В госпитале я решил половину своего денежного аттестата отправлять домой на имя матери.
К середине октября наша эскадрилья потеряла все самолеты. Более месяца мы томились в ожидании новой техники. В наше казино часто заглядывали француженки. Мы танцевали, пили пиво, флиртовали. У нас к французам не было никаких предубеждений. Нам казалось, и у них к нам. Я подружился с одной из девушек. Маленькая ростом, очень хрупкая, она привлекла меня своими необычайно большими красивыми карими глазами, смуглой бархатистой кожей и богатой копной иссиня-черных вьющихся волос. Она всегда была со вкусом одета. Мне многие пилоты завидовали, называя ее маленьким чертенком. В танце она была горяча и обольстительна. Ее гибкое тело, словно змея, выскальзывало из рук. Звали ее Сара. Так я узнал, евреи могут быть не только врагами, что еврейские женщины – чрезвычайно страстные и преданные любовницы.
Наконец начала поступать новая техника. Прибыли более совершенные самолеты CL3a. Это были небольшие бипланы с двумя рулями высоты, оснащенные мотором «Аргус» мощностью 185 лошадиных сил и развивавшие скорость 165 километров в час. Машина оказалась исключительно маневренной и хорошо вооруженной. На ней стояли два пулемета, один из которых имел устройство синхронизации стрельбы через пропеллер, благодаря чему огонь могли вести и летчик, и наблюдатель. Этот самолет впервые позволял нам, летчикам-разведчикам и корректировщикам артиллерийского огня, вступать в воздушный бой с истребителями противниками.
В первый же вылет мне здорово повезло. Когда мы уже возвращались на базу, над самой линией фронта нас догнали два французских самолета и взяли в коробочку. Французы смеялись и показывали мне руками следовать за ними. Мой напарник, не раздумывая, пулеметным огнем буквально распилил пополам один из самолетов. Затем я прыгнул в штопор, вышел из него, сел на хвост другому и расстрелял его из своего пулемета. Это был мой первый открытый воздушный бой. После посадки сердце мое от счастья выпрыгивало из груди.
Этот удачный осенний день оказался для меня просто счастливым. Вечером командир нашего авиаотряда капитан Эрхард Мильх зачитал приказ о производстве меня в офицеры с присвоением звания лейтенант, а затем в числе других мне вручили Железный крест второго класса. Счастье переполняло меня. В нашем казино мы устроили самую настоящую попойку. А затем всю ночь у меня была Сара.
Берлин. 3 мая 1945 года
Около десяти часов утра из Берлина на имя заместителя председателя Совета Народных Комиссаров и наркома внутренних СССР Л.П. Берия поступила шифрограмма об обнаружении трупов Геббельса и его жены. Берия сразу же позвонил Сталину. Тот не выразил никакой заинтересованности и ответил, что еще ночью ему об этом сообщили маршал Жуков и генерал Абакумов. Берия был взбешен. В тот же день в Берлин с полномочиями координировать работу всех советских спецслужб самолетом был направлен первый заместитель наркома внутренних дел СССР генерал-полковник Серов, еще 22 апреля назначенный заместителем командующего 1-м Белорусским фронтом по дела гражданской администрации в Германии.
А в это время контрразведчики 3-й ударной армии вели работу в сохранившихся помещениях имперской канцелярии. Информации было много. В ночь с 1 на 2 мая в ходе попытки прорыва нескольких групп из фюрербункера, а также в самом бункере были задержаны бригадефюрер СС Вильгельм Монке, отвечавший за оборону правительственного квартала, адъютант генерала Вильгельма Бургдорфа подполковник Вейсс, капитан Карнау, гауптштурмфюрер СС Мансфельд, штурмбаннфюрер СС Поппен, оберштурмфюрер СС Райсер и целый ряд других офицеров охраны Гитлера.
Третьего мая были задержаны вице-адмирал Ганс-Эрих Фосс, ответственный за связь гросс-адмирала Дёница с Гитлером, оберштурмбаннфюрер СС, начальник лазарета рейхсканцелярии Вернер Хаазе и оберштурмбаннфюрер СС, врач лазарета Эрне Гюнтер Шенк, руководитель отдела радиовещания Министерства пропаганды Ганс Фритцше.
Офицеры полковника Грабина в центральной части Берлина захватили адъютанта Гитлера штурмбаннфюрера СС Отто Гюнше и личного камердинера фюрера штурмбаннфюрера СС Хайнца Линге, а также самую молодую секретаршу Гитлера Гертруду Юнге. И, конечно, большим успехом Грабина стало задержание 3 мая в пивной «Шульдхейс» близ вокзала Монхаузералле начальника личной охраны Гитлера группенфюрера СС Ганса Йогана Раттенхубера, раненного в ногу.
Из сведений, полученных в ходе оперативно-розыскных мероприятий и допросов, выяснилось, что около двух часов ночи 2 мая несколько групп высокопоставленных чиновников, генералов вермахта и СС во время отвлекающей контратаки частей СС и шести танков предприняли прорыв из имперской канцелярии. Очевидцы с уверенностью утверждали о гибели в ходе прорыва штандартенфюрера СС Бетца, заместителя личного пилота Гитлера, адъютанта Гитлера и начальника управления личного состава вермахта генерала Бургдорфа, связного рейхсминистра иностранных дел Риббентропа с фюрером бригадефюрера СС Вальтера Хевеля, бригадефюрера Хейгля, заместителя Раттенхубера, оберштурмбаннфюрера СС Шедле, командира личного эскорта Гитлера.
Офицеры-контрразведчики составили, хотя и неполный, список лиц, чья судьба пока была неизвестной. В него вошли рейхсфюрер молодежи Артур Аксман, личный шофер Гитлера оберштурмбаннфюрер СС Эрих Кемпка, группенфюрер СС и шеф гестапо Генрих Мюллер, помощник Геббельса Вернер Науман, заместитель Гитлера по партии рейхсляйтер Мартин Борман, личный пилот фюрера группенфюрер СС Ганс Баур и секретарша Гитлера Герда Кристиан.
Савельев допрашивал механика гаража гауптштурмфюрера CC Шнайдера. Лейтенант Сизова, успевшая к тому времени немного отдохнуть, помыться и переодеться, выглядела весьма привлекательно. И, хотя работы было невпроворот, майора и всех его офицеров охватило приподнятое настроение. Все понимали: победа на пороге. Ни ужасающие развалины Берлина, ни устойчивый запах гари и цементной пыли, ни пугающие мысли о неизвестном будущем, – ничто не могло омрачить душевного состояния возрождения и весны. Савельев с улыбкой наблюдал, как Сизова хлопотала над двумя гильзами от снарядов, наполненных водой. Она с любовью расставляла в них ветви неведомо откуда взявшейся сирени и что-то мурлыкала себе под нос.
Шнайдер, впервые наблюдавший русских офицеров в чистой выглаженной форме, в начищенных до блеска сапогах, в мирной и спокойной обстановке, сам расслабился и попросил у майора разрешения закурить.
– Если мне не изменяет память, 29 апреля позвонили в гараж из секретариата Гитлера и велели весь бензин, имевшийся в гараже, направить в фюрербункер. Вскоре пришли эсесовцы во главе с оберштурмфюрером Райсером и забрали десять двадцатилитровых канистр с бензином. Они же прихватили и все факелы, которые я хранил на случай вывода из строя системы электроснабжения.
– Вы знали, для чего все это предназначалось? – спросил Савельев.
– Я узнал только на следующий день. В гараж забежал мой шеф и личный водитель фюрера Эрих Кемпка. Он что-то лихорадочно искал. В большой кожаный рюкзак сложил хранившиеся у нас гранаты, запасные магазины для автомата, что-то еще. Потом сказал мне, что фюрер и его супруга покончили с собой, а их трупы сожжены. Больше я Кемпка не видел. Похоже, он с другими бонзами удрал в тот же день.
Зазвонил телефон. Савельева вызывал старший лейтенант Заверьянов, офицер его группы, внизу, в бункере, разбиравший с переводчиками захваченные документы.
– Товарищ майор, – голос его звенел, – у нас тут такое! Прошу вас, спускайтесь скорее. Мы детей мертвых нашли.
– Сейчас буду. – Майор отдал приказ находившемуся в помещении офицеру: – Немедленно возьмите с собой задержанных немецких медиков и нашего врача. Все бегом вниз.
В квадратной комнате фюрербункера, входившей в апартаменты рейхсминистра пропаганды и его жены, в кроватках лежали шестеро детей, укрытых байковыми солдатскими одеялами. Пять девочек и мальчик. Они казались живыми, просто спящими. Только странный густой румянец покрывал их лица.
