Спал Ярослав крепко. Свалившиеся в гости Тилар и Максим ему ни капельки не мешали. На тычки пальцем в спину он не реагировал. Когда Максим его потряс, пробормотал что-то о превращении в черного лебедя и всхрапнул.
— Ты неправильно его будишь, — сказал Тилар, невозмутимо сидящий на чужой постели.
— Разбуди правильно, — не стал спорить Максим и с готовностью отодвинулся в сторону.
Тилар кивнул, а потом, закрыв ладонью рот Ярослава, зажал двумя пальцами нос.
Жить не дыша создатели миров, видимо, не умели. Или им так жить было некомфортно. Потому что Ярослав заворочался и открыл глаза.
— Так, — сказал он хрипло и задумчиво, когда Тилар его отпустил. — Ты уже экскурсии начал водить.
Максим пожал плечами и нагло заявил:
— Есть важный разговор.
Ярослав только хмыкнул.
А потом они пили растворимый кофе и пытались объяснить хозяину мира, зачем приперлись.
Максим долго и нудно доказывал, что не сможет изменить мир так, чтобы его спасти, и требовал, чтобы этим занялся Ярослав. Он создатель, у него наверняка получится.
Создатель хмыкал в чашку, чесал затылок и признавался, что он пока создатель аховый, потому что недоучка. И учиться ему еще долго и нудно, вряд ли он успеет выучиться за пять лет. Вот если нужны фиолетовые коровы или разумные божьи коровки, это он с радостью. Разные нелепости у него получаются сами, зато наилучшим образом. А вот чтобы оживить мертвые ветви, нужно уметь что-то совсем иное. И Ярослав этого пока не умеет. А его учитель не помнит, потому что не нашел часть себя, в которую впихнул эти знания.
От частей неведомого учителя Максим отмахнулся и решил натравить создателя на струну. Наябедничал, что этот нехороший человек ходил к беременной маме с какими-то знаниями, из-за чего он, Максим, появился на свет не пойми каким полукровкой.
Ярослав заинтересовался и спросил, зачем Тилар навещал беременную женщину? И тон при этом у него был странный. Таким тоном говорят с детьми. Ну или с людьми, у которых большое отставание в развитии.
Тилар, то ли не заметив тона, то ли решив его игнорировать, спокойно объяснил, что хотел, чтобы родился дракон. А так как Марика была именно драконом, то кому их рожать, как не ей?
На этом месте Ярослав натурально заржал. И смеялся очень долго, схватившись за живот и наклонившись вперед.
Гости удивленно на него таращились.
— Расскажу кому-нибудь, не поверят, — заявил Ярослав, отсмеявшись. — Какое незамутненное сознание, какая изобретательность. А все из-за отсутствия знаний и принятого за действительное желаемого. Тилар, драконы так не рождаются. Если бы они так рождались, никаких бы проблем не было. Придумал какую-то ересь, уговорил дракониху превратиться в человечку и забеременеть, а потом посидел рядом, погладил живот, подумал о своей ереси и ву-а-ля — драконенок готов, пускай и полукровка. Собственно, полукровка как раз родится. Вот только от дракона у него будут какие-то особенности дара, не больше. Понимаешь ли, дракон — это знание. Чтобы дракон появился на свет, знание должно достигнуть той критической точки, после пересечения которой оно должно из разряда предположений перейти в разряд истины. И кто-то должен это знание в нужном направлении подтолкнуть. Убедить в его истинности других людей, заставить их заинтересоваться. И тут уже особой роли не играет, что это за знание. Будь то какая-то ерунда вроде доказанной теории о том, что у мужчин, которым изменяют жены, не растут рога только из-за нехватки в организме кальция, или что-то способное поставить мир с ног на голову — все равно родится дракон. И тогда реально начнут расти рога после приема определенной дозы кальция. Или то, что раньше считалось головой мира, станет его ногами. Понимаете? От существенности знания зависит только количество появившихся на свет драконов. А родиться они могут где угодно. То, что Максим родился у своей мамы всего лишь совпадение. Вот такой он невезучий.
— Почему это невезучий? — спросил Максим.
— Потому что теперь тебе придется менять свой мир.
— Почему именно я?!
— Потому что этот вот добрый человек принес в мир знание о том, что драконы-полукровки могут оживлять мертвые ветви. Понимаешь? Причем драконы-полукровки специально для этого рожденные.
— Понимаю, — печально сказал Максим и врезал теткиному мужу по его наглой морде.
Тилар потрогал челюсть, но отвечать не стал. Максим от него отвернулся, немного подумал и задал еще один вопрос:
— И у меня получится?
— Не факт, — сказал Ярослав. — Этот добрый человек заложил семидесятипроцентную вероятность. Заложил бы стопроцентную, точно бы получилось. А так, тридцать процентов против тебя.
— Придурок, — оценил Максим дядину предусмотрительность. Это он, наверное, чтобы скучно не было. — Что мне делать, чтобы получилось?
— Не знаю, — сказал Ярослав. — У меня получается, когда я очень ярко ощущаю то, чего еще нет. Запахи чувствую, звуки слышу, ветерок ощущаю и вообще. Это все сила воображения. Такое у меня получается когда я разозлюсь, расстроюсь или напьюсь. Правда, в третьем случае гораздо реже. А когда мне хорошо, создавать не выходит. Учитель говорит, что это неправильно, но пока мы с этим ничего сделать не можем.
— Твою ж маму… — оценил перспективы Максим.
Лучше бы ничего не знал. Спал бы крепче.
В мир сати Максим и Тилар возвращались в молчании. Парень обдумывал свою незавидную участь. Мужчина тоже о чем-то размышлял. Вернуться он согласился куда угодно и ни капельки не огорчился, когда оказался посреди огромной лужи за школой Коярена. Задерживаться он там, правда, не собирался, но парень успел поймать его за плечо и страшно прошептать в ухо:
— Только попробуй подойти к моей жене. Изменю мир так, что ты будешь жить в нем вечно и вечно же мучиться от боли во всех местах. И обезболивающее тебе не поможет. И лекари.
Тилар кивнул и все-таки исчез.
Хотели как лучше…
— Давайте с вами договоримся, — сказал Максим.
Тилар посмотрел с наигранным любопытством и кивнул.
Сидели они в той же беседке, в которой Максим совсем недавно нашел похищенную жену. Снаружи шел мелкий противный дождь. И озеро шуршало. И казалось, что над ним плывет туман, в глубине которого скрывается рой насекомых. Наверняка опасных насекомых.
Умные утки куда-то попрятались.
А неумные люди сидели в беседке, старательно пили чай и время от времени ежились из-за порывов мокрого ветра.
— Так вот, — сказал Максим, переждав очередной порыв и усилием воли заставив зубы не выбивать дробь. — Давайте с вами договоримся, что вы терпеливо подождете пять лет. Это большой срок, на самом деле. Может, к тому времени Ярик станет настоящим создателем и всех спасет. Или кто-то придумает что-то со стопроцентной гарантией успеха. У меня вон брат тот еще изобретатель… В общем, пять лет. И если ничего не изменится, я в полном вашем распоряжении.
Тилар опять кивнул.
А Максиму захотелось взять где-то дрын побольше и съездить дяде по физиономии. Ага, именно дрыном, потому что кулака для него маловато будет.
Вряд ли после этого что-то бы изменилось в лучшую сторону, но Максим хотя бы душу отвел. Слишком уж ярко он чувствовал, что его не воспринимают всерьез. Точнее, не так. Всерьез, может, его и воспринимают, но считаться все равно не собираются. И что бы он не говорил, какие доказательства бы не приводил, если понадобится, на все его просьбы и заключенные с ним договоры попросту наплюют.
Неприятно такое чувствовать.
— Ижен, мы его нашли!
Ризма светилась от счастья и чуть ли нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Ей хотелось схватить бывшего подчиненного за руку и потащить его туда, где нашелся беглый муж его сестры. Немедленно потащить, пока этот муж опять не сбежал. Такое вот иррациональное желание. Понятно ведь, что от скорости в этой ситуации почти ничего не зависит. Тилара нашли, окружили барьерной границей, и теперь он либо сбежит, да хоть и в самый последний момент, либо не сможет прорваться.