В какой-то момент он замер. Ноги его подогнулись. Медленно-медленно он упал на траву. Как Маленький Принц из детской книги. Только здесь высокие стебли сразу скрыли поверженное тело. И мне показалось, что неспокойных, мечущихся по листве теней стало на одну больше.

Потом я придумал тысячи способов, как можно было выручить Лёньку. Я не знал, сработал бы хоть один из них. Но никак не мог простить себе то, что в главный момент голова вдруг стала оглушающее пустой.

С мерзким визгом лохматая толпа разбежалась прочь. Один из лохматиков чуть не отдавил мне руку. А я даже не отдёрнул её. Я смотрел сквозь тьму, поглотившую друга. Створки ворот со страшным скрипом качнулись и сомкнулись, громыхнув так, что и земля дрогнула. Странный мир снова оказался отрезан от меня, оставшегося в обычной жизни. Мощный порыв ветра одновременно задул огни на верхушках столбов. Стало темно. Только откуда-то сзади на траву падали слабые сполохи света. В одном из корпусов, наверное, зажгли свечи. Если ещё осталось кому чиркать спичками. Столбы превратились в обычные палки. Пахло гарью.

Гарь щипала глаза, и те наполнились слезами. От этого весь мир стал призрачным, ненастоящим. Каким-то искажённым, выпуклым, будто я глядел на него сквозь бутылочное стекло.

Меня охватила жестокая неизбывная тоска. Если не считать мимолётную встречу с Машуней, Лёнька был единственным светлым пятном в жизни этого странного лагеря. Я не смог ему помочь. И я почему-то твёрдо знал, что больше его не увижу. Он выбрал себе дорогу. По каким-то твёрдым убеждениям ему легче превратиться в бестелесного лесного духа, чем вернуться туда, где он снова становился балластом.

Я вылез и кустов и повернулся к столовой.

Между мной и далёким корпусом загадочным столбом темнела высокая фигура.

Мне нечего было терять, и я просто пошёл навстречу.

Но не копия Яг-Морта ожидала меня на пути. Там стоял Ефим Павлович, задумчиво жевавший соломинку.

-- Провожал друга в последний путь?

Я не ответил. Я не испугался. И даже не огорчился. Просто ощущал неимоверную усталость. Палыч сейчас не был даже врагом. Просто деталью обстановки. Как и его знаменитая книжечка, которую он уже достал из кармана. Пальцы другой руки сжимали карандаш, и карандаш этот что-то негромко, но весело барабанил, как барабанят в серебряные барабаны красивые девчонки-мажоретки.

-- Когда я был таким, как ты, в старших классах мы постоянно писали сочинения на тему "Проблема лишнего человека". Печорины там, Онегины всякие. "Принадлежа к высшим классам общества, лишний человек отчуждён от дворянского сословия, презирает чиновничество, но, не имея перспективы иной самореализации, в основном проводит время за праздными развлечениями, -- нудный монотонный поток почему-то напомнил мне Кильку. -- Такой стиль жизни не в состоянии облегчить его скуку, что приводит к дуэлям, азартным играм и другому саморазрушительному поведению".

Ему, определённо, хотелось почесать языком, но я не в силах был вести диалог и давать обратную связь даже нечленораздельными звуками.

-- Как же легко когда-то жилось лишним людям, -- усмехнулся начальник. -- Когда учишься в школе, ещё не задумываешься, как много, оказывается, в мире лишних людей. Но вырастаешь, и проблемой становится забота о том, чтобы лишних людей не было. Её ведь всякими способами решить можно, проблему эту. В том числе и таким...

И он посмотрел в сторону Осеннего Угла. Туда, где путь в лес снова закрывали ворота.

Мне были по фигу все лишние люди. Мне хотелось знать одно: а могут ли в один день лесными духами стать двое?

-- Этот... ну, в лесу который, -- губы едва разжимались. -- Он ещё будет выбирать?

-- Скорее всего, нет, -- Палыч задумался, почесал лоб кончиком карандаша и поставил галочку в строчке, в окончании которой явно читалось "Леонид".

-- А почему рядом со мной шарик? -- спросил я через силу.

-- Это не шарик, -- рассмеялся начальник. -- Это нолик. Перечёркнут он специально. Так его в программах компьютерных обозначают, чтобы с буквой "О" не путать. Это всего лишь нолик. Он означал, что тебя можно обнулить, так как на иное ты точно не годишься.

Я горько улыбнулся. Как часто в мечтах ты -- Избранник, а по жизни откровенный ноль.

-- Ты же исчезал, но при этом тебя явно никуда не пристроили, -- Палыч словно чувствовал потребность всё разложить по полочкам. -- Тогда я и подумал, что тебя просто обнулили из этого времени. Такое иногда бывает, когда здесь оказывается человек, который тут не нужен. Но для чего-то он может пригодиться где-то там. Тоже, понимаешь, проблема лишнего человека.

А, может, ему просто скучно? Что делает козёл-поводырь, когда мясник прирезал стадо? Не тянет ли его пообщаться со случайно выжившим бараном? Так сказать, обсудить перипетии жизни.

-- Но ты вернулся. Значит, тебя не обнулили. Впрочем, Дмитрий, для тебя теперь большой разницы нет. Надо лишь дождаться, когда смена закончится. А она уже на исходе. Даже раньше, чем мы предполагали. Это же хорошо, что мы сможем вернуться домой раньше.

Он усмехнулся, и я как-то сразу ухватил, что там, в этом уверенном "мы", места для меня нет.

Глава 1

7

Одиночный побег из одиночного заключения

Я не заметил, как Палыч оборвал разговор и куда-то отчалил. Я размышлял над выбором Лёньки. Почему-то он заранее согласился, что его вычеркнули из списка живых. Почему-то поверил, что его записали в разряд балласта, а потом балласт сбросили. И что он, Лёнька, мог быть отпетым хулиганом и жестоким бандитом. А мог быть бескорыстным добряком и самым замечательным парнем на свете. Но это ничего не меняло. Он решил, что его предки намеренно купили ему билет сюда. А, значит, обратного пути не предполагалось.

Зловещая туча нависала чёрным потолком. Изломанными колоннами зелёного света били с мглистых небес в несчастную землю молнии. Одна из них, ударив возле столовки, выхватила её из тьмы, представив кукольным домиком. Надо было заглянуть в наш корпус. Быть может, уцелел Жорыч? Или даже Голова-дыня. Любому из них я сейчас бы обрадовался. Но вместо пацанов на крыльце меня ждал Сан Саныч. Увидел. Вскочил. Обрадовался чему-то даже.

-- Где пацаны? -- хрипло спросил я.

-- А всё закончилось, Димка, -- сказал он чуть ли не ласково. -- Всё важное уже произошло. Теперь подчистят территорию от хлама. И лагерь закроется. До следующего лета.

"Проиграл", -- с каким-то отчаянным бессилием подумалось мне.

Игра финишировала. Я в плену.

Сан Саныч деловито похлопал меня по груди, потом по карманам джинсов, затем полез в карманы куртки. Найденные сотки и десятки он быстро сунул себе в напоясник, хмыкнув: "Тебе они вряд ли уже пригодятся".

Эта фраза почти заставила меня сдаться. Взор уже не рыскал по сторонам, выискивая возможность броска. Жгучее желание убежать постепенно вытесняло тупое безразличие к собственной судьбе.

Затем Сан Саныч извлёк веретено, концы которого так и оставались замотанными платком. Я уж и забыл о находке из "Спящей Красавицы". Левой рукой вожатый цепко удерживал моё плечо. Правая занялась платком. Мизинец и безымянный палец обхватили веретено, а остальные три принялись распутывать узел. Эта троица действовала весьма ловко: минуты не прошло, как тряпица полетела наземь.

Освобождённым оказался конец, испачканный кровью. Сан Саныч задумчиво глядел на него, потом протянул указательный палец и легонько коснулся кончика, проверяя его остроту. Я увидел, как на пальце, словно болотная клюква, вырастает блестящая ягода крови.