- А у меня был выбор? У тебя же остались мои вещи. Такие доказательства называются неоспоримыми.

- Саша, да посмотри же ты на меня! – Теряя терпение, он приподнял меня за плечи, заставляя встать на носки, но я так и не разжала век.

Решила: больше не поведусь. Ничем хорошим потакание слабостям не заканчивается. От сладостей тяжелеет тело. От алкоголя улетучивается разум. От недосыпа ссыхаются мозги. А если нырнуть в карие глаза, можно навсегда распрощаться со спокойной жизнью. Хватит с меня и одного раза.

- Я пойду, ладно? – спокойно спросила я. – У меня автобус скоро.

- Что за ерунда, я довезу тебя до дома.

- Отпусти меня, пожалуйста. Ты делаешь больно.

Чуть раньше я сказала ему, что достаточно взрослая, чтобы совершать ошибки и не жалеть о них. Он поверил, и мне хорошо бы взять с него пример. Надеюсь, дорога длиной в два с лишним часа хоть на чуть-чуть приблизит меня к этой цели.

Стас безропотно остался где-то позади, и я зябко поежилась, садясь поближе к печке. Внутри не трепыхалось, не стучало и не сжималось, и это только усиливало ощущение правильности, пока за одним из поворотов на поверхность вдруг не вынырнуло самое короткое и неожиданное воспоминание из всех. Словно у того, что я топила обеими руками, заканчивался последний кислород.

На груди у Стаса – там, где сердце, – среди десятков других рисунков тоже цвела магнолия. Перед тем, как уснуть, я поцеловала ее, чтобы сохранить на губах вкус нежности и распускающейся под кожей весны.

12.

Я будто прошла пешком длинный путь, к концу которого на моих пятках не осталось живого места. Мама все поняла, только завидев меня на пороге, бледную и высохшую. Всплеснула руками, вскакивая из-за стола, обняла, а я застыла, прижавшись к знакомой с детства щеке.

- Что случилось, Сань? – спросила она негромко, запуская пальцы мне в волосы и укладывая их на затылке, как теплый компресс. – Что-то в университете?

- Я не справилась, мама, – шепнула так, чтобы слышала только она, и слезы, ждавшие настолько долго, что превратились в крупинки, осыпались на воротник ее платья. – Я не справилась…

Папа порывался поговорить со мной по душам. Это значило, что однажды он постучит в мою комнату, заглянет и спросит строгим голосом:

- Ты не занята? – когда я буду лежать, накрыв голову подушкой, или сяду крутить фигурки, отрывая по одному листы из конспектов.

Мне не хотелось, чтобы он волновался еще сильнее, тем более что в разговорах отцов с дочками никогда не был силен, поэтому я держала под рукой один из учебников, чтобы прикрывать им круги под глазами или просто делала вид, что задремала. Он не будет чувствовать себя неловко, а я не буду врать: да, папочка, я в порядке. Но он только кряхтел, проходя мимо двери, так ни разу и не решившись дотронуться до нее.

- Ничего, – говорила мама первое время. – Отдохнешь немного и будешь снова готовиться. Многие уходят в академ – кто вообще может выдержать эту гонку без ущерба для здоровья? Моей Саше нужна передышка.

Она сообщала это за столом, соседкам на улице, на рынке, куда ходила за овощами. Но за глаза прибавляла:

- Все время плачет – что-то случилось.

А что – я не рассказала бы, даже если бы от меня вздумали отрезать по кусочку.

Мне действительно нужна была передышка, но не для того, чтобы поправить здоровье регулярной кормежкой или сном с одиннадцати до восьми. Я хотела хорошенько поразмыслить, что осталось со мной после того, как пришлось отступить назад.

Думать нужно в тишине, поэтому я поменяла сим-карту, даже не распечатав сообщения с неизвестного номера, уведомления о которых провисели несколько дней, мозоля глаза. Новый телефон я никому не давала, поэтому и позвонить мне никто не мог. Это к лучшему, говорила я себе, глядя на выключенный экран. Если никто не будет трогать весы, рано или поздно их внутренний баланс нарушится и сам покажет, куда клонится та или иная чаша. Это было не похоже на торопливую, считающую себя правой Сашу. Но так отвечало душевному оцепенению, поселившемуся с того момента, как я вышла из автобуса недалеко от дома после очень долгого отсутствия.

Брат считал, что я спятила, и не стеснялся завалиться под бок, укладывая ноги поверх моих:

- Ты плохо кончишь, если не будешь болтать, как раньше, – тыкал он больно локтем. – Расскажи своему любимому братику, что с тобой произошло, и я побью любого, кто тебя обидел.

Он заставлял меня слушать этот бред каждый вечер в течение недели, и я сдалась, решившись попросить о помощи.

- Забрать твои вещи из квартиры? Только и всего? – Он думал, что я расскажу ему слезную любовную историю, в которой они всем семейством меня подозревали, и решил, что я просто издеваюсь. – Там есть хоть один скелет?

- Я заплачу тебе хорошие деньги, – добавила я. – На моей карточке все еще лежит зарплата с последней подработки.

И он поехал на следующий же день, потому что на его карточке не водилось ничего, кроме зазубрин. Я как раз заканчивала с конспектом по статистике, когда он добрался до квартиры и обнаружил, что ключ не понадобится. Честно говоря, я подозревала, что мои вещи уже растащили любители прихватить все, что плохо лежит, но судя по тому, какой ор стоял в трубке пару минут, никто не позарился на грязные тряпки:

- Ты будешь должна мне в три раза больше, потому что такого свинарника не было даже в моей комнате, когда я две недели безвылазно играл в Overwatch!!! Ты бродячих собак тут разводила?!!

- Можешь выбросить все, что сочтешь нужным, – сказала я. – Но, пожалуйста, не трогай ноутбук. Вдруг его все еще можно восстановить.

- Ты грязная свинья!!! Почему ты не сказала, что мне понадобится кислородная маска?!! Я тебя ненавижу!!!

Сквозь его крик послышался другой голос, значительно ниже и грубее, и под ребрами невольно кольнуло. Вот ведь дура, Стас все еще жил за стенкой и не мог не заметить, что в квартире, где уже больше недели никто не появлялся, кто-то шумит. Я услышала, как он что-то сказал брату, и трусливо сбросила вызов. Брат не позволил бы ему взять телефон – когда нужно, он вел себя по-хамски, как маленький злобный щенок, но в Стасе я не была уверена. И еще больше не была уверена в себе. Это тоже удивляло. Как сотни журавликов или лягушек под кроватью с формулами на бумажных спинах. Как улица за окном, на которую я ни разу не вышла, как приехала…

- Что у тебя с тем парнем? – устроил мне вечером допрос слегка притихший брат. – Не делай вид, будто не понимаешь, о ком я.

- О ком ты? – тускло спросила я, осваивая новую фигурку – медленную, как мое настоящее, черепаху.

- Он в лице изменился, когда я сказал, кем тебе прихожусь. Это из-за него ты свалила?

- Не говори ерунды. Я провалила важный групповой проект и подставила одногруппников – после такого не остаются.