Но, конечно же, они встретились. Правда, «все пять дней проклятый муж не отставал от нас ни на секунду. Он переходил от юбки жены к моему жилету», – писал впоследствии Бальзак своей сестре. Не обошлось и без вмешательства Анриетты: богобоязненная девица нарочно разъединяла влюбленных. И все-таки, несмотря на столь значимые препятствия, Ганская приняла страстные признания Бальзака в любви и даже позволила ему в тени раскидистого дуба поцеловать себя.

Пять дней пролетели быстро и незаметно, и Бальзак снова возвратился в Париж, чтобы отдаться работе. Правда, на этот раз разлука оказалась недолгой. Всего через три месяца, 23 декабря, он появился в Женеве в отеле «Дель Арк», где нашел привет от Ганской: драгоценный перстень, в который была запаяна прядь изумительно черных волос.

Здесь Оноре провел уже целых сорок четыре дня. В каждый из них он, как обычно, с полуночи до полудня проводил за работой, а по вечерам пытался сломить сопротивление женщины, которая не хотела ему отдаться. Наконец, удача смилостивилась над Бальзаком: после месяца упорного сопротивления Ганская все же нарушает супружескую верность.

А потом они опять не видятся целых восемь лет. Только письма, которыми они регулярно обмениваются, не позволяют окончательно потухнуть их отношениям. Хотя, безусловно, со временем они тускнеют. К тому же у Бальзака в эти годы появляются новые увлечения, о которых украинские и русские доброжелатели постоянно информируют Ганскую…

Но вот утром 5 января 1842 года ему подают письмо с черной печатью. В этом послании доводится до его сведения, что 10 ноября 1841 года господин Ганский скончался. Этот листок бумаги опять становится для писателя новой надеждой.

Он снова начал забрасывать Эвелину письмами, в которых просил разрешения приехать к ней в Верховню. Однако в письме от 21 февраля получил четкое «нет». Зато чуть позже она дала согласие встретиться в Петербурге. И 29 июля 1843 года, после тяжелого морского путешествия, писатель ступил на землю столицы Российской империи.

Как проходила эта встреча, сказать трудно: ведь они не виделись почти восемь лет. Но то, что размолвки между ними не произошло, а, наоборот, их связь окрепла, видно из последующих событий. Хоть и через целых полтора года, но госпожа Ганская снова пожелала увидеться с писателем и весной 1845 года пригласила его в Дрезден. Моментально в ящик стола были заброшены рукописи, и в мае он уже рядом с Эвелиной.

Но пребывание в Германии не ограничилось одним Дрезденом. Они посетили также Каннштадт, Карлсруэ, Страсбург. Бальзак и Ганская инкогнито даже побывали в Париже. В конце лета они наведались в Фонтенбло, Орлеан и Бурж. Бальзак даже показал свою родину – Тур. Оттуда они через Роттердам, Гаагу, Антверпен добрались до Брюсселя, откуда Бальзак вернулся в Париж. Но расставание было недолгим. Уже в сентябре он снова появился в Баден-Бадене и провел с семейством Ганской еще две недели. В этот раз они посетили Лион, Авиньон, Марсель, а также побывали в Неаполе.

Теперь Бальзак мог видеться с Ганской настолько часто, насколько ему позволяли время и денежные средства: он словно спешил наверстать упущенное. Однако, несмотря на частую близость, согласия на брак он все еще не получил: госпожа Ганская постоянно находила разного рода отговорки. Она продолжала раздумывать даже после того, как забеременела. Ребенок у нее родился мертвым.

Переломным становится 1847 год. Наконец, в сентябре, Эвелина пригласила Бальзака посетить ее имение Верховню, расположенное недалеко от Бердичева. Здесь он провел почти пять месяцев и не переставал восхищаться ослепительной роскошью и богатством, которые окружали его в особняке Ганской. Однако в середине февраля 1848 года обстоятельства вынудили Бальзака опять вернуться в Париж.

Но в октябре он опять прибыл в Верховню. Но в этот раз путешествие принесло Бальзаку одни только огорчения. Во-первых, он заболел: у него бронхит. Да и сердце в прескверном состоянии. Во-вторых, между ним и Ганской все чаще стали возникать размолвки, в основном по поводу расточительности писателя. Все эти удары судьбы все больше ухудшили его физическое состояние.

