На этом моем монологе и закончилась тогда беседа в пентагоновском Институте оборонных исследований. Кто знает, может быть, мой монолог совсем не огорчил, а наоборот, обрадовал пентагоновских экспертов, ибо они лишний раз убедились в том, что территориальный спор Советского союза с Японией будет и впредь долгие годы препятствовать сближению двух названных стран, никак не отвечающему национальным интересам США.
В Вашингтоне в Джорджтаунском университете я выступал перед тамошними преподавателями с сообщением на все ту же тему: "Изучение Японии в Советском Союзе". Дискуссия после лекции развернулась, как и в Гавайском университете, по поводу марксистской методологии как теоретической основы работ большинства советских востоковедов, включая и специалистов по Японии. Задававшие мне эти вопросы американские профессора пытались при этом сопровождать их своими комментариями, выдержанными в том духе, что-де марксистская методология навязывается советским экономистам, историкам и политологам принудительно, в то время как американские ученые обществоведы "свободны" в своих взглядах, так же как и в выборе религии. Меня эти реплики вынудили на полемические ответы. В частности, я перешел в контратаку и заявил моим слушателям, что у них в Америке я также обнаружил наличие определенного идеологического давления на всех тех, кто связан с политикой и общественной жизнью. "Вы с осуждением говорите о том, что в Советском Союзе не могут свободно вести научную и политическую деятельность те, кто не исповедует марксизм. Допустим, что это так. А что, в США не наблюдается чего-то подобного, когда речь идет, например, об атеистах-марксистах. Взгляните на список ваших конгрессменов - в этом списке среди сотен депутатов я не нашел ни одного атеиста - все оказываются приверженцы той или иной религии. Так ли это на деле? Увы, не так: есть и в США немало атеистов. Но из бесед с профессорами университетов, в которых мне удалось побывать, выяснилось, например, что стоит только кому-либо из американских политиков назвать себя атеистом, как на его политической карьере придется поставить крест: его заклюют как безбожника и опасного идеологического извращенца и журналисты, и политические конкуренты. Вот и приходится конгрессменам независимо от их личных взглядов причислять себя волей неволей к сторонникам той или иной религии. Так не надо же подходить предвзято к идеологиям других стран: нельзя, как говорится в русской пословице, указывать на пылинку в чужом глазу и не замечать бревна в своем". Примечательно, что подобная пропагандистская контратака, предпринятая мной на лекции в Джорджтауне, не встретила отпора присутствовавших, видимо потому, что они не привыкли к таким полемическим разворотам в своих дискуссиях.
Повстречался я также с рядом американских знатоков Японии в стенах Пенсильванского университета в Филадельфии и в стенах Колумбийского университета в Нью-Йорке. Моими знакомыми в Колумбийском университете стали такие видные американские японоведы как литературовед Дональд Кин, политологи Джеймс Морли и Герберт Пассин. Два последних приглашали меня к себе в гости. Профессор Морли, бывший дипломат, советник посольства США в Токио, с гордостью показывал мне свой дом в штате Нью-Джерси, находящемся рядом с Нью-Йорком за рекой Гудзон. С гордостью, потому что значительную честь этого дома он построил своими руками. С видимым удовольствием водил меня по комнатам своей квартиры в центре Нью-Йорка и профессор Пассин, тот самый, с которым мы встречались еще на конгрессе востоковедов в Индии в 1963-1964 годах. Квартира его находилась на самом верхнем этаже одного из старых нью-йоркских небоскребов, причем большая часть ее комнат была оборудована в японском стиле с татами вместо пола, со стенными шкафами для футонов, с токонома, на которой возле висевшего на стене какэмоно стояли вазы с цветами и т.д. Такой экзотический японский интерьер доставлял, видимо, профессору Пассину особую радость: проживая в центре Нью-Йорка в японских апартаментах, он мог тешить себя иллюзорным ощущением пребывания в милой его сердцу Стране восходящего солнца.
В Колумбийском университете работала в те годы одна из самых крупных групп американских японоведов. Там писали докторские диссертации большое число тех молодых людей, которые в наши дни стали ведущими и наиболее авторитетными американскими специалистами по новейшей истории и внешней политике современной Японии, включая таких видных политологов-японоведов как Джеральд Кёртис и Натаниэль Тейер. В итоге ознакомления с работой ученых японоведов Колумбийского университета я получил еще одно убедительное подтверждение тому, сколь серьезно относились руководители и профессора американских научных центров к целенаправленной подготовке большого числа специалистов - знатоков Японии, способных держать в поле зрения и экономику, и политику, и культуру той страны, которая так быстро превращалась в те годы, с одной стороны, в главного экономического партнера США, а с другой - в их опасного конкурента.
Обращало на себя внимание и другое: удивительная способность американских японоведов, разбросанных мелкими группами по десяткам университетских центров, находящихся в отдаленных концах страны, поддерживать между собой научные контакты и даже регулярно общаться друг с другом на семинарах, симпозиумах и конференциях. А такое общение позволяло им всем постоянно обмениваться информацией, суждениями и прогнозами на будущее, что создавало предпосылки для общего повышения научного уровня их исследований и публикаций.
Стремление к общению ученых-американцев одной профессии, ведущих исследовательскую и преподавательскую работу в разных районах США, имело, разумеется, место не только среди японоведов. Регулярно, обычно раз в год, в США проводились, да и теперь, наверное, проводятся, конференции ведущих востоковедов страны, на которых обсуждались не столько даже научные, сколько организационные, финансовые и прочие вопросы, связанные с условиями и оплатой труда участников этих конференций. Весной 1973 года мне довелось присутствовать на очередном форуме американских знатоков стран Востока. Проходил этот форум в Чикаго, куда меня привез на машине из Филадельфии один из профессоров Пенсильванского университета. Участие в национальной конференции востоковедов США позволило мне пообщаться как с еще незнакомыми мне коллегами-японоведами, так и с теми, кого я уже встречал ранее. Там, в частности, я вновь встретился и вновь беседовал о возможности сотрудничества японоведов США и Советского Союза с одним из самых уважаемых представителей старшего поколения американских японоведов профессором Джоном Холлом, автором ряда книг по истории Японии.
Профессор Холл являл собой идеальный образ ученого. Это был благообразный сухощавый, статный старик с голубыми проницательными глазами мыслителя. По своей манере поведения он очень походил на священнослужителя, но ему не были свойственны ни догматизм, ни религиозный фанатизм. Хотя его взгляды на историю Японии во многом, как выяснилось, расходились с моими, тем не менее в беседах со мной он сохранял безупречный такт и с живейшим вниманием выслушивал то, что заведомо не отвечало его взглядам. Все его высказывания свидетельствовали о больших и глубоких познаниях в области истории и культуры Японии, обретенных не столько по книгам, сколько в итоге длительного проживания в этой стране с самых ранних детских лет, ибо профессор Холл, будучи сыном христианского священника-миссионера, провел детство на Японских островах в среде простых японских обывателей.
Полуторачасовая беседа с Джоном Холлом остается и по сей день почему-то одним из самых светлых воспоминаний о моем пребывании в США.
Свои воспоминая об американских японоведах хочу завершить рассказом о профессоре Телахасского университета Джордже Ленсене - нашем соотечественнике, русском человеке с исконным именем Юрий Александрович Ленсен, родители которого эмигрировали в США после Октябрьской революции. Причиной их эмиграции была боязнь отца Юрия, занимавшего пост советника министра просвещения (а может быть, министра культуры) в правительстве князя Львова, подвергнуться репрессиям большевиков. Оказавшись в Соединенных Штатах, Ленсен-отец - профессор-литературовед - и в старости вплоть до своей кончины в середине 70-х годов продолжал жадно следить за литературной жизнью Советского Союза. Столь же острый интерес к жизни своей исконной Родины проявлял и молодой Юрий Ленсен, избравший своей профессией востоковедную науку и сосредоточивший свое главное внимание на истории российско-японских отношений. В своем доме-особняке в Телахасси (штат Флорида) он познакомил меня с уникальным собранием книг и документов, посвященных русским первооткрывателям Курил и Сахалина, миссии адмирала Е. Путятина, обстоятельствам подписания Симодского трактата 1855 года, русско-японской войне, японской интервенции в Сибири и советско-японским отношениям накануне и в годы второй мировой войны. В своих книгах "Русский бросок в направлении Японии"9 и "Странный нейтралитет"10 он в отличие от многих других американских японоведов опирался не только на японские, но и на русские и советские источники, проявляя объективность и понимание национальных интересов России и Советского Союза. Недоброжелательное отношение ряда американских издательств к его исследованиям побудило Ленсена в начале 70-х годов учредить крохотное независимое издательство с целью публикации как его собственных произведений, так и переводов с русского языка на английский некоторых книг советских авторов.
