Глаза вожатого сомкнулись, ноги подогнулись, пальцы безвольно сползли с плеча. Сан Саныч, затейливо изогнувшись, сверзился в лесные травы. Я думал, падение пробудит его. Но вожатый продолжал оставаться скованный непонятным колдовским сном. Словно знаменитая героиня детской сказки.

"Искривлённая реальность, -- вспомнил я Ефима Палыча. -- Здесь может случиться такое, что никогда не случится в иных местах".

Случившееся было на руку. Игра не закончилась. В ферзи взяли не мою персону. Конями и слонами тоже становились другие. Но и меня пока нельзя называть битой пешкой. Я ещё стоял на игровом поле, имея шансы дотянуть до финиша, каким бы он ни предполагался.

Но подобрать злосчастное веретено я почему-то забоялся.

Надо было идти к воротам. А я стремался. Казалось, дорога за лагерем изобилует ловушками типа iPhone, когда оборвалась жизнь несчастного Кильки. Мне не хотелось отступать в одиночку. Хотелось прихватить кого-то с собой. Только такого, чтобы мыслил, как я. Чтобы не купился на разные там приспособы и гаджеты.

И ещё, как ни покажется удивительным, меня терзало печальное недоумение. Очень обидным стал факт, что Избранным оказался не я. Нет-нет, только не думайте, что я хотел поменяться местами с Лёнькой...

Вернее, не так!

Предложи мне, чтобы я стал духом лесным, а Лёнька поднялся бы из травы и отправился домой, моя рука недрогнувшими пальцами подписала бы любой договор. Добровольно идти в пасть неизвестности желанием я не горел. Метаться по деревьям сизой тенью -- не моё призвание.

Печалил факт, что я ничем не лучше остальных. Тех, кто уже исчез. И тех, кто исчезает прямо сейчас. Интересно, переправит ли Палыч нолик на галочку, когда со мной всё будет кончено?

В этот самый момент мне жутко захотелось похавать. Да и при побеге в город хорошо прихватить с собой всяческие ништяки. Поэтому я свернул к столовой, однако далеко не продвинулся. На пути к корпусу стоял повар. В руке он сжимал нож с широченным лезвием. Мне показалось, что лезвие испачкано в крови. Но потом я понял, что ошибался. Кроме того, вспомнилась фраза Палыча: "Мы, поверь, тут совсем не при делах. Забираем жизни не мы". Повару не нужно брать на себя мокруху. Он не охотник. Он всего лишь загонщик. Тот, кто гонит нас на забирающих жизни.

Хуже всего, что потеря статуса "Избранный" означало самое плохое. Теперь со мной в любой момент могло случиться, что угодно. Я ничем не отличался от любого из мальчишек, подлежащих утилизации. Собрать команду не получалось. Быть может, территорию уже подчистили. И из всего хлама осталось утилизировать лишь меня?

-- Слышь, ты. Ну-ка, сел сюда, -- донеслось слева.

Обернувшись, с радостным изумлением я увидел Кабанца, замершего на корточках.

-- Тебе говорю, -- зловеще прошептал он. -- Не маячь.

Я мигом присел, откатившись с аллеи к Большому Башке.

-- Видел кого-то из наших? -- напряжённо спросил он зловещим шёпотом.

Я мотнул головой, чувствуя, как внутри нарастает радостная волна. Теперь, в этой страшной ночи, я не один.

Тем не менее, сидеть на корточках -- праздник невеликий. Прошло несколько минут, и ноги стали зверски болеть. Хотелось просто сесть в траву. А Голове-дыне хоть бы хны -- словно всё детство провёл на корточках.

-- Чё делать будем? -- спросил я, отдавая старшинство Большому Башке.

Он не ответил. Он не строил далёкие планы. А то, что вершилось сейчас, откровенно не понимал.

-- Найти бы кого ещё, -- хрипло признался он.

-- Это вряд ли, -- ответил я. -- Может, мы последние, кто ещё не поисчезал.

-- Ты с Лёнькой всё время шарился, -- вспомнил Голова-дыня. -- Где его потерял?

Моё лицо дёрнулось от укола горя.

-- Утилизировали, -- ответил я тоном ведомого на расстрел. -- Как и положено в лагере этом. Знаешь, что за лагерь-то, где мы щас?

Я думал, что он тупо скажет название, но Кабанец лишь нахмурился:

-- Ну?

-- Утилизационный, -- сказал я с каким-то циничным злорадством, будто общая скорбная участь меня не касалась. Я ждал вопросов, чтобы медленно, со вкусом, разъяснить, что здесь и как.

Но вопросы не прозвучали.

-- Утилизационный, -- с каким-то напряжением проговорил Большой Башка, а потом добавил. -- А, знаешь, когда мне покупали сюда билет...

И вдруг замолчал. Отвернулся даже. Словно догадался о чём-то важном, но таком, чего не должен был знать я. А мне некогда было спрашивать. Я увидел, что повар свернул с аллеи и двигался теперь в нашем направлении.

Мы старались не дышать. Наверное для Кабанца это не в пример труднее, чем мне. Такой массе требуется уйма воздуха. А ещё терзала боль в отсиженных ногах.

И тут я чуть не сел, ибо локоть Кабанца немилосердно ткнул в бочину.

-- Слышь, Димыч, -- прошептал Большой Башка. -- Тебе с этим кентом не совладать. А я попробую. Сейчас я его отвлеку, а ты рви из лагеря.

Он вдруг сунул мне перочинный ножик, до которого раньше никому не позволял дотронуться, потом бросился под ноги повару, а тот споткнулся и нелепо упал. После они схлестнулись, обхватили друг друга и укатились во тьму.

Я понял, что сейчас рванусь на помощь. Что нельзя вот так просто взять и убежать. Даже если тебе приказали.

Я даже вскочил, чувствуя блаженное ощущение, когда натянутые жилы получают свободу и избавляются от боли. Глаза впились во мрак, выискивая точку, где шевеление тел, сплетённых схваткой, выдавало продолжающуюся борьбу.

Зелёно-фиолетовая молния ударила в ту точку. Запахло электричеством. Медленно подойдя к выбитой лунке, я наклонился. Я боялся увидеть два мёртвых тела, но в лунке не было никого, словно электрическая стрела пробила земную твердь насквозь и уволокла за собой и Кабанца, и повара к антиподам.

Ещё одна молния ударила в землю почти рядом со мной. Я заметил на руках россыпь маленьких разрядов, словно крошечных светляков, исчезающих с тихим потрескиванием.

Почему-то я вспомнил чёрную водокачку в лагере девчонок и внезапно стал считать молнии местью Йомы, лишённой подпитки нашей вчерашней вылазкой. В эту секунду призрачные ловушки перестали пугать. Я понял, что следующая молния долбанёт в меня.

Стало ясно, что утилизация продолжается. Лишних людей оставаться не должно. И зелёные молнии тоже служили поставленной цели. Ноги сами сорвались с места и понесли меня по аллее в самое её начало, где в ночной мгле угадывалась арка с надписью "One Way Ticket".

Выскочив из лагеря, я молил неведомые силы дать мне знак. Какое-то утверждение, что для меня существует путь обратно. К чёрту избранность. Пусть я буду самым обыкновенным мальчишкой. Но буду! Только дайте мне шанс добраться до дома!

А взор рыскал по дороге, выискивая ловушки, чтобы вильнуть в сторону и обойти их хоть за пять километров. Я уже был близко от той черты, где когда-то валялась солидная мобила. Но сейчас никакого айфона прямо по курсу не наблюдалось. Скорость упала до минимума. Может, это очередная ловушка? Или шлагбаум подняли, и путь открыт? В любом случае попытаться прорваться стоило. Не сидеть же в лагере, дожидаясь окончательной утилизации?

Я обернулся, увидев, как отдалилась арка входа. Зелёные молнии продолжали шпарить по лагерю. И били они достаточно далеко от того места, где, дрожа от напряжения, остановился я. Лесная тьма, словно шапка-невидимка, пока решила меня спрятать.

И тут я снова услышал барабаны. Что-то внутри двойственно напряглось. С одной стороны, покалывал страх: обнаружили!!! С другой, поглаживала надежда: а вдруг я тоже избранник?! Впрочем, надежду эту плотно переплели с животным ужасом смерти. Пришлось снова повернуться спиной к арке.

По дороге, неспешно приближаясь, двигалась троица страшенных лохматиков. Один бил в барабан, даря округе тревожную дробь. Двое тянули к чёрному беззвёздному небу лапы с факелами.

Интересно, Лёнька ждал? Или его подло поймали?