Джин наклонилась и ласково погладила собаку по спине.

– Пятый. Или даже шестой. Я уже сбилась со счета.

– Это твоя машина перед домом, с дипломатическими номерами? – Борис снял дубленку, повесил в шкаф. – Может быть, ты представишься и мне. Не только моей собаке. Ведь ты не Зоя, как я понимаю. На машине американский флажок. Миссис Джин Фостер-Роджерс, кажется, так? И ты приехала в Москву с новым американским послом Макфолом?

– Просто Джин Роджерс, – ответила она, неотрывно глядя ему в лицо. – Мы развелись с Майклом еще до того, как мне пришлось перейти границу, и я оказалась в Сирии. Откуда ты узнал? Впрочем, глупый вопрос, я понимаю.

– Я просмотрел список американской делегации, просто по долгу службы, и вдруг обнаружил, что одно лицо мне очень знакомо. Проходи.

Он жестом пригласил ее в комнату, щелкнув выключателем, зажег свет.

– Располагайся. Хочешь что-нибудь выпить? У меня есть неплохое французское вино.

– Не откажусь, – Джин опустилась на мягкий диван, обтянутый белой кожей.

Собака улеглась напротив, рядом с круглым стеклянным столом.

– Сам я предпочитаю виски.

Борис подошел к бару, достал бокалы.

– Значит, полковник Джин Роджерс? – откупоривая бутылку, он иронично взглянул на Джин. – Кадровая разведчица? И здесь ты, конечно, под дипломатическим прикрытием.

– Да, конечно. Иначе я бы не приехала. Но только полковник я по медицинской части и приехала заниматься делами благотворительного фонда своей матери, а также для участия в конгрессе.

– В конгрессе по пластической хирургии?

Он налил темно-бордовое вино в бокал, поднес ей, потом плеснул себе виски из уже открытой бутылки.

– У нас сейчас все помешались на этих подтяжках морщин и силиконе, – усмехнулся он, усаживаясь в кресло напротив. – Неужели ты тоже занимаешься этим?

– Нет, – Джин покачала головой. – У меня проблемы посерьезней. Это радиологический конгресс. Два дня там будет посвящено ядерной медицине. Меня очень интересует этот опыт.

– Ах, так. Понятно, – лицо его стало серьезным. – Правда, не думал, что ты захочешь со мной увидеться. Я так понимаю, мисс Джин Роджерс, полковник медицинского корпуса США, я обязан тебе жизнью? Ты намеренно позвала меня к той женщине в приграничной деревне, чтобы я уехал с базы?

– Да, – она не стала отрицать. – Я знала, что должно произойти, и другого способа у меня не было. Как не было никакой возможности остаться. Я знала, что после обстрела подозрение сразу же падет на меня. К тому же я не сомневалась, что в информации, которую ты получишь обо мне из Москвы, будет четко отмечено, что гражданка Зоя Красовская никогда там не проживала и медицинский институт не заканчивала. Этого было бы достаточно, чтобы Шаукат, быстро сменив милость на гнев, бросил меня в тюрьму, и американскому послу еще пришлось бы потрудиться, чтобы достать меня оттуда.

– Да, в информации, присланной из Москвы, именно так и значилось: никакая Зоя Красовская в Москве на улице Гиляровского никогда не проживала, – подтвердил Борис. – И никаких учебных заведений с медицинским профилем не заканчивала. С такой фамилией упоминались несколько семей, одна из них, еврейского происхождения, в середине семидесятых уехала в Израиль.

– Что ж, твоя служба, как всегда, на высоте, – Джин отпила вино. – Действительно, я взяла фамилию Алекса Красовского, он имеет отношение как раз к тому самому семейству эмигрантов, правда, родился уже в Израиле. Сейчас он служит в израильском спецназе, а тогда возглавлял полицейский участок на Голанах.

– У вас были романтические отношения? – Борис спросил подчеркнуто равнодушно. – С чего вдруг ты взяла его фамилию?

– Были. Когда я вернулась, он хотел уехать со мной в Америку, чтобы поговорить с моим отцом и просить моей руки. Хотя я, конечно, взрослая девочка, – она усмехнулась, – и все могу решать сама, но он так хотел. Я не возражала.

– Не получилось?

– Не получилось, – Джин вздохнула. – Его бывшая жена разбилась на машине на горном серпантине насмерть. Остались двое сыновей. Алекс взял их к себе, они сейчас живут с его родителями. Но уехать из Израиля он пока не может, а я не могу все время находиться в Тель-Авиве. Так что роман пока возможен на расстоянии, а расстояние, как известно, не способствует долгому существованию горячих чувств. К тому же там есть женщина, которая постоянно рядом и готова помочь во всем, пока на дружеских началах, конечно. Маша Залман, его медик с полицейского участка. Я не исключаю, что она вовсе не бескорыстная помощница. Но унижаться до ревности и ссор не хочу. У меня для этого просто нет времени. Ведь я не свободный человек, у меня служба, работа в благотворительных организациях, очень много обязанностей. А ты все так же один?

Она оглядела комнату, и ее взгляд остановился на собаке.

– Впрочем, быть с Рейси – это уже значит не быть одному. Уж кто-кто, а я это хорошо знаю. Собака, конечно, никогда не заменит близкого человека в прямом смысле. Но это совершенно особенный друг, с ним совершенно особенные отношения, даже более чистые и высокие, чем случаются между людьми.

– Да, Рейси заменяет мне семью, – Борис согласился, криво усмехнувшись. – Рейси и отец. Больше у меня никого нет. Рейси напоминает мне Майю.

Он жестом подозвал собаку, она подбежала и положила морду ему на колени.

– Грациозная, молчаливая. Майя была очень молчаливая. В отличие от многих других женщин, у которых рот никогда не закрывается. Я приехал в ту деревню, к Абии, кажется, так звали хозяйку дома, – он поднял голову, взглянув на Джин, она кивнула. – И обнаружил, что меня никто не ждет, а Абия совершенно не в курсе того, что я должен приехать. Она была удивлена и испугана, увидев меня. Правда, долго разбираться у меня не было времени. Буквально через пять минут, как я вышел из машины и поговорил с Абией, мне позвонили и сказали, что на базу совершен налет. Я не сразу сообразил, что это связано с тобой. Сначала думал, что ты где-то задержалась. Но потом обнаружилось, что ты исчезла. Бросила водителя такси на горной дороге и убежала, а с тобой эта девушка, из заведения Мустафы.

– Снежана, – подсказала Джин. – Она сейчас живет в Чикаго. Работает медицинской сестрой в клинике моей мамы, поступила учиться в университет. Захотела быть врачом, когда увидела, как я оказываю помощь Милисе. И это желание у нее не прошло, как ни странно.

– Милису я сразу же забрал у Бушры, как только выяснилось, что ты, вероятно, причастна к бомбардировке и на самом деле вовсе не Зоя Красовская. Кстати, я не стал доводить эту информацию до сведения Шауката, убедил их, что вы обе, ты и Снежана, просто сбежали обратно на Голаны, убедившись, что жизнь в Сирии труднее, чем была у вас прежде с вашими мужьями. Иначе водителю, который вез вас, пришлось бы туго, боюсь, что его расстреляли бы. Да и той женщине, Абии, досталось бы. А уж о раненых повстанцах, которые оставались в резиденции аль-Асадов, и говорить нечего. Махер и его группировка сумели бы настоять на том, чтобы их всех уничтожили. И Бушра ничего не смогла бы для них сделать. Ведь тогда ей пришлось бы признать, что она укрывала у себя и оказывала содействие… израильской шпионке. Бушре и самой пришлось бы бежать из страны после таких открытий.

– Что стало с этими людьми, с ранеными повстанцами? – напряженно спросила Джин. – Я сообщила о них в наше посольство в Дамаске, их должен был забрать Красный Крест. Мама послала в Дамаск наших эмиссаров.

– Они их забрали, – ответил Борис. – Но до того мне пришлось эвакуировать их вместе с Милисой и всех поручить заботам Геннадия Петровича Хомского, это тот врач, которого отец привез с собой из Москвы. Он организовал в резиденции отца полевой госпиталь и ухаживал за ранеными, пока не появились посланцы твоей мамы. Отец сначала был категорически против, но когда увидел, в каком состоянии эти люди, смирился. А Милису я привез в Москву. Она лечилась в Склифосовского, здесь, недалеко, на Большой Сухаревской площади. А сейчас проходит реабилитацию в специализированном центре. Геннадий Петрович все время опекает ее. Как только это станет возможно, он сделает ей пластику в своей клинике, сначала хотя бы на лице, чтобы она не так отчаивалась. Он согласился сделать это бесплатно.