Неизвестно, как относился к своему состоянию сам Бальзак, чувствовал ли он, что дни его сочтены, но врачи точно знали, что он обречен. Не исключено, что свое мнение они высказали и госпоже Ганской. И тогда расчетливая женщина поняла, что ее замужество будет недолгим и в течение этого времени Бальзак вряд ли сможет слишком много промотать. Поэтому, скорее всего, она и решилась исполнить последнее, самое заветное желание человека, который столько лет добивался ее руки. Тем более что этот акт позволял ей связать свою жизнь с величайшим из писателей и тем самым обеспечивал ей почти такое же бессмертие.

И вот 14 марта 1850 года в костеле Святой Варвары в украинском городе Бердичеве состоялось венчание. Приглашенных не было. В качестве свидетелей присутствовали только родственники ксендза, проводившего церемонию, и граф Мнишек – зять Ганской.

Но счастье длилось недолго. Уже 18 августа, даже меньше чем через полгода, в 11 часов 30 минут вечера Бальзака не стало. В последние минуты жизни писателя при нем находилась только его мать. А жена в это время спала в соседней комнате.

Личная жизнь великого итальянского композитора Джузеппе Верди полна трагедий. И преследовать они начали его спустя недолгое время после того, как в мае 1836 года 23-летний Верди женился на Маргарите Барецци – дочери своего попечителя. В марте 1837 года у них родилась дочь Верджиния. В июле 1838 года он опять стал отцом: на свет появился сын Ичилио. А спустя всего несколько дней судьба наносит Верди первый болезненный удар: в молодой семье внезапно умирает дочь Верджиния.

Через год очередная беда: в начале октября заболел маленький Ичилио, но врачи не смогли разобраться, что за недуг свалился на малыша, и через три недели, 22 октября 1839 года, мальчик умер.

Все это походило на проклятие судьбы. Маргарита находилась в полном отчаянии. Она была буквально раздавлена свалившимся на нее горем. Тенью бродила по комнатам, ничего не ела, только и делала, что плакала. Верди тоже замкнулся в себе.

Однако злой рок продолжал витать над Верди. Маргарита после смерти сына так и не пришла в себя. Она выглядит совсем больной. В начале июня она уже не встает с постели: у нее высокая температура, она бредит. Врач ставит диагноз: энцефалит. И 18 июня 1840 года, вскоре после полудня, Маргарита уходит навсегда.

Верди тяжело переносит трагедию. Смерть жены отозвалась в душе композитора пустотой и безразличием. Его дни ничем не заполнены – ни делами, ни мыслями. Это – мрачные, глухие дни. Однако, находясь даже в таком состоянии, композитор тем не менее вынужден выполнять обязательства. И он в состоянии полной отрешенности, без малейшего желания начинает работать и кое-как заканчивает оперу «Король на час». Естественно, в таком состоянии создать шедевр трудно. Опера, поставленная 5 сентября 1840 года в театре «Ла Скала», терпит фиаско. Оскорбительные выкрики, свист, презрительный хохот – так публика оценила очередное творение Верди…

Казалось бы, такая череда бед может сломать любого человека. И Верди тоже едва выстоял. Он погрузился в состояние полной апатии, какого-то странного недомогания, бесконечной печали и горя. Он с трудом переживает однообразные, похожие друг на друга дни. Кое-как коротает вечера. Питается как придется. Нередко ест только раз в день, ровно в шесть часов вечера. Войдет в харчевню, сядет в углу за столик и сидит, уставившись в белую скатерть, порой за вечер ни с кем не обмолвившись ни словом. Затем торопливо расправляется с едой, накидывает плащ и уходит домой.

Начинаются холода, выпадает первый снег. В комнате зябко, дров для печки он покупает мало. Когда стужа становится невыносимой, он кутается в свой длинный черный плащ, выходит на улицу и долго бродит в полном одиночестве по городу.

Однажды, когда Верди в очередной раз брел по знакомым улицам, композитор случайно встретился с импресарио Бартоломео Мерелли, который буквально всучил ему либретто оперы «Набукко». «Я вернулся домой, – расскажет спустя много лет Верди, – и со злостью швырнул рукопись на стол. Падая, тетрадь раскрылась. Я невольно взглянул на лежавшую передо мной страницу и прочитал: “Лети же, мысль, на крыльях золотых…” Я прочел стихи дальше, и они глубоко взволновали меня. Это был к тому же почти парафраз из Библии, которую я всегда любил читать. Я пробежал одну строфу, другую. Но, все еще твердый в своем намерении вообще не писать больше музыки, сделал над собой усилие, закрыл тетрадь и лег спать. Только где там… “Набукко” сверлил мне мозг, сон не приходил. Я поднялся, прочел либретто не один, не два, не три раза, а много раз, так что к утру, можно сказать, уже знал сочинение наизусть. (…) День – строфа, день – другая, так постепенно опера и была написана»…