шёл на зов — но драконий жрец отдалялся, словно убегал от меня. Я бежал по длинному коридору Апокрифа, Мирак звал меня, называл самыми грязными словами и проклинал…

— Рион, — настойчивая тряска вывела меня из этого кошмара.

Я открыл глаза. Было ранее утро, солнце ещё даже не показалось на небосводе. Фрея уже проснулась, сделала из грибов, которые ей дала Элинея, какой-то отвар. Скелет Мирака лежал неподалёку, завёрнутый в свою робу так, как её владелец носил при жизни. Шаманка налила отвар в кружку и протянула мне, велев выпить. Снадобье показалось мне ужасно горьким, хотелось выплюнуть его, а затем вырвать, но скаалка велела мне лечь и закрыть глаза. Мне слышался её тихий голос, напевавший незнакомую мне песню…

…Свет вокруг меня тускнел, становился холодным, всё вокруг окрашивалось в зелёные тона — такие же мрачные, как в Апокрифе. Где-то вдалеке я видел Мирака — в своём полном облачении, в той же маске, не позволившей мне увидеть его лицо, вокруг него толпились призрачные младшие даэдра Апокрифа.

— Тебе нравится человеческая женщина?

Высокомерный, надменный голос звучал прямо в моей голове.

— Она назвала тебя Бладскалом, и теперь думаешь, что ты — один из них?

Внутри меня закипала злоба. Мне хотелось прервать его разглагольствования, следовало подойти к нему ближе, сорвать маску — хотелось посмотреть этому норду в глаза, а затем прикончить.

— Нет. Ты всегда будешь эльфом. Высокомерным золотокожим эльфом. Люди всегда будут для тебя грязью. Думаешь, я мёртв? Нет, эльф. Я жив! Я жив в памяти скаалов! Я жив в твоём разуме!

Призрачные твари накинулись на меня, моя молния попала в первого из них, развеяв эту иллюзию. Призраки нападали на меня снова и снова, я отбивался, продвигался всё дальше, к площадке, где стоял сам Мирак.

— Так прими же меня! — норд надрывал голос, распростёр руки по сторонам. — Прими, как своего предтечу! Распни на жертвенном алтаре, вспори грудь, вырви сердце!..

Ещё несколько рывков — и я поравнялся с древним нордом.

— Довольно, — заключил я и сдёрнул с драконьего жреца его маску.

На собственное удивление, я не увидел под ней норда или вообще человека; под ней скрывалось моё собственное лицо. Отражение смотрело на меня с нескрываемой ненавистью, в глазах пылало высокомерие — и отчего-то мне становилось противно. Неужели я когда-то был таким?

— Ты слаб, — произнес мой двойник уже моим голосом.

Затем он отчего-то разразился громким, сумасшедшим смехом, он неистово хлопал в ладоши и почти согнулся пополам, волосы растрепались, а высокомерие сменилось безумием. Я пригляделся внимательнее — и заметил на склерах своего двойника черные точки. Следы влияния Хермеуса Моры, как говорил Нелот.

— Посмотри на себя. Посмотри, на что ты стал похож, стоило мне лишь ненадолго отвернуться! — его голос срывался в крик.

Я хотел возразить ему — но безумец не желал ничего слышать.

— Ты умрешь без меня, тебя арестуют и уничтожат, а твою репутацию превратят в пыль! Давай же, возьми себя в руки, признай, я — твой лучший друг. Благодаря мне ты выживал, благодаря мне ты достиг всего, что у тебя есть. Кем бы ты был без меня?

Безумец дал мне полезный совет — взять себя в руки. Я — это я. Я достиг всего, что у меня есть. Я и только я выбирался живым из всех опасных ситуаций, куда бросала меня жизнь.

— Ты — это и есть я, — спокойно парировал я.

— И что? Хочешь избавиться от меня, да?

Безумец выхватил из ножен кинжал, принялся играть им.

— Хочешь избавиться?

Лезвие перерезало горло, мой двойник рухнул на пол, но я не увидел, как из раны лилась кровь. Безумец вновь дико захохотал.

— Нет-нет, и не мечтай. Я полностью тебя контролирую, я — это ты, а ты — это я!

Кажется, этот двойник — воплощение всех моих тёмных сторон, в том числе и тех, что помогли мне стать юстициаром и вообще привели меня в Талмор, а так же всей моей злобы и ненависти, что я копил в себе долгие годы.

— Да. Я — это ты, но ты мне больше не нужен. Пошёл прочь.

Свет вокруг снова начал меняться, становиться более тёплым и приятным, а безумный двойник растворялся в воздухе. Я с шумным вдохом открыл глаза.

— Всё кончено? — боязливо спросил я.

— Надеюсь, — Фрея неуверенно качнула плечами.

Шаманка устало села на землю, спиной подпирая распиленное бревно. Я присел рядом.

— Что-то пошло не так?

— Я… не знаю. Расскажи мне, что ты видел, когда… был там, в мире духов?

— Сначала я увидел Мирака, он сказал мне, что он будет жить вечно в моей голове и в памяти скаалов. Я подошёл к нему, сдёрнул с него маску, но увидел себя, разве что я был… каким-то безумным.

Фрея натужно улыбнулась.

— Всё прошло, как надо.

Мне показалось, что скаалка что-то скрыла от меня: возможно, всё на самом деле должно было пройти по-другому, но шаманка просто не хотела пугать меня.

— Надо похоронить Мирака. Поможешь мне?

Найденной в лагере сломанной лопатой я выкопал под одной из умирающих сосен яму, куда Фрея заботливо сложила останки древнего норда. Она села на колени перед могилой, напевала заклинания, затем прикоснулась к пеплу.

— Можешь закапывать, — устало попросила она.

Я не стал насыпать над могилой Мирака курган, лишь просто разровнял землю. Надеюсь, его душа обрела покой, и больше он не будет никого беспокоить.

***

Мысли снова вернулись к тому, как Фрея отреагировала на мой рассказ. Может, она предположила, что драконья кровь была дарована мне не Всесоздателем, а Хермеусом Морой, просто не стала говорить мне? Этого мне уже не узнать.

А что если это — и есть моё Противодействие? Если я должен принять дар Хермеуса Моры? Это ведь именно дар, а не договор, я не обещал Ему свою душу, даже ритуал Его призыва не проводил.

Итак, FUS — это Сила. Это горный поток или порыв ветра. Это — я как чистокровный альтмер и талморский юстициар Анкарион.

RO — это равновесие. Это форель в горном потоке или ураганный лист на ветру. Это — точка опоры. Это — моё уважение ко всему народу скаалов и мои чувства к Фрее.