– Сделайте ему компьютерную томографию, – распорядилась Джин. – Надо посмотреть, нет ли внутренних гематом. И пусть с ним поработает психолог. Узнайте, были ли у него прежде такого рода повреждения. Эффект от таких незначительных травм вполне может аккумулироваться, и при самом легком потрясении привести к очень серьезным последствиям, к потере памяти, например, или эпилепсии.

– Мэм, конечности удалены, – сообщил Харрис. – Переливание начали. Давление стабилизируется.

– Сколько сейчас? – Джин повернулась к нему.

– Сто шестнадцать на семьдесят…

– Ну, это уже неплохой показатель, – она слабо улыбнулась. – Продолжайте.

– Состояние раненого удовлетворительное, – доложила Джулия и пошутила, – я шепнула ему, что скоро уезжаю в отпуск, так что не стоит ему умирать, чтобы не портить мне настроение. Похоже, он послушался меня, мэм.

Джин улыбнулась.

– Будем надеяться, что так и будет. Что показал томограф у водителя? – спросила она Робинса. – Есть что-то серьезное?

– Собственно, нет, мэм, – доложил тот. – Взгляните сами, легкая черепно-мозговая травма. Кроме повреждения головы, небольшие разрывы с правой стороны, ничего серьезного. Но он явно подавлен.

– Черепно-мозговые травмы, даже легкие, не так уж и безобидны, – заметила Джин серьезно. – Они часто остаются незамеченными, но позднее проявляются в психологических расстройствах. И это нередкое явление. Практически каждый третий наш военнослужащий, возвращающийся из Афганистана и Ирака, имеет такие повреждения.

– Как вы себя чувствуете?

Джин прошла в соседнее помещение и подошла к больному.

– Я полковник Роджерс, добрый день.

– Здравствуйте, мэм.

Рыжеволосый веснушчатый парень едва заметно улыбнулся, но взгляд его оставался неподвижным, он не смотрел на Джин. Она молчала, чтобы не сбивать его с мыслей.

– У меня все это стоит перед глазами, мэм, – произнес он через минуту. – Нашего пулеметчика, он сидел рядом со мной, разорвало взрывом. Я повернулся, посмотрел и за долю секунды понял, что этого человека уже ничто не сможет спасти. Он мертв. И не просто убит, его не поразила пуля или осколок, в грудь, в плечо, в голову, как часто показывают в фильмах, его просто разорвало на части, и ошметки его тела были разбросаны по кабине. Они были повсюду, мэм, его лицо было просто неузнаваемо. Смотреть на это было страшно, но самое ужасное, мэм, это запах.

Молодой человек поморщился.

– Его кровь забрызгала мне рукав, она была повсюду, даже на стекле кабины, и мы еще несколько часов не могли сменить форму, так что мы пропахли насквозь. О таком не расскажешь родным. Они же не смогут спать спокойно, там, у себя, в Арканзасе, если узнают от меня, что здесь такое происходит. О таких вещах им лучше не знать.

Раненый наконец перевел взгляд на Джин.

– Вы понимаете?

Она кивнула.

– Да, это верно, – полковник Харрис подошел и встал рядом с Джин. – Я тоже часто думаю о своей жене, какие только мысли не лезут ей в голову там, дома, в Нью-Йорке, но я успокаиваю ее всякий раз, когда звоню домой.

– Хотелось бы поскорее вернуться в строй, мэм, – раненый попытался приподняться на локте, но Джин удержала его.

– Нет, нет, лежите, – настойчиво попросила она. – Еще рано вставать.

– Сколько я здесь пробуду? Очень трудно лежать так, когда даже не знаешь, что происходит с товарищами.

– Я думаю, через неделю вы сможете к ним вернуться, – ответила Джин, – а пока необходимо пройти восстановительные процедуры.

– Я буду стараться, мэм, – раненый опять едва заметно улыбнулся и отвел взгляд.

– Я уверена.

Над дверями и в углах палаты замигали красные лампочки, послышалась сирена. Полковник Харрис огорченно развел руками.

– Ну, вот опять. Каждое полнолуние одно и то же. Злобные орки сползают с гор и начинают обстреливать нас ракетами. Все в укрытие! – скомандовал он. – Джулия, немедленно всех в укрытие. Обеспечьте транспортировку раненых.

Он взял Джин под руку.

– Прошу вас, мэм, надо спуститься. Бывает, что они и не промахиваются.

– Жаль, из-за них сегодня не удастся отдохнуть на крыше, – вздохнул Робинс, спускаясь по лестнице первым.

– Отдохнуть на крыше? – удивилась Джин. – Это здесь такое развлечение?

– Они придумали лазать на крышу и с приборами ночного видения осматривать окрестности, – объяснил Харрис. – Когда небо ясное, красиво – просто миллиард звезд на небе. Так они рассказывают, по крайней мере. Сам я не лазал, мэм, как вы понимаете, – он усмехнулся, – уже как-то не по возрасту.

– Если здесь не пытаться отвлечься, мэм, что-то придумать для себя, можно сойти с ума, – откликнулся Робинс. – Прошу вас.

Он открыл перед Джин двери убежища.

– Каждый день одно и то же. Подъем, дежурство, работа, ужин, возвращаешься к себе, читаешь книгу, идешь в спортзал, ложишься спать, а с утра опять подъем. Снова встаешь и идешь работать. А там, на крыше, посмотришь на небо и снова чувствуешь себя мальчишкой, – он по-детски наивно улыбнулся. – Все растворяется в реке времени, перед тобой вечность. Я обязательно, когда выдается свободная минута, так делаю. Только вот эти повстанцы мешают периодически.

Он с досадой махнул рукой.

– И часто здесь такие обстрелы? – спросила Джин.

– Частенько, – ответил Харрис. – Особенно в полнолуние, когда небо чистое и свет луны помогает им. Когда закончится, поднимемся наверх, нужно будет посмотреть, какое оборудование покалечили и кто из людей пострадал, не успев спуститься. Хотя это может выясниться и раньше. Эти парни лупят, не жалея снарядов, целый град обрушивается.

– Сэр, у нас раненый! – в комнату вбежала медсестра Джулия. – Только что доставили сверху. Не успел спуститься.

– Серьезное ранение? – полковник Харрис встал.

– Осколочное в голову и позвоночник, – ответила Джулия. – Афганский служащий из блока питания. Замешкался всего на несколько минут, его настигло на выходе из здания. Он уже в операционной.

– Идемте, мэм, – Харрис решительно направился вслед за Джулией.

Джин и капитан Робинс последовали за ними.

– Мы сразу же начали реанимационные действия, – объяснила Джулия, – он не дышал. Но этого оказалось недостаточно.

– Он захлебывается кровью, сэр, – доложил медбрат. – Мы отсасываем кровь из дыхательных путей. Но она поступает быстрее, чем мы успеваем это делать.

– Надо делать трахеотомию, – Джин подошла к столу, взглянула на раненого. – Подайте скальпель, Джулия.

– Минуту, мэм.

Джулия взглянула на приборы.

– Мэм, у него остановилось сердце.

– Срочно искусственное дыхание и препараты для восстановления работы сердечной мышцы, – приказала Джин. – Если не поможет, готовьтесь к дефибрилляции.

– Мэм, пульс не фиксируется, – доложил Робинс, – реакции на свет нет.

– Подготовьте электрический разряд, – распорядилась Джин. – Быстро. У нас тридцать секунд, не больше. Разряд! Джулия, салфетки сюда, быстрее. Робинс, жмите как можно сильнее. Еще раз.

– Мэм, фибрилляция желудочков устойчива…

– Усильте разряд, введите адреналин и атропин, шевелитесь. Робинс, как пульс?

– Пока нет, мэм.

– Разряд максимальный, сильнее, сильнее. Ну что?

– Слабый пульс прощупывается, мэм. Кажется, он возвращается к жизни.

– Ну, так-то лучше, – Джин вытерла салфеткой капли пота, выступившие на лбу. – Продолжаем реанимационные действия, надо обеспечить доступ кислорода, стабилизировать давление, дыхание и начать обследование, определиться с позвоночником, что там.

– Мэм, еще один раненый, – два медбрата вкатили каталку в операционную. – Афганский военнослужащий.

– Да, просмотр кинофильма сегодня, вероятно, придется отложить, – заметил полковник Харрис. – Становится жарко.

– Робинс, продолжайте. Что здесь? – Джин подошла ко второму раненому.

– Ранение сквозное, – доложил медбрат. – Входное отверстие в правом бицепсе, выходное – в правом бицепсе, потеря крови.