Да, действительно, то была молодость, борьба за идеи. А в старости Вера Ивановна много писала, изящно и умно. И вообще она чувствовала красоту во всем и, как сообщает Вересаев, на клочке земли вырастила оригинальный садик…
Вера Засулич родилась 29 июля (10 августа) 1849 года в деревне под Смоленском в семье небогатого помещика, капитана в отставке. Рано осиротевшую девочку отдали на воспитание родственникам. Ее детские воспоминания грустны: «Никто никогда не ласкал меня, не сажал на колени, не называл ласковыми именами». К тому же гувернантка часто порола ее. Сам по себе факт обычный для того времени, даже в дворянских семьях практиковали подобный способ воспитания. Но когда «в назидание» сечет чужой человек… Словом, детская обида переросла во взрослое желание отомстить за несправедливость. И она отомстила.
Однажды Засулич прочитала в газете, что столичный градоначальник генерал Ф.Ф. Трепов приказал публично наказать розгами бунтовщика-студента Емельянова, который в тюрьме вел себя строптиво. Девушка решила совершить высший суд, чтобы «сатрапы и впредь тряслись от страха и не смели обижать борцов за светлое будущее».
24 января 1878 года Засулич явилась в присутствие градоначальника, назвавшись девицей Козловой. Девица желала подать прошение в связи с намерением занять должность домашней учительницы. Когда Трепов подошел к ней, то Засулич вместе с прошением достала и пятиствольный револьвер «Бульдог»…
Грянул выстрел-отомститель,
Опустился божий бич,
И упал градоправитель,
Как подстреленная дичь, —
ходили потом в народе стихи.
Генерал Трепов не вызывал симпатии в обществе: вор и мошенник. Уже давно начальник Третьего отделения лично распорядился начать тайное расследование, какими путями сей государственный муж приобрел свое огромное состояние. Выстрел в генерала, как это ни ужасно (!), был на руку власти, скомпрометированной бессилием против воровства и взяточничества – еще одного нашего хронического заболевания.
Либеральные круги общества встали на защиту Засулич, требовали освободить ее.
Ее защитник П.А. Александров, воспользовавшись слабостью обвинителя, представил стрелявшую как жертву произвола царского режима, невинно проведшую два года в тюрьме и незаконно сосланную под надзор полиции. То есть ее прежняя антиправительственная деятельность рассматривалась как акт борьбы с неправедным государством за свободу и независимость личности. Когда Александров рассказывал в суде о тяжелой судьбе обвиняемой, в зале слышались рыдания, дамы падали в обморок.
Вера Засулич не сомневалась в своей правоте: «Угнетать человека и попирать его достоинство – величайший грех!»
Так и хочется спросить: «А убить человека?!»
Председатель суда Анатолий Федорович Кони оставил нам портрет террористки: «Тяжелое серое лицо, застывший взор, видно, что рисуется, то есть держит себя как положено человеку с “миссией”».
Суд присяжных оправдал Засулич. Оправдал самосуд. Россия ликовала. Аплодисменты в суде, радостные крики на улице в честь героини. Кони, когда его поздравляли с победой, возразил: «Победа больше похожа на поражение». Его поддержал Лев Николаевич Толстой. Сразу же после суда он написал: «Засуличевское дело не шутка. Это предвещает много несчастий и много греха… Это бессмыслица, дурь, нашедшая на людей недаром. Это первые члены из ряда, еще нам не понятного, но это дело важное».
Последующие бесчисленные теракты во всем мире, взрывы в Москве, ад Беслана, Нью-Йорка и Вашингтона, безумие Талибана и ИГИЛ – это все из того же рода «бессмыслицы, дури, нашедшей на людей недаром».
«Белоснежная соната…»
(Генриетта Сорокина)
Война… Какое страшное слово. Первыми жертвами становятся самые незащищенные – дети, старики, женщины. А воины? Они – защитники и жертвы. Одновременно.
И вот оказывается, что есть войны непопулярные. Какой циник придумал подобное определение? Что же, выходит, погибнуть, потерять близких «престижно» в 1812-м и в 1941-м? А как же участники Финской, Афганской, необъявленной в Чечне или на Донбассе?
Такой вот непопулярной в советские времена считалась Первая мировая война, или германская, как ее называли в народе, а в школьных учебниках – империалистическая.
Выстрел в Сараево обрушил мир. И привычная жизнь исчезла: «Теперь война, теперь война». Великий князь Владимир Палей с грустью вспоминал в феврале 1916 года о мирном времени, о возлюбленной:
Привык я видеть Вас скользящей
Под звуки вальса на балах.
С улыбкой нежной и манящей,
С веселым вызовом в глазах…
И та, которая была «светской королевой», ушла на фронт спасать, помогать: «Женщина – теперь Сестра».
Теперь Ты каждого солдата
Своей чаруешь добротой,
И белоснежная соната
Царит в душе Твоей святой.
Генриетта Викторовна Сорокина не была светской красавицей и не принадлежала к высшему свету. Что мы знаем об этой женщине? Очень мало.
Августа Карловна Сорокина (девичья фамилия неизвестна) была шведкой, родилась в Риге в семье механика Балтийского флота. Понятно, что отец всегда был в море, а девочкой занималась мать, которая дала ей хорошее образование, позволившее работать гувернанткой. По рассказам дочери Сорокиной пунктирно можно восстановить ее жизнь.
Итак, Августа – гувернантка в семье фабриканта Коншина и живет в его имении в Калужской губернии. Управляющий имением, отставной офицер лейб-гвардии уланского полка Николай Осипович Сорокин влюбился в нее с первого взгляда. Августа ответила взаимностью. В 1906 году у молодых родилась дочь. Уютный мир был недолгим. Наступил 1914-й, «когда в безумной свалке народы нервы напрягли…».
Николай Осипович уезжает в 6-ю армию Юго-Западного фронта в Галицию. Августа Карловна вскоре последовала за ним. Многие дамы в патриотическом порыве шли на курсы сестер милосердия. Великие княжны подавали всем пример:
Когда мы гнусности немецкой
Решили положить конец,
Когда взамен прически светской,
Взамен жемчужин и колец,
Взамен всего, что соблазняет
В тылу беспечных богачей,
Косынка белая сияет
Вокруг задумчивых очей…
(В. Палей)
Вот и Августа Карловна по окончании курсов уходит на фронт, при этом она предусмотрительно меняет по-немецки звучащее имя: Августа Карловна становится Генриеттой Викторовной. Ее направляют в Восточную Пруссию.
Можно представить, как тяжело было этой отнюдь не изнеженной женщине на фронте, в кроваво-окопном месиве. За свой тяжкий труд на полях войны Генриетта была удостоена Георгиевских медалей. Единственная из участниц непопулярной войны. А вот одна награда так и не была ею получена.
В одном из боев Генриетта была легко ранена в ногу, но продолжала выполнять свою работу. Она подползла к тяжело раненому в живот бойцу. Им оказался знаменосец Либавского полка. Понимая свою обреченность, боец сорвал знамя с древка, свернул его и отдал сестре: «Спаси знамя…»
Она спасла, несмотря на немецкий плен. Этот воинский подвиг согласно статусу удостаивался ордена Святого Георгия, который мог быть пожалован только государем императором. Сорокина была представлена к награде, но… Императору, видимо, было не до наград.
После окончания этой войны страна плавно вошла в революцию и Гражданскую войну. Генриетта похоронила мужа, работала медсестрой, растила дочь. Жила стесненно, как и большинство ее соотечественников. Постоянно ощущала внимание НКВД. Слава богу, все ограничилось вызовами к инспектору для уточнения национального происхождения.
