— Татьяна, какая капельница..? — полуобнаженный мужчина с перебинтованным и окровавленным плечом показал совершенно чистые руки без уколов. — Местный наркоз в плечо и все на том.

— Но… но… Но вас сюда везли с капельницей. — Я попыталась противиться той определенности, с какой поняла — добивать будут обоих, ну и гравитации заодно, с трудом поддерживаю шатающегося бизнесмена.

И тут он выдал гениальную фразу, от которой у мены вновь мороз на затылке образовался: — Зачем физраствор тратить на труп?

— А мне только валидол дали, — обиделась я. И возмущенно оглянулась на двери. — Вот свиньи! Послушайте, так ваш начальник охраны обещал ребят прислать.

— Каких ребят? Кто именно?

— Ребят я еще не видела, но начальник у вас тот еще удав. Около сорока лет, высокий худой, одет в серое, глаза голубые…волосы короткие светлые.

— У меня Зураби работает. Если ребята сие секунду и явятся то не за мной, а за моей головой. Это я вам обещаю.

Да, уж вариант, что такое говорящее имя — Заруби носит мужчина славянской внешности отпадает. И почему я по голосу в телефонном разговоре не поняла что охрана господина Амилахвари тех же кровей?

— Но я вас не дотяну до лифта…

— Вот теперь правильно мыслите. — Он как истинный грузин прищурился и предложил, — э дэвушка, давайте сюда кресло-каталку из палаты напротив.

Ну, вот его сюда везли якобы в отключке, а он о побеге все это время думал. И даже электрическое кресло нашел.

Ранее обворовывать на средство передвижения малоподвижных людей мне не приходилось, совесть грызла неимоверно. Поэтому перед дедулей, чья не менее богатая палата, была до верху забита медицинской аппаратурой, а сам он завешен странными трубочками, извинилась раз пять или пятнадцать, пока меня не оборвали.

— Таня!

— Не рычите. — Я вытащила кресло в пустынный коридор. Обернувшись к пожилому хозяину палаты, указала на Бадри и тихо добавила. — Он все возместит.

Затем заглянула в палату бизнесмена, с радостью отметив, что со спутником мне повезло. Он натолкал под одеяло подушек и протянул туда же трубочку от капельницы. А еще под койкой оставил носки и туфли.

— Что возмещу? — бизнесмен, рухнувший в кресло со стоном, зло покосился на меня, и взялся за пульт управления инвалидным креслом.

— Это… — на ходу я укрыла босые ноги мужчины покрывалом, и на его голую грудь с окровавленным бинтом натянула то ли скатерть, то ли простынь, в общем, неизвестно что, но с резким запахом медикаментов.

— Фу…бл… воняет!

— Терпите. Лифт направо.

— Там грузовой.

— А мы в пассажирский не поместимся, — отрезала я. В те несколько мгновений, когда створки лифта за нами закрывались, помимо горящей лампочки подъемника напротив, подтверждающей, что поднимаются именно на этот этаж, я услышала чьи-то тяжелые шаги на лестнице и чьи-то торопливые в коридоре. И вот тут с опозданием вспомнила, что до сих пор была не одна, попытка остановить съезжающиеся двери провалилась:

— Ох, ты ж… Женька!

— Стой! — восточный мужчина рванул меня на себя с такой силой, что я оказалась у него на руках.

— Там Женька… он наш фотограф!

— Его не тронут. — Удерживая меня, произнес бледный Амилахвари с бисеринками пота на подбородке и лбу. — Он ничего не увидит, он ничего не знает, его не тронут.

— А если..?

— Позвони ему. Попроси спуститься вниз, или скажи что ушла.

— Хорошо. — Я чуть не прослезилась, от резкого запаха простыни, что сама на него натянула. Я восхитилась выдержкой этого человека, сжалилась и платком из сумочки стерла капельки с его лица. И в этот момент лифт остановился, и его двери бесшумно открылись.

— Вы в своем уме? — медбрат, возникший на пороге, зло на нас прищурился. За его спиной толпились: несколько докторов, медсестры и носилки на колесиках с неизвестным пострадавшим.

— А в чем дело? — бизнесмен восточных племен, нажал на пульт и выехал за пределы лифта, так словно восседает он на белом коне с волоокой красавицей на руках. — Спустились разок и все на том.

— Спустили они… — медбрат сказал, как выплюнул, но более на нас никто внимания не обратил, лифт тут же занял персонал клиники и несчастный на носилках.

— Куда теперь поинтересовался улыбчивый грузин.

И вот тут в светлом коридоре клиники я натолкнулась на удивленный взгляд нашего молодого фотографа, который направлялся к лестнице.

— Татьяна? Что это такое оставил на мину… и вы здесь? — живой и невредимый Женька остановился возле нас.

— Ага, — я соскочила с гостеприимных колен Бадри, — как водитель?

— Только что увезли из операционной, вы разминулись. — Парень улыбаясь, кивнул на лифт.

— Значит жив. Евгений ваша машина где? — пресек все разговоры бизнесмен и направил кресло в сторону служебного выхода.

— На автостоянке. — Ответил он и озадаченно обернулся ко мне, — а где моя аппаратура?

И вот стою я и не могу вспомнить, где и при каких обстоятельствах видела его аппаратуру, память спряталась за железным занавесом и выбросила ключ. Я вообще не помню, чтобы видела его сумку с фото-инвентарем, не помню…

— А ты был с аппаратурой?

— Она наверху. Напротив палаты на синих пластмассовых стульях. — Обернулся Бадри. — Татьяна ключи у него от машины возьмите.

— Жень я… — и ведь стыдно, что не доглядела, просто ужас как стыдно. А он лишь языком прищелкнул и с горькой усмешкой точь-в-точь как у его отца, взбежал по лестнице наверх.

— Жень!

— Да уймитесь вы, сейчас он вернется, — с этими словами бизнесмен направил кресло прочь из здания. Я, почти рыча, иду сзади. — Не пристрелят его, быть может, успеет сделать пару кадров, как разозленные наемники крушат палату. Или как свидетелей допрашивают.

Перед глазами тут же всплыл образ старичка увешенного трубочками, а следом картинка, что пожилого человека какая-то образина держит за грудки требуя ответа. А затем новый образ коснулся моих мыслей

— Или как палату крушат, или как пуля летит в сторону Женьки… — с этими словами я замерла на месте. И вдруг женский визг раздался на верхнем этаже клиники, на улице он был слышен исключительно из-за открытых окон в коридоре.

— Итак, отсутствие трупа обнаружено, а ваш парень еще не поднялся. — Подвел итог Амилахвари.

— Что значит отсутствие трупа?! Наверху кричали!

— Только вы не кричите. — Пришикнул Бадри. — Там увидели пистолет, или же как кто-то из подосланных ребят разряжает обойму в подушки и одеяло. — Отмахнулся он. — Сейчас важно не это. Покажите где автомобиль Евгения.

Я нажала на разблокировку, но ни одна из машин на стоянке клиники нам не подмигнула.

— Что за черт!

— Вон там, на улице, — сориентировался он, заметив вспышку фар. — Рыжий Peogeot.

— Точно…

— Татьяна, не отставайте! — скомандовал он, устремляясь в сторону выезда за территорию медицинского учреждения.

И все бы ничего, но стоило нам отойти от ворот на 10 метров, как на кресле глохнет мотор. А через те двери, из которых мы вышли пять минут назад, выскочило трое бравых удальцов, те самые, что у моего респондента никогда не работали и работать не будут. И то, что они замерли напротив автостоянки клиники, наводит на определенные мысли. Во-первых: скрыться с места преступления они не спешат, во-вторых: все еще ищут раненого и отсюда вытекает, в-третьих: никакое сопротивление нам не поможет.

— Встать сможете?

— Не успеем и шага сделать… — произнес мужчина, доставая нож. — У вас баллончик есть газовый?

— Нету… — пытаясь сдвинуть с места кресло, чуть ли там же не отдала Богу душу.

— Знал, что так и будет… — сквозь зубы выдохнул бизнесмен в тяжелом весе.

Я оглянулась в поисках выхода.

Итак, в непосредственной близости оказался мусорный бак, источающий ароматы, нестриженные газоны со стороны дороги, плюс мы были в тени ближайших деревьев. Я скептически взглянула на изможденного Бадри с темными кругами у глаз, на свою рубашку без пары пуговиц, все-таки мои нервы лечить нужно. И вдруг поняла, что у меня есть идея и не просто идея, а почти спасение. Рубашку я сорвала с плеч, оставшись в майке на бретельках, и быстро завязала на его голове тюрбан